А. Е. Егоров «Автопортрет» (в юношеском возрасте), 1803 г. Учителя Егорушкой довольны, Сам все схватывает, Ничего объяснять не надо. Только вот француз порой смеется: – Правильно говоришь, да вот с большим опозданьем, Так, поди, пятьсот лет назад говорили. ____________________________________ Дни идут неспешно, И каждый новый день сулит радость. Но подкралась к Егорушке тревога. Видит он – за окнами все темнее, да темнее. В темноте встаем, В темноте гулять выходим, Солнышко неяркое только взошло — И уже его нету. – Что же с нами будет, Илья Матвеич? — Спрашивает у наставника Егоров. – Неужели совсем во тьму погрузимся, Будем жить со свечками да с луною? – Потерпи, Алешенька, – отвечал наставник — Вот пройдет столько-то да столько-то денечков, Свет начнет прибывать, А потом такие светлые дни настанут, Что и не увидим, как солнце заходит. Как обрадовался Егорушка: – Да это же как в Божьем граде: И языцы спасены во свете его пойдут, И нощи не будет ту. Изумился наставник, сказал учителю Закона Божья: – Калмычонок-то наш попом родился. Не пойти ли ему по духовной части? – Что ты, что ты, Матвеич! — Замахал тот руками. – Ты не знаешь, как поповский хлеб горек. А хороший художник сам себе хозяин. Он и в церкви сгодится, И в военном министерстве. ____________________________________ Учится Егорушка, усердствует, рисует. Гречневую кашу запивает шипучим квасом. Всех он любит, и все его любят. И так было бы хорошо, Когда б не эта птица. Просыпается Егорушка до того, как зазвенит колокольчик, А она уже сидит снаружи на оконной раме. Поскребет по стеклу коготком, Аж невмоготу от этого звука. А потом не то запоет, не то застонет, Ну до того тоскливо! А порой они вдвоем приходят Та, другая, не поет, не плачет, Втянет голову, вся сожмется И дрожит печальным комочком. – Как же им помочь? Чем же их утешить? — Думает Егорушка и наконец догадался. Встал он тихонько, чтоб не разбудить других ребятишек, Подошел к окну и сказал птицам: – Страшно вам, что день ото дня все темнее? А вы не плачьте, вы терпенья наберитесь. Скоро станет светлеть, А потом придет день – такой прекрасный! Все будут петь от радости, А ночи совсем не будет. Глава II
Ночь в Петербурге. Кому снятся сны, а кто спит без снов. Кто уснуть мечтает, Кто Вольтера листает, А в Михайловском замке Императора убивают. ____________________________________ Сбрасывает Егорушка одеяло, Расправляет богатырские плечи, В Академию пора, Других учить рисованью. Самому заодно учиться. – Далеко до смерти, — Усмехается Алексей Егорович — Многому еще успеем научиться. ____________________________________ Пришел – а вся Академия ходуном ходит. – Занятий не будет. Михайловский замок. Макет-реконструкция, созданный в архитектурной мастерской О. С. Романова, 1997 г. В церковь, скорее в церковь! Государь этой ночью скончался. – Господи! Отмучился наконец и всех отмучил. А вторая мысль о себе: – Ну теперь уж точно в Италию вожделенную поеду. А в церкви народу! Напирают сзади, Притиснули Егорушку к колонне. Вполоборота он на всех смотрит. Боже Святый! Что же у них на лицах! Ни вымученной скорби, Ни радости плохо скрываемой. Переглядываются и сразу глаза в пол опускают. Священников не видят и не слышат, Перекреститься вовремя не могут. Ну, все понятно. И всем все понятно. Но сколько сегодня народу набежало, Будто назло. Вон Рокотов стоит. Сто лет его тут не видели, да еще в такую рань. Скрючился весь, на лице гримаса. Могли бы и привыкнуть, Федор Степанович. Не первое на вашем веку цареубийство. А в дверях Ванюха Теребенёв, Ученик Егорушкин и приятель. Двадцати лет еще не сровнялось якобинцу. На роже большими буквами «Долой тиранов». Эх, Теребень! Твоего Людовика судили принародно И по приговору суда казнили, А жена и дети убийц не покрывали, Не говорили, что сам собой умер. Господи! Ну а вдруг все это правда? Умирают же люди своей смертью. Мы были бы счастливы. Все говорят – Александр добрый. Голос дьякона под купол уходит. Никогда я не могу следить за службой. Всё куда-то мысли уплывают.  М. И. Скотти «Портрет А. И. Теребенёва», 1835 г. Ну их, мысли. Душа сама по себе Молится и днем, и ночью. Небо и небо небес Тебя не вмещают, Тем менее храм сей. Мартос говорит, что Микеланджело Ночами в саду молился. Кто-то ему рассказывал в Риме. Но я не вижу Мартоса… А-а, он совсем рядом. И слезы текут по щекам. Хоть один тут плачет. Покойный надавал ему заказов, Можно сказать, богатым сделал. Кого же как не его? У Мартоса своих детей косой десяток, Да еще полон дом сирот и бобылей убогих. Но Павел, безумец несчастный! Да с ним никакой сирота не сравнится. Жить, зная, что мать отца убила И тебе ежечасно желает смерти. Вот и «чти отца и матерь»… А по углам шепчут, Что он не сын Петра вовсе, А незнамо чей. Кто же ты есть, если целая заповедь Не про тебя писана? Отверженный Богом? Как тут не впасть в безумие! |
