Да что там. Был и сплыл. Туда ему и дорога.
Малышка тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, и протянула Карапузу руку в беличьей варежке:
- Качели?
- У-ру-ру! - прогудел Карапуз.
Карапуз подпрыгнул, шлепнулся задом на красную пластиковую доску, ухватился руками за железные цепочки. Оттолкнулся ногами от мягкого резинового покрытия.
Выше, выше, выше всех! Не страшно. Не зябко. Здорово! Ты сам летишь к небу, и уши от шапки летят к небу, и даже смех летит к небу. Только мама стоит на земле.
Сын хохотал, а у Малышки что-то тепло и сладко переливалось в животе, как горячий чай с сахаром.
Карапуз затормозил ногами о слежавшийся снег, улыбнулся, показав дырку вместо передних зубов, потянулся к Малышке. И тут она увидела: из-за пазухи, из полурасстегнутой куртки сына высунулась чешуйчатая головка на узеньком еще, не толще шнурка, но уже упругом, как резина, змеином теле.
Свежевылупившийся скользик! На груди у Карапуза.
Удавить!
Наверное, это очень хорошо отразилось на Малышкином лице, потому что сын спрыгнул с пластиковой доски, выставил ее перед грудью, словно защищаясь, шагнул назад.
- Дай сюда! - прохрипела Малышка враз севшим голосом и протянула руку.
- Не отдам! - Карапуз насупился, упрямо выпятил нижнюю губу. - Не отдам! Он маленький, сам ко мне пришел, чтобы я его согрел и защитил, а ты его убьешь. Ты хорошая. Но всех хочешь застрелить, а так нельзя!
- Эта тварь, чтобы выжить, детей жрала, - Малышка еле сдержалась, чтобы не заорать. - Жрала маленьких детей. Целиком! Стряхни ее на землю и отойди.
- Это куколка жрала, - у Карапуза задрожали губы. - А он ребенок, ничего не помнит, и ему страшно. Неужели не видишь? Папа - он бы понял!
Карапуз взглянул Малышке в глаза, сообразил, что сейчас ой-что-то-будет, отпустил сиденье и бросился прочь, придерживая на груди куртку. Она догнала сына в два прыжка, ухватила за капюшон. Карапуз, вырываясь, свалился в снег, Малышка обрушилась сверху, попыталась просунуть руку за пазуху детской куртки. Карапуз извивался, дрыгал ногами, крутил головой. Малышка покрепче прижала его коленкой, развернула лицом вверх, расстегнула молнию.
Скользик этой потасовки не пережил: то ли раздавили его, то ли голову свернули. То, что раньше было детенышем, теперь безвольно свисало из Малышкиного кулака мордой вниз.
Потом были судорожные всхлипы, сжатые кулачки, отталкивающие Малышку, размазанные по лицу сопли. Детская лопатка и пустая коробка с надписью "Nike" - Карапуз нашел рядом с домом высокий сугроб и решил похоронить в нем скользика. Малышка хотела было сказать, что к весне сугроб растает и все усилия пойдут прахом, но не сказала. Вместо этого принесла лопату побольше и помогла сыну копать мокрый тяжелый снег. Карапуз молча положил коробку на дно ямы, а Малышка засыпала ее белыми плотными комьями. Карапуз всхлипнул в последний раз и протянул ей ладонь, ледяную, как замерзшая лягушка. Здесь надо было бы сказать "прости, что так получилось", но Малышка не смогла себя заставить и просто стала отогревать маленькие руки своим дыханием.
Малышка сидела на продавленном матрасе в темноте, баюкала уснувшего Карапуза и в первый раз думала не о чем-то простом - охоте и припасах, - а о непростом, то есть о жизни. О том страшном, злющем и наверняка черном, кто безжалостно раскрутил качели двух миров, смешав без разбора всех и вся, и вынудил людей убивать чужих детей, чтобы чужие не убили твоих.
За своих Малышка будет драть чужие глотки. И скользики будут. Пока не останется никого.
Раньше Малышка не сомневалась никогда, что только так и надо. А сейчас будто подтаявший лед треснул на реке. И боязно, что шагнешь не туда и утонешь. И надо бы посоветоваться, в первый раз в жизни надо, но - не с кем.
"Утром я пойду искать Мумрика", - это было последнее, что мелькнуло в голове, прежде чем Малышка провалилась в сон.
