Ради этого я жила, а значит, моя мечта сбылось через него и его успехи.

— Мамуль, привет, — кажется в этот раз он даже улыбался по-особенному лучезарно.

— Рада тебя слышать, любимый. — Глядя на такого светлого сына я тоже наполнилась теплом. Женечка у меня как солнышко — всегда согревал своим теплом и сиянием. — Антоша, иди сюда, брат звонит! — крикнула мелкому, усердно рисующему за столом. Он потешно слез со стула и ко мне побежал, ручки расставив. Поймала его в объятия и посадила к себе на колени, поворачивая айпад к нему экраном удобнее…

— Здоров, бро! — по-мужски приветствовал брата Жека. Антоша не очень хорошо говорил, но зато отлично понимал. Заулыбался милейшей улыбкой, ладошками по экрану ляпнуло, словно пытался лицо Жеки поймать.

— Парень, да ты растёшь не по годам, — восхитился старший, и я не сдержала смешка. Антон и правда был крепышом: очень подвижным, задорным малым с неубиваемым аппетитом.

Болтали о ерунде несколько минут, а когда мелкий опять убежал рисовать, громыхнула новость:

— Мамуль, я женюсь.

Я даже зависла на проводе. Сморгнула растерянно:

— Марина беременна? — наверное не самое тактичное, но сорвалось с языка.

— Мам, — протянул Жека, — ну почему сразу…

— Жень, мы взрослые люди. Вы же наедине не в ладушки играете, — примирительно пояснила своим мысль. — А вместе уже долго.

В сети повисло молчание, но секундами погодя сын с тяжким вздохом брякнул:

— Да, беременна. Но я люблю её, — спешно добавил, будто оправдывался.

— Знаю, милый. И… — запнулась, ковыряясь в собственных ощущениях, но пришла к выводу, что материнская ревность больше душу не раздирала. Я готова принять, что старший теперь принадлежал другой женщине: — Поверь, я очень за вас рада. Если ты её любишь — значит она того стоит. А малыш — это всего лишь новый этап ваших взрослых отношений, который покажет насколько вы готовы к совместной жизни.

— Я… боюсь, мам. Боюсь, что буду плохим отцом, — тихо-тихо пробормотал Жека, облокотившись на стол и взъерошив волосы.

Прозвучало как крик души — словно для того и позвонил: признаться, как ему страшно, услышать меня и мои заверения, что все будет отлично, успокоиться…

Я ему всё это сказала, не забывая напоминать, какой он хороший, любящий, ответственный. И каким станет замечательным отцом и мужем.

— Спасибо, мамуль.

— Это тебе спасибо, что ты у меня есть и не забываешь. Я люблю тебя, сынок.

— Ты приедешь? — обронил, чуть помолчав и почему-то с сомнением.

— Конечно, — ни секунды не раздумывала. — Куда и когда?

— Руся свой дом для празднования выделил. Огромный особняк на берегу моря, — осторожно отозвался сын, внимательно на меня глядя, словно дико ждал, что я выдам свои чувства при этих словах. И меня внутренне тряхнуло, будто молния попала. Сердце удар пропустило.

— В Италии будете? — голос тоже подвёл.

— Да, — кивнул Женя. — Маришкины родители помогли купить квартиру.

Это было круто, потому что из последних новостей — Жека с Марина снимали жильё, собирая деньги на покупку. Я очень хотела помочь, но сын категорически, просто наотрез и до обиды отказывался. И даже мои уверения, что деньги мои — его не переубеждали.

Не дура, всё понимала — Женя не желал быть обязанным… мне… и Герману, особенному Громову. А упоминая о нём всегда нагоняли мрака на лицо сына. И чтобы не нагнетать обстановки я просто перестала в присутствии Жени вообще говорить о муже.

И вот подоспело очередное подтверждение — сын от моей помощи отказывался, а помощь от родителей Марины он принял.

Значит, была права — дело в Громове и нашем браке.

Вступать в дискуссию на эту тему по телефону не хотелось — чего не хватило такой долгожданный звонок, потрясающую новость и разговор завершить на грустной ноте, но уточнить было необходимо:

— Жень, я очень хочу тебя увидеть. И Маришку, но в дом Руслана… — сделала многозначительную паузу, потому что о конфликт Громова и Ахметдинова никогда с сыном не обсуждала.

— Я всё знаю, мам, — огорошил Женя. И я застыла перед экраном, боясь вздохнуть. — И под и «всё» подразумеваю — ВСЁ, — значимо разжевал сын. Смотрел в упор, но с затаённой нежностью и пониманием.

Я шумно выпустила воздух, в глазах защипало, а я дико не желала плакать. Тем более при сыне! Он никогда не видел моих слёз, потому что я никогда себе не позволяла такой слабости.

— Прости, я… Так, — выдавила улыбку, от которой скулы заболели, но я решила уйти от щекотливой темы, — перезвоню потом, когда очухаюсь.

— Мам, — требовательно бросил сын, прежде чем я успела сбросить вызов. — Прекрати! И не смей сбрасывать звонок. Я понимаю, что не телефонный разговор, на раз так вышло. Я, блин, — он тоже волновался, губу жевал, глазами мимо экрана водил, подыскивая слова, — я так давно ждал, что ты мне расскажешь…

— О чём? — опешила заявлению, не находя себе места. — И как давно? — выхватила нюанс.

— Накануне вашей свадьбы Руслан мне всё рассказал.

— Чёрт! — ладонями лицо закрыла. — Он не смел…

— Мам, я тебя люблю. И благодарен за то, что ты… но не стоило… Я бы выкрутился. Я бы… Бл*, — сын тоже плутал в мыслях. И явно не готовился к подобному разговору, но раз нагрянуло — вот и бормотали невнятно каждый своё. — В общем, мне, конечно, время потребовалось, чтобы это всё принять, но теперь, мам, я не могу смотреть как ты медленно умираешь этим гондоном! Ты счастья достойна, а не этого ублюдка…

— Жень, — мой голос упал до шепота. Я нашла силы опять посмотреть на сына: — Прошу, давай о хорошем.

— О хорошем уже, — отрезал Женя. — В общем, Руслан понимает, что вы вместе будете, если Громов вообще полетит. Но думаю, полетит… Их конфликт на люди не выливался, а родители Марины начнут задавать вопросы. Он этого постарается избежать… Поэтому Руся мне пообещал, что с его стороны проблем не будет. И места для размещения всех гостей распланированы так, что если не захотите, вы не пересечетесь…

— Ого, — грустно усмехнулась я. — Как вы уже всё просчитали.

— Мы говорили и обсуждали, мамуль. Жаль ты к этому не привыкла, а ведь могло всё по-другому закончиться.

— Не упрекай меня! И без того… — выдохнула убито.

— Я не упрекаю, — чуть качнул головой Жека. — Слишком обязан тебе, мам. И люблю тебя дико. Но от мысли, что за твою любовь, я плачу черной неблагодарностью и тут живу припеваючи — тошно.

— Ты о чём, сын??? — праведно возмутилась. — Ты живёшь! Нет большей радости! Да и глупый ты ещё, вот появится свой ребёнок, и меня поймёшь! Ты моё счастье. О таком сыне каждая мать мечтает. И не смей себя винить, ты тут не причём… много всего навалилось, и решила, как решила! Мне и расхлёбывать.

— Да конечно, — фыркнул мрачно Жека. — Я здесь… на солнышке занимаюсь любимым делом, живу с любимой девушкой. А ты с этим… — благоразумно умолк.

— Жень, это был мой выбор! Всё, — отрезала решительно, смахнув с щёк слезинки, — раз ты меня не возненавидел, не разочаровался и не презираешь, — нарочито жевала слова, собираясь с мыслями, — говори, когда я должна прилететь!

— Нет! — первое, что бросил Герман, услышав о новости.

— Это мой сын! И это не обсуждается! — была воинственно настроена я. — Ты можешь не лететь, но сам понимаешь, вопросы польются, — и бессовестно разложила по полочкам доводы сына о родителях Марины. Герман аж побагровел от злости.

— И мы не к Руслану едем, а на свадьбу МОЕГО сына, твоего ПАСЫНКА! — добавила уже спокойней, видя, как в Громове сражались здравомыслие и упрямость.

— Всего несколько дней. Это не катастрофически, — продолжали за поздним ужином. — Женя сказал, что о размещении можно не волноваться.

— Мотель! — отрезал Герман.

— Я даже так согласна, но прошу, хватит уже… это глупо. Мы одна семья. И Руслана хватит отвергать! Ты себя наказываешь больше. Он же твой сын, Герман! Прошло два года. Не пора ли забыть обиды?

— Для него это не срок!