Тем не менее, кое-какой результат все-таки имеется. Сын Вожака уже немного владеет оружием — по крайней мере, не роняет его из рук каждый раз, пытаясь отразить атаку или выполнить прием. Но через раз все равно роняет… И он до сих пор абсолютно теряет боеспособность при получении любой травмы. Отец сердится, отец велит вставать, крича, что враг не станет ждать, и сам тоже не ждет, нанося следующий удар, но Сумраку сложно себя пересилить. Подросток рефлекторно пытается закрыться, чем злит Грозу еще больше.
Спустя два часа тренировка заканчивается, и Сумрак ненадолго оказывается свободен. Молодой самец еле тащится в душевую, где смывает с себя кровь. Мутная вода течет ему под ноги; его заметно пошатывает…
Потом Сумрак возвращается в свой отсек и долго обрабатывает раны. Он шипит и глотает бессильные слезы, хорошо, что этого никто не видит. Если травмы не серьезные, беспокоить медика не следует — справляйся сам. И никаких обезболивающих.
Теперь у него почти час отдыха. Все это время Сумрак лежит ничком без движения. Когда подходит время, он с трудом соскребается с лежанки и бредет в отсек приема пищи. Сегодня день кормежки.
Чем тут кормят — отдельная история. Сушеная биосинтетическая плоть, напичканная витаминами и стимулирующими добавками. Вояки зовут это «концентратом». Концентрат подается в порционных брикетах. Сумраку, как новобранцам, положен всего один, старшим воинам — до пяти, в зависимости от возраста и массы. Концентрат пресен на вкус и очень тверд. Каждый раз, вгрызаясь в свой паек, подросток ловит себя на мысли, что вот-вот лишится части зубов. Поедая безвкусный брикет, он с тоской вспоминает об ароматном парном мясе, что с капризами вкушал в доме матери, но голод слишком силен, и юнец уплетает концентрат до последней крошки.
Во время обеда Сумрак всегда занимает самое отдаленное место, стараясь быть наименее заметным для старших. Оттуда он украдкой посматривает на трапезничающего с достоинством отца, восседающего на почетном возвышении, откуда тот заодно может смотреть за порядком. Гроза невозмутим. Он ест неторопливо, с равнодушием поглядывая поверх голов. Ест и даже не кривится от качества пищи.
После кормежки воины расходятся по каютам переваривать съеденное. Многие из них отправляются в отсек отдыха. Сумрак туда не ходит. Он возвращается к себе и лежит ничком еще один час.
За перерывом следует вторая тренировка. Она длится три часа, иногда и больше, но Сумрак не выдерживает столько. Отцу надоедает с ним возиться, и Гроза отсылает юнца читать Кодекс. Читать скучно, и Сумрак засыпает.
По истечении времени, за которое воины успевают хорошенько размяться, сполоснуться и разобраться с повседневными делами, такими, как выделка трофеев, чистка амуниции и заточка лезвий, Вожак объявляет общий сбор. Сумрак идет на него вместе со всеми, хотя и откровенно не понимает, для чего. Сбор начинается с построения. Сумрак пока не член клана — он не прошел обучения и не принял Посвящение, — а потому не имеет права быть в строю, однако отец всякий раз требует его присутствия. Гроза ставит потомка подле себя и держит речь.
Пока Вожак говорит, Сумрак мается под презрительными взорами нескольких десятков воителей. Подросток готов просто провалиться со стыда. Здесь он самый маленький, самый слабый, самый бездарный. Он не часть клана, он даже не воин… И потому охотники смотрят на него с немым укором, а отец… Отец делает все, чтобы у них была возможность так на него смотреть. Сейчас, рядом со своим властным и величественным родителем, Сумрак ощущает себя особенно беззащитным. Он в западне, откуда нет выхода. Подергивающиеся максиллы воинов выдают крайнюю степень пренебрежения. Сумрак больше не в силах смотреть на ряды этих суровых лиц, и он опускает голову, продолжая чувствовать на себе неодобрительные взгляды, что жалят сильнее медоносных тварей.
Данная пытка продолжается еще полчаса — хотя, бывает и намного дольше. Вожак распускает клан, и Сумрак покидает зал так быстро, как только может. Но ему еще предстоит сюда вернуться на заключительную вечернюю тренировку, после которой юный самец будет чувствовать себя уже на последнем издыхании. Возможно, к ночи он даже не будет помнить, как добрался до своего отсека и как оказался в постели. Но это даже хорошо. Это значит, что его не станут мучить воспоминания о доме и прежней жизни. Он уснет крепко-крепко, провалившись в спасительную темноту, и тяжелые видения не потревожат его, не достанут…
Комментарий к «Сокрушитель»
Этот период жизни героя частично описан в главе “Сумрака и Грезы” “Путь на отмели” - https://ficbook.net/readfic/5887772/15292108#part_content
========== Чужая Охота и тайная игра ==========
Комментарий к Чужая Охота и тайная игра
Читатели тут вот просили немного рассказать о светлых моментах жизни мелкого Сумрака на отцовском корабле… Дорогие мои, вы же знаете, что я в лепешку расшибусь, чтобы вас порадовать))) Короче, начала я его допрашивать. Товарищ отпирался долго, заявляя, что у него бедного-несчастного были сплошные трудности и лишения до самых «каникул» у дяди Пустоши, а лучшим подарком было, когда батя отвлекался на накосячивших новобранцев… Но мне все-таки удалось раскрутить Нашатыря на новые откровения, и он выболтал мне эту историю)))
С грязной ложкою в кармане,
С лысым кактусом в руке
Я иду на бой с бабайкой,
Что живет на чердаке.
Зарублю его я ложкой
И заставлю кактус есть,
Я ведь дурачок немножко,
У меня и справка есть.
(Неизвестный Автор)
Дичь прячется за углом… Вот сейчас он подкрадется неслышно и пронзит Жесткача насквозь, прикончив тварь одним мастерским ударом! Только нужно двигаться очень тихо… Еще тише.
Дыхание замирает, а сердце колотится в груди дико и неистово. Но внешне воин кажется абсолютно хладнокровным. Его рука, сжимающая древко верного копья, тверда, как никогда, и глаз точен. Самец подбирается совсем близко; готовясь к решающему броску, он чувствует, как в нетерпении поют под шкурой напрягшиеся мышцы — охотник сейчас весь обратился в туго сжатую смертоносную пружину, готовую в нужный момент распрямиться и разить наповал.
Ближе… Ближе… Пора!
С грозным рыком он кидается вперед, занеся над головой свое оружие, и захваченная врасплох Священная Дичь, резко метнувшись, сама напрыгивает на острие. Копье с мерзким хрустом проламывает черный панцирь и входит глубоко в ядовитое тело. Жесткач бьется и верещит. Уже на пороге собственной неминуемой гибели, он хлещет хвостом и раз за разом остервенело выбрасывает внутреннюю пасть, силясь достать до застывшей напротив ненавистной маски — такой же бесстрастной и гладкой, как его собственная литая голова. Но силы покидают чудовище, и вот его тело слабеет, падают как плети тонкие передние конечности, и оскаленная пасть медленно закрывается, продолжая истекать потоками тягучей слюны. Враг повержен. Достойное будет пополнение для трофейной стены…
Сумрак в накатившем порыве чувств отрывисто кивает, подобно пришедшим в возбуждение взрослым самцам — это выходит непроизвольно. Он очень горд собой.
Но страшно подумать, если эти его кривляния увидит кто-то из Старших. К счастью, Сумрак сейчас абсолютно один, и никто не может стать свидетелем его ребячества, его жалкой попытки представить себя на месте Великих охотников…
Он играл в эти игры дома, тоже — один, пока никто не видел. С той лишь разницей, что добыча была настоящая, а не воображаемая, хоть и смешная: пернатые твари, лесные бегунки и прочая лесная мелочь. Но юный самец всегда представлял, что охотится на что-то опасное. А еще он представлял, как он лихо преодолевает трудности, как совершает подвиги непрерывающейся чередой, и, возможно, даже ведет за собой целый клан храбрецов. Все, как в матушкиных сказках о древних воителях и могучих божествах.
Но то были фантазии… Правда, как теперь Сумрак отлично знает, не так изящна, а подвиги даются отнюдь нелегко. Да что там, простейшие упражнения даются ему еле-еле. И Охота — это не красивая легенда, а тяжелая и кровавая кабала, полная условностей и боли, неотвратимо ожидающая его в будущем. И вот так элегантно заколоть Жесткача, как он иногда позволяет себе представлять в своих глупых мальковых мечтах, просто невозможно. Жесткач обдаст фонтаном кислоты, сделает подсечку хвостом и обмажет с ног до головы слюнями — по крайней мере так, без особого восторга, вояки описывают реальные встречи со Священной Дичью. Или вдруг примутся рассказывать в подробностях, как обгадился придавленный на Охоте уман… Тьфу, одним словом. Сумраку, конечно, интересно бывает послушать разговоры Старших, но иной раз так противно становится, что он просто потихоньку уходит, дабы не знать конца некоторых историй. Матушка деяния славных воителей совсем иначе преподносила.
