Руслан яростно дыша, смотрел на меня задумчиво, но зло.

— А теперь уходи! — решительно ткнула на дверь.

Но мы продолжали вести борьбу взглядами. Долгую, волнительную: я прогоняла, он упирался.

— Вон! — рявкнула, теряя терпение. Руслан шумно выдохнул, словно ему врезали под дых. Кивнул, не пойми чему, и двинулся к двери.

Я отвернулась. Сердце аккурат его размашистым шагам отколачивало бешеный ритм в груди. Меня лихорадило. Душа в смятении трепыхалась, но я ждала, когда в кабинете станет не так взрывоопасно, и я смогу глотнуть воздуха.

Обхватила себя руками и ждала… А потом вздрогнула аккурат с грохотом закрывшейся за Русланом двери.

Меня накрыло такое опустошение, что точно подстреленная, осела на офисное кресло, и на несколько минут утонула в прострации… в оглушающей тишине.

Так и висела в маетных, беспокойных мыслях, пока селектор не пиликнул:

— Елена Сергеевна, я домой… — отчиталась секретарша.

— Конечно, Наташ, до завтра, — отозвалась я, и заставила себя дочитать отчёт.

Не то чтобы домой не рвалась, но точно не спешила, мы ведь с сыном договорились поболтать. Но он, вроде как, был в городе по делам… Обещал, как освободится, меня набрать, чтобы вместе поехать.

Поэтому и ждала… Работала и ждала.

Он позвонил… когда вспомнил, а за окном темнело.

Обижаться не было смысла — он молодой, ему жить горело, и как бы меня не любил, личное счастье само не наладится.

Ни словом не упрекнула, и когда он опять набрал: «Уже внизу, на проходной», — торопливо собралась и побежала навстречу.

Уже на парковке, возле машины с удовольствием отметила, что Руси поблизости нет. Чмокнула сына, и мы погнали домой.

Правда поговорить толком не успели. Уже на подъезде к дому, его в гости сорвал звонок. Жека конечно пытался отмазаться, мол, я дома хочу побыть, но весёлые голоса ребят вызывали у него улыбку. Было бы эгоистично этого не заметить. И как бы я не желала побыть с ним, поболтать, кажется, настал час… отпустить.



Женька уже взрослый парень.

Пусть живёт: пробует, ошибается, вновь пробует… Когда это ещё делать?

ЛИЗА

Я даже расщедрилась доставить Жеку к месту гулянки.

— Мам, неудобно, — ворчал сын, но мне домой уже не горело, поэтому настояла:

— Я же не в клуб с тобой пойду, только довезу. Никто и не узнает.

И Жека смилостивился — позволил мне такую блажь…

Не обманула, остановила до поворота к популярному в городе клубу, чтобы Жеку друзья не спалили. Прямиком дальше поехала, но перед этим убедилась, что он без приключений пересёк проезжую часть, выходя на нужный тротуар.

Ночью проворочалась в маетных мыслях, и крутилась до тех пор, пока сын не вернулся. И в этот раз на удивление трезвый и мрачный.

Пока собиралась на работу, толком ничего вытащить из него могла. Жека смотрел в никуда, задумчиво размешивал сахар в чашке.

Было подосадовала, что так ничего и не узнаю, как сын огорошил:

— Мам, ты реально крутишь роман с батей Руси?

Я чуть кофе не подавилась.

Прокашлялась немного, чашку на стол поставила:

— Пока ничего не кручу.

— Пока? — пристально из-под бровей зыркнул на меня Жека.

— Да, — немного замялась. Не привыкла к допросу от сына. — А кто тебе это сказал? Руслан? — попыталась тему немного в сторону увести.

— Нет, — мотнул головой Жека. — Его невеста.

Я кивнула, вспоминая красивую, милую девушку.

— Марина… — всплыло её имя.

— Да, — брякнул сын.

Опять повисло тягучее молчание. Я пыталась в нём расслышать то важное, о чём недоговаривал Жека, и сообразить, не догадался ли сын, что и я не до конца откровенна.

— И что значит, пока? — не унимался сын. — Пока «нет» — «вообще» или «скоро буду»?

Разговор не нравился, но Жека имел право знать правду:

— Герман имеет на меня виды, — решилась на признание, — но я пока… не готова.

— Мам, — оборвал мою сбивчивую речь сын, — почему бы и нет? Громов вроде видный мужик. Не последний человек в городе. Денег полно… И если ухаживает, если он тебе приятен, дала бы ему шанс.

Я секунду помялась:

— Жек, ты же взрослый парень, понимаешь, что чувства из пальца не выжать, а как без них?..

— Дело не в чувствах, а в твоей голове, — постучал по своему виску сын, — и упрямости! Ты просто зациклилась на бате, уж прости, — опередил моё обычное негодование Жека. — Знаю, — скрипнул зубами, требуя моего молчания, потому что сейчас говорил ОН — мужчина! — Для тебя это больная тема, и я не хочу оскорблять тебя и твои воспоминания. Не хочу принижать достоинства папы, о которых столько лет мне твердишь, но, чёрт возьми, жизнь продолжается. Его больше нет, а ты есть! Не пора ли уже прекратить нести этот крест? Не кажется, что ты уже отдала дань памяти и теперь имеешь полное право на собственную жизнь?

— Жек… — сдавленно буркнула, не зная, что хотела конкретно сказать, но сын вновь потребовал слушать:

— Ты такая красивая, умная. Ты хорошая, замечательная… и ещё можешь быть счастливой…

— Я и так…

— С мужчиной! В браке! С мужем! — яростно чеканил сын, предугадав мою привычную реплику «ты тоже мужчина». — Позволить ему быть главной семьи! Наконец-таки жить для себя. А не на себе тащить всё. Ты же женщина! Красивая, хрупкая, нежная…

Я нахмурилась, потому что его эпитеты на меня с трудом натягивались.

— Женщины должны быть такими, даже если очень сильные, — слова сына вбивались в меня точно гвозди в стену. Жека встал: — Короч, если что, я не против, и очень даже «за». Тем более у меня брат появится. Пусть не родной, сводный, но всё равно веселей, чем поодиночке. Семья расширится! — тихо улыбнулся сын, но с какой-то грустью. — И с Русей подружишься. Он классный. Может показаться ветреным и наглым, но это не так…

— Правда?.. — сдавленно подала голос.

— А то, — кивнул Жека, улыбаясь шире. — Лан, пойду чуть поваляюсь, а ты… не хорони себя, — чмокнул меня в лоб и вышел из кухни. Аппетит пропал. Мысли сына в меня как яд проникали. Въедались под кожу, отравляли кровь, мозг… Впервые я каждой частичкой нутра ощутила, себя болезненно одинокой, в обостренной форме несчастной, потому что загоняла себя в строгие рамки долгие годы. Воздерживалась от многого почти двадцать лет. Я так боялась переступить грань морали и нравственности. Разрушить то, что с таким трудом создавала. Потерять связь с любимым, бессовестно затмив воспоминания о нём жизнью с другим. Живым, здоровым… кто в отличие от Андрея мог быть со мной рядом! Я так боялась быть предательницей, что сжилась с ролью затворницы-одиночки-матери.

Может, сын и прав?

Может, сорок ещё не приговор?

Может, не стоило ставить крест на личной жизни?

Может, мне ещё улыбнётся счастье?

РУСЛАН

Несколько дней жил с окончательным решением больше не приближаться к Лизе.

А то вёл себя, как глупый щенок. Обижался, порыкивал, покусывал, сидя на цепи, но завидя строгую хозяйку, которая меня уже пару раз прикладывала палкой, напрочь забывал о дистанции, зачем-то вновь к ней бежал и опять огребал.

Может сам виноват.

Может она не со зла…

Но оказалось, если её сразу не брать силой, шансов прикоснуться или добиться её расположения… из разряда невозможного.

Никогда не встречал столь кусачих и неприступных особ.

Жека прав!

Она железная леди! И я прекрасно представлял х*у тучи воздыхателей/задоротов, кончающих от одной мысли о ней, как тот… в клинике, блеющий о свидании. И её, отшивающую каждого…

Вот длинный ряд ухажёров. Лиза у окошка кассира. И каждый, приближаясь к ней, словно к кассе в магазине, улетал в небытие, стоило ей врубить «неприступность».

Потому услышав мужика в клинике, я в начале был готов вставить веское слово, но Лиза и без меня отлично справилась.