- Почему ты… - начинаю осторожно, - ну, молчал?

Он чуть дергает большим ртом – это обрывок улыбки.

- Ты же меня не видела, - отвечает тихо.

Это правда. Я видела его только как какого-то бледного дрища, который вечно о чем-то спорит с Димой. Они ходят парой, и спорят обо всем подряд. Но это нормально, мы все друг для друга - невидимки. Тем более в Новый год, когда одиночество яснее, чем всегда.

Мы медленно идем вдоль щербатых рядов машин. Я кошусь на него, и впервые замечаю, что глаза у него – светло-серые.

- Иногда можно просто схватить человека за локоть, - посмеиваюсь. – Вдруг сработает.

Он не отвечает. Он не понимает, о чем я. Мы идем медленно, и все же парковка кончается. Дальше нам в разные стороны, и мы стоим, как два потерявшихся дурачка, на тротуаре.

- «Мрак»? – спрашиваю со смешком.

Веник жмет плечами.

- Просто настроение, - поясняет, улыбаясь.

- Мрачное?

Он вдруг лезет в свой потрепанный рюкзак, копошится там, досадливо кусая себя за губу.

- Тормоз же я… - бормочет пришибленно. – Неделю таскал с собой. Хотел подарить, но что-то мешало!

Он протягивает мне космическую титановую сову с цитриновыми глазами – самый восхитительный кулон, какой только может существовать под небом. И я очень серьезно говорю ему:

- Спасибо.

Стоим на тротуаре – ни туда, и ни сюда. Хлопья спускаются, как на крошечных прозрачных лифтах.

- Слушай, я не так к тебе отношусь! – он восклицает голосом и телом. Руки взлетают рвано, словно у них вместо суставов нитки. – Не так, как будто ты кукла. Если вдруг ты подумала… - Он смотрит в упор с каким-то отчаянием. – Там не про похоть, - добавляет задавленно. – А про большее.

Я знаю. Мне дали понять, и я поняла. Мы лежали под одним одеялом, и между нами циркулировала не похоть. А большее.

Мне любопытно, и я спрашиваю:

- Там есть что-то про тебя? В тексте?

Он смеется:

- Фантазии. О тебе фантазии, и о себе тоже. Мечты. – Он спохватывается, взмахивает головой, словно вместо шеи – нитка. – Кролики есть, - сообщает с гордостью. – Девять обормотов, живут у меня, почти взрослые. Как повзрослеют, начнут захват территории. Я запустил экологическую катастрофу, наверное.

Ну, где девять кроликов, там и тридцать. Где тридцать, там и сто.

Я звонила подруге, и договаривалась подползти к ночи к ней. Сейчас я стою и думаю, что не хочу ползти к подруге. Хочу слушать об индейцах Эквадора и их нейротоксичном яде, и чтобы прямо в разгар охоты на обезьян начали бить куранты. Чтобы заросли и перья джунглей перемешались с цветной бумагой и тройкой с бубенцами моей комнаты. Чтобы вымыслы перемешались с воспоминаниями, мечтами и реальностью. Персонаж перемешался с автором, героиня с прообразом. А дальше видно будет.

Лежим, раскинувшись, на разложенном диване. У нас две елки и десять свечей. Два карандашных изображения моей моськи пришпилены иголками к обоям над столом. Еловые ветви в вазе пахнут, как им подобает. Одна космическая сова у меня на шее, другая надежно спрятана в недрах комода.

- Представляешь, как было бы здорово встречать Новый год где-нибудь в Лапландии, - тяну мечтательно. – Деревянный домик с камином, олени упряжки, северное сияние.

Веник поворачивает голову ко мне, улыбается и говорит:

- Не-а.

- Или наоборот, - продолжаю тянуть, - где-нибудь в Майами. Вечеринка у бассейна, фонтан шампанского, мини-бикини, мускулистые мулаты…

Он улыбается шире, и говорит:

- Не-а.

У него поры сочатся счастьем. Наверное, если лизнуть его кожу, можно словить химическое удовольствие.

- А куда бы ты хотел? – продолжаю тянуть. – В непроходимые джунгли, где крокодил не ловится, не растет кокос?

Он переворачивается, накрывает меня теплым телом, теплым дыханием. У меня – щекотка везде, и у него щекотка – я чувствую.

- Здесь быть хочу, - отвечает тихо, и я верю.

В электричке я думала, не предложить ли ему отправить персонажа завоевывать мир, чтобы потом мы вдвоем правили разоренной пустыней.

А сейчас я уже ни о чем не думаю.