— Ты сел на мою задницу, — глухо замечаю. Вес Драко придавил мои бедра прямо в кровать.
— Серьёзно? — притворно удивился голос, а руки Малфоя тем временем пробрались под мою одежду. Пальцы сразу же прошлись по спине, наверняка оставляя белые полосы после таких вовсе нехитрых махинаций, — я бы размял тебе спинку, — заметил задумчиво Драко, немного съезжая бедрами вниз.
— Ты чего упёрся своим членом мне в задницу? — приподнимаюсь, однако развернутся нормально не могу: ноги придавлены к кровати, а руки Малфоя всё ещё находятся на спине, сдерживая, — Драко, я же болею.
— Ага, значит бегать за Роном, пытаясь дать тому пендаль — можно, а заняться кроватным спортом — нельзя?
— Ну, Драко-о-о-о, — хотя кого я обманываю? Член уже давно напрягся в штанах, неприятно упираясь в кровать. Хочется немного, совсем чуточку приподнять бедра, чтобы уменьшить это давление, а может снова опустить… Драко делает волну бёдрами, заставляя меня глухо застонать в подушку, хватаясь за её края пальцами, сминая, — они же услышат.
Две руки упираются по обе стороны от моей головы, а всем телом чувствую, как Малфой немного наклоняется вперёд, потираясь пахом о моё бедро. Его дыхание опалило волоски на затылке, а тихий, вожделенный шёпот, заставил меня напрячься всем телом, лишь бы не подбросить бедра вверх: — Так ты не кричи…
***
Стараюсь не кричать. Кусаю ребро ладони практически до крови, оставляя на коже следы от зубов. Фаланги пальцев Драко грубо проезжаются по моей спине, вдоль позвоночника, огибая каждый выступ хребта, каждый бугорок. Пока вторая рука бесстыдно сминала мою задницу, а бедра почти, но не шлёпались кожа о кожу. Член болезненно ноет и требует внимания, но Драко, как самый настоящий садист постоянно успевает перехватывать мою ладонь уже почти прикоснувшуюся к напряжённому стволу, заводя ту назад, прижимая её к моей же пояснице. Нечестно! Только это всё равно безумно заводит.
— Гарри? — выдыхает Драко. Дыхание сбито, и то ка́к он произносит моё имя, заставляет ещё раз болезненно сжать ладонь зубами, наконец-то прокусывая и так раздраженную кожу. Металлический привкус сразу возникает на языке, вот только это совсем не помогает. Болезненно прогибаюсь в спине, пытаясь достать хотя бы чуточку членом к постели кровати. Получить хоть какую-то стимуляцию… — Нельзя, — Драко оставляет болезненный шлепок ладонью на моей заднице.
— Ты…что творишь? Твою мать, Драко, если… — Малфой делает ещё один сильный, глубокий, но тихий толчок, заставляя меня буквально подавится словами. Ноги практически разъезжаются в стороны от слабости.
— Чёрт, нельзя, — ещё раз говорит вампир, недовольный тем, что я становлюсь буквально ватным. Сознание уже настолько мутное, что даже закончить предыдущую мысль совершенно не в состояние. Драко хватает меня попёр груди, притягивая к себе. Его горячая, пылающая кожа на груди опаляет мою спину, заставляя задохнуться. Так глубоко… Драко застывает, дыша мне в ухо, щекоча волосы на затылке, прикусывая мою слишком чувствительную шею. Всё моё тело — один напряженный натянутый до предела кнут, который несмотря на свою твёрдость, может в любую минуту порваться, раствориться.
Кладу уставшую, вареную голову Драко на плечо, рвано выдыхая вверх. Не могу.
— Не могу больше, — прикрываю глаза, — Драко, давай уже. Фейерверк хочу, — Малфой смеётся мне в плечо, и это самый чудесный смех, который мне доводилось слышать за всю мою жизнь. Возбужденный смех парня, который занял главенствующую позицию в моей душе. Самый родной. Самый…
И ладонь, шершавая, грубая, наконец-то смиловалась надо мной, ничтожным грешником, который малость не спустил даже не притронувшись к себе. Всего одно прикосновение кожи к члену, вызвало цепную реакцию, когда за своим оргазмом я легко утянул за собой и Драко. Вампир вцепился зубами мне в плечо, прокусывая то до крови. Шиплю слабо, потому что не настолько больно, насколько неожиданно, да и блики перед глазами и разлившееся удовольствие во всём теле, заглушили секундную ничтожную боль.
— Ты всё ещё похож на мёд, — неожиданно подаёт голос за моей спиной. Рука Драко была перекинута через мою талию, обнимая. Пока я лениво игрался с его пальцами, пытаясь бороться со сном, вампир вдруг решил сказануть какую-то чушь.
— Хорошо, что я не пчёлка. Ты чего несёшь? — язвительно пробурчал, перевернувшись в кольце руки, встречаясь со слишком нежным взглядом серых глаз, — не смотри так на меня. А то мне кажется, что я сейчас в пыль превращусь.
— Пыльцу! — весело поправляет. Закатываю глаза, откуда у него силы шутить, после того, как меня буквально растоптали произошедшим сексом. Другими словами я этот акт назвать не могу. Слишком…сильно.
А потом…потом снова было страшно. Огонь — самая огромная слабость вампира. После сжигания, тело уже не может регенерировать, также как и от серебряных пуль.
Комментарий к Страница 34
* не ищите, это абсурд автора.
========== Страница 35 ==========
Регулус протягивает зажигалку, его длинные пальцы с выпирающими костяшками слегка касаются моих, словно лёгкий электрический разряд проходит, заставляя всё тело вздрогнуть. Недоумённо приподнимаю бровь, возвращая взгляд обратно на Регулуса, отрываясь от рассматривания красивой вещицы, что слегка поблескивала, когда лучи солнца попадали прямо на идеально отполированный металл.
— Почему? Ты же так долго хвастался передо мной о новой, сделанной на заказ зажигалке, — недоверчиво прищуриваюсь. Регулус отмахнулся рукой, смотря на меня чересчур твёрдо. Можно было бы списать поведение Блэка-младшего на его обычное состояние, вот только что-то неуловимо поменялось: в глазах, в движениях рук, в изгибе губ.
— Это подарок — в честь того, чтобы ты наконец-то перестал сохнуть по старику, — беспечно говорит мужчина. А в моей душе появляется целый ураган противоречивых эмоций, желудок сжимается в страхе. Пытаюсь держать лицо закаменелым, нельзя дать Регулусу увидеть, насколько сильно у меня начинают трястись поджилки.
— Ты не старик… — тихо возражаю, вот только в голосе не было и капли уверенности. Регулус прикладывается губами к горлышку дешёвого пойла, который хранился у него только ради одной цели — напиться до потери осознания себя в этом мире.
— Зато ты мальчишка, — возражает. Мне шестнадцать… хотелось бы возразить насчёт неправильного определения этого чувства: «сохнуть» — это не то название, которым можно было бы назвать влюблённость… Каких-то девять лет разница, что не стоили ничего. Разве подросток не способен чувствовать столь глубокое чувство в мужчине, что старше его возрастном? Разве когда приходилось закрываться в ванной и, зажимая рот ладонью доводить себя до разрядки об одной мысли об объекте своего стресса — не это ли есть доказательством того, что чувства вполне настоящие?
— Тебе всего двадцать пять, — не сдаюсь, выпячивая подбородок вперёд. Мы никогда не говорили на эту тему, тем более что банальное смущение затапливало меня ещё до того, как я решался подойти к Регулусу близко. Думал, что незаметен, а оно вот как оказывается. Меня раскусили и видимо уже достаточно давно.
— Гарри, — выдыхает моё имя устало, — мне не нравятся мужчины. Это ошибка. Твои чувства — ошибка. Переключись на кого-то другого. На соседних улицах много красивых подростков: мальчиков, девочек, на любой вкус и цвет, — в отвращение кривлю губы на произнесённые слова. Те слишком ранят. Проезжаются ножом по сердцу, слишком ещё подростковому сознанию, которое впервые познало симпатию. Разве в моей жизни так много радостей, чтобы я ими пренебрегал? Нет. Потому и хватаюсь за эту влюблённость, как-то уж слишком отчаянно. Ошибка. — Мне нравится одна девушка. Мелинда. Возможно, скоро она переедет сюда, а может и нет. Твои чувства… Ты хорошо их скрываешь от Сириуса, но не от меня, а Мелинда их сразу заметит. Она наблюдательна.
— Что мне до твоей девушки? — хмурюсь. Сжимаю в ладони его зажигалку, а в душе возникает нестерпимое желание выбросить эту чёртову вещь в реку. — Слушай, — его лицо такое бесстрастное, безразличное ко мне, к тому, что возможно стоит обходится со мной более деликатнее. Хоть сейчас позволить обратится ко мне мирно, без этой колкости в словах. Нет, Регулус никогда не жалел меня. Критиковал, гонял на импровизированных тренировках, теперь ранит душу, — мне насрать, ладно? — прикуриваю сигарету своей зажигалкой, — когда пройдут эти «чувства-ошибка» тогда и будет. Я не могу отключить свою голову или вырезать собственное сердце, — поднимаюсь, стул подо мной противно проезжается ножками о пол, скрипя. — Бывай, старик. Пойду заглушать своё разбитое сердце красивыми подростками из соседнего квартала, — не оборачиваюсь, зато слышу громкий глоток, который делает Регулус алкоголя прямо из бутылки. Сплёвываю горьковатую слюну под ноги, когда оказываюсь на свежем воздухе. Апатичное настроение привело к улице, что состояла только из одних публичных домов.
