Я почувствовала укол совести из-за всего этого, но сказала себе, что это во благо. Не только для театра, но, возможно, и для Джоанны тоже. Она не может избегать Линкольна вечно. Обычно это было не в моем стиле — вмешиваться в личную жизнь друзей, но встреча с Линкольном снова напомнила мне о том, какой была Джоанна. Счастливой. Когда-то она была счастливой. И она заслужила снова испытать это чувство. Но у меня было чувство, что единственный способ для нее добиться этого — поставить точку на произошедшем. А это значило привлечение Линкольна.

Так что мои мотивы были наполовину эгоистичными, наполовину вдумчивыми. Не то чтобы Джоанне будет до этого дело, когда она узнает. Мне нужно было найти подходящее время, чтобы сказать ей. Желательно, когда между нами будет толпа людей или большая кирпичная стена, потому что она определенно попытается убить меня, и мне нужно будет придумать пути отхода. Она может довольно быстро передвигаться на каблуках, если надо.

***

Я встретила Линкольна на улице сразу после десяти. На нем не было костюма, как в прошлый раз, но он всегда выглядел собранным, даже когда носил джинсы и рубашки на пуговицах, как сейчас. По-видимому, они с Джоанной нашли схожий способ преодолеть все — показать свое положение и деньги одеждой и использовать их в качестве защитного щита. Я помню, как они оба были в рваных джинсах и старых футболках, как мы втроем выбирались после комендантского часа и врывались в аудиторию, где пили дешевое теплое пиво и читали друг другу Шекспира.

Театр никогда не был страстью Линкольна, но это была страсть Джоанны, а когда-то она была страстью Линкольна. Он сделал бы для нее все, что угодно. И, держу пари, сейчас тоже сделает.

— А ты не терял время зря, — заметила я, когда он достал таблицы и документы.

Он кивнул.

— Я понял, что это гораздо интереснее, чем работа, которую я делаю для своего отца.

Поступление Линкольна на службу в компанию своего отца было одной из многих трещин, которые образовались в их с Джоанной отношениях. Но я по-прежнему утверждала, что они могут все исправить, если их родители не станут вмешиваться.

— Значит, это совершенно новая организация? — спросила я, просматривая его записи.

— Детище моего мозга, — сказал он мне. — И должен сказать, меня вдохновила ты.

Мои брови поползли вверх.

— Я?

— И Джоанна. Когда я узнал о «Дыре в стене», то вспомнил, как вы обе всегда говорили, что найдете способ осуществить свои мечты. Когда я увидел, что вам это удалось, я понял, что в моей жизни нет ничего, что делало бы меня таким же счастливым или так же мотивировало, как театр — вас.

— О, Линкольн, — я положила свою руку на его плечо. — Это так печально.

— Не плачь обо мне, Аргентина, — пошутил он. — Никто не может жалеть бедного маленького богатого мальчика. Они и не должны. Но я видел, чем вы с Джоанной были готовы рискнуть, чтобы это произошло. Поэтому я решил, что мне нужно начать думать о том, что будет мотивировать меня хоть вполовину так же, как это мотивировало вас.

— И это был результат?

Он снова кивнул.

— Думаю, это неплохое использование моего трастового фонда.

— Неплохо, — согласилась я, глядя на его планы по обширной программе шефство для школ центральной части города.

— Как твои родители? — спросил Линкольн.

Я пожала плечами.

— Они не этого хотели для меня. А я не хотела жить без этого.

Он снова кивнул.

— Я знаю, они были жестоки к тебе.

Линкольн был одним из немногих людей, которые не понаслышке знали, как сильно я старалась угодить своим родителям. Старшая школа была отправной точкой для большинства наших споров, хотя я официально не отделяла себя от них до выпуска. После того, как Линкольна больше не было рядом.

— Я иногда с ними разговариваю.

Я почувствовала знакомую волну вины, которая всегда просачивалась в меня, когда я думала о них. Чувство вины за то, что я не смогла быть той дочерью, которую они хотели.

— Это, кажется, то решение проблемы, которое лучше всего подходит для всех нас.

— Понятно, — кивнул Линкольн, явно уловив мое нежелание больше обсуждать эту тему. — Итак, давай поговорим о моих мыслях по поводу того, как вовлечь «Дыру в стене» в мою организацию.

Глава 25

ДЖОШ

Моя первая сольная попытка стать «истинным» жителем Нью-Йорка вышла мне боком. На карте метро выглядело вполне прямым. Стоя на платформе в попытке понять, на какой поезд хочу успеть, я почувствовал себя маленьким городским парнем, каким на самом деле и был. Это казалось такой занозой в заднице, когда такси было бы намного быстрее, но Риган продолжала настаивать, что я полюблю метро, как только освоюсь. На самом деле я не видел привлекательности, но понимал, что Риган впечатлит, если я сделаю это, и ну, я начинал осознавать, что сделаю куда больше, чем прокачусь в не кондиционированном вагоне метро в жаркий весенний день, чтобы произвести на нее впечатление.

К счастью, после трех неверных поездов приятная дама из Хобокена доставила меня туда, где я намеревался быть двадцать минут назад. Я ненавидел опаздывать и особенно не хотел опаздывать на встречу с Риган. Мне совсем не хотелось, чтобы она ждала меня в одиночестве.

Но когда я пришел в театр, она была не одна. Она стояла в вестибюле с тем же самым парнем, которого я видел в первый раз, когда зашел сюда. Это было немного похоже на дежавю, только у меня не было такого же приступа ревности и неуверенности. Главным образом из-за того, как просияло лицо Риган, когда она увидела меня. Солнце. Она действительно была как солнце, освещавшее меня после долгого нахождения в тени.

— Джош! — она махнула мне рукой, когда я вошел в здание.

Мужчина, стоявший рядом с ней — Линкольн, если я правильно помню — скрестил руки на груди и смотрел на Риган с озадаченной улыбкой на лице. Я не винил его — она одарила меня таким приветствием, которого заслуживал какой-нибудь герой. Мне это очень понравилось.

— Привет.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку, не зная, как она относится к публичному выражению привязанности.

Я никогда не был фанатом этого, но то, как покраснели щеки Риган, вызвало у меня сильное искушение заключить ее в объятия и расцеловать до потери пульса. Просто чтобы посмотреть, какой милой и взволнованной она станет.

— Ты ведь помнишь Линкольна?

— Рад видеть тебя снова, — сказал я, протягивая руку, на этот раз не испытывая искушения раздавить ему костяшки пальцев.

— Взаимно, — ответил он.

— Линкольн пришел ко мне с предложением, — глаза Риган блестели от возбуждения.

— С предложением? — повторил я, напрягаясь.

— Деловым, — пояснил Линкольн. — От одного друга другому.

Он сделал явное ударение на слове «друг», только подтвердив дружелюбные флюиды, которые я от него получал. Я расслабился, сказав себе, что не должен быть таким засранцем.

— Линкольн возглавляет благотворительную организацию, которая работает с программами для выпускников школ, — сказала мне Риган. — И он хочет, чтобы «Дыра в стене» стала ее частью.

— Мы катастрофически нуждаемся в людях, которые готовы работать с подростками из группы риска, помогать им найти выход их творчеству и энергии, — сказал Линкольн.

— Кажется, программа замечательная, — выпалила Риган.

— Так и есть, — искренне сказал я.

«Охотники за штормом» проделали большую благотворительную работу в сообществе, и это определенно было то, в чем мне нравилось участвовать. Особенно с тем, что касается детей. Я не мог не позавидовать тому, как сильно Риган восхищалась тем, что делал Линкольн. И это было восхитительно.

— А спортивные программы у вас тоже есть? — спросила Риган, и я увидел, как у нее в голове крутятся колесики. Я уже собирался сказать ей, чтобы она не беспокоилась, когда Линкольн ответил.

— Есть, — сказал он. — И для них тоже нужны наставники.