– Что-то у тебя ребенка не слышно? – спросила однажды Олега соседка по коммуналке.
– А я ему пятьдесят граммов водочки в соску налью, он и сосет целый день, – пошутил он.
Соседка, вытаращив глаза, побежала к нему в комнату.
– Ты что, шуток не понимаешь? – засмеялся он, подходя за ней к кровати сына.
– Дурак, – бросила обиженно женщина.
«Ох уж эти женщины! – вздохнул Олег. – Одна морока с ними».
Саша стал для него лучиком света в беспросветной семейной жизни. Когда сыну исполнился год, Ольга уже и не пыталась скрывать своего раздражения по любому неугодному ей вопросу.
– Господи, откуда же берутся такие стервы? – однажды не выдержал он.
– Если ты куда-нибудь дернешься, сына не увидишь, – пригрозила она ему, метко попав в самое уязвимое место.
– Так мне дураку и надо, – сокрушенно произнес он. – Я ведь и не скрывал, что не люблю тебя. Но ты? Ты же сама бегала за мной, уговаривала жениться. Так почему же такая ненависть сейчас? Куда девались твои кротость и нежность? Скажи, зачем ты вышла за меня замуж?
– Я просто сразу поняла, что такая лошадь далеко поскачет, – надменно ответила она.
– Да… если бы ты… – задохнулся от негодования он, – сказала мне это перед свадьбой, я послал бы тебя с твоими сапогами… – процедил он сквозь зубы, – далеко, далеко.
Кулаки его непроизвольно сжались, он еле сдержал себя, чтобы не ударить ее по лицу, в таком он был бешенстве. Еще давно он дал себе зарок, что никогда не ударит женщину, и ему стоило огромных усилий сдержать себя. А с тех пор, когда он сначала в армии освоил приемы рукопашного боя, а затем в секции овладел приемами самбо, он понял, что запросто может и убить человека одним ударом. С каким наслаждением он сделал бы это с ней за одну эту фразу!
Но деваться теперь ему было некуда: эта женщина была матерью его любимого сына – единственного на всем белом свете родного ему человечка.
– Больше детей у нас никогда не будет, – только и сказал он и, хлопнув дверью, ушел на улицу.
– Что ты такой хмурый? – неожиданно услышал он голос своего приятеля Пашки Серова, жившего в соседнем доме, с которым столкнулся нос к носу, выйдя из подъезда.
Олег вкратце поведал ему свою историю.
– Да, друг, влип ты основательно. Скажу тебе честно, из всех вариантов, которые у тебя были, ты выбрал наихудший. Сколько девчонок на тебя заглядывались. Красавицы, москвички. Был бы сейчас москвичом, а не лимитчиком, и не тянул бы эту лямку.
– А… – отмахнулся Олег.
Не мог он рассказать товарищу, что именно поэтому и шарахался от девчат. Они – москвички, у них есть мама-папа, а кто он? Голь перекатная, лимита поганая. Так безжалостно продолжал называть себя он. Конечно, он видел, как на него смотрят девчата с завода, как тянутся к нему парни, как собираются около его костра ребята, когда он в походе поет под гитару бардовские песни. «Но я должен всего достигнуть сам», – постоянно твердил себе он и упорно шел к намеченной цели. С женитьбой повесил он себе на шею еще один груз, который должен был тащить в гору…
Глава 4
– Товарищ, просыпайтесь, – стюард, улыбаясь, осторожно трогал его за плечо. – Обед.
Олег открыл глаза. «Как это я разоспался», – потянулся он, сладко зевнув.
После обеда он опять задумался – прошлое проносилось у него перед глазами…
После того разговора с женой он впервые напился. Пошли с Пашкой в пивной бар и, смешивая пиво с водкой, просидели там весь вечер.
– Ладно, не горюй, – успокаивал его приятель. – Стерпится – слюбится.
– У, наклюкался, – встретила его недовольно жена. – И с сыном не гулял сегодня.
– А ты на что? – промычал Олег и, не раздеваясь, упал на постель и заснул.
Выспавшись и придя в себя на следующее утро, Олег долго лежал и думал о случившемся: «А может быть, я виноват, что она такая раздражительная? Она из-за меня бросила работу, уехала из собственного дома, от мамы с папой, а теперь живет в коммуналке, еле сводя концы с концами. Вот будет у нас свое жилье, и она изменится. Может, прав Пашка: стерпится – слюбится».
Единственное, в чем он был непреклонен, так это в том, что детей у них больше не будет – шантажа ребенком он больше не допустит.
Учеба в институте, работа отвлекали Олега от грустных мыслей. Сашка подрастал, и общение с ним приносило ему несказанную радость. Когда сыну исполнился год, жена отдала его в ясли, против которых Олег был категорически против:
– Не нужны мне гроши, которые ты зарабатываешь на заводе – мне нужен здоровый сын.
Но Ольга не послушалась его – не хотелось ей сидеть дома, и Сашка, пойдя в ясли, начал много болеть.
За это время Олег встал в очередь на жилье, и к Новому году его ждал сюрприз – ему за хорошую работу, как комсомольскому секретарю завода дали комнату в большой трехкомнатной квартире, которая, намекнули ему, в будущем будет вся его. Это была первая большая победа. Радости его не было границ. «Вот теперь-то все изменится», – бежал он домой, сжимая в руках ключи от комнаты.
– Ой, сколько тут работы, – только и сказала Ольга, когда они на следующий день пошли смотреть комнату.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Олег, – все сделаем. – И, засучив рукава, принялся за работу.
А через месяц он показал жене паспорт, в котором стоял штамп постоянной прописки в Москве. Нелегко было это сделать. В обход всех правил, не отработав еще необходимых для постоянной прописки пяти лет, он переговорил с нужными людьми на заводе, пригласил их в бар и от пуза напоил водкой. И вот заветный штамп красуется у него в паспорте – он опять москвич! Это была его вторая крупная победа за последнее время.
– А мне-то что с этого? – брезгливо вернула сияющему Олегу паспорт Ольга.
– Опять за рыбу деньги! – не выдержал он. – Как ты была лимитой, так ею и осталась. Хоть бы порадовалась за человека.
– Зачем ты прописываешь ее? – спросил Пашка, когда Олег через несколько дней шел в паспортный стол, чтобы прописать жену и сына в новой комнате.
– Как же, она ведь моя жена! – удивился Олег.
– А нужна она тебе?
– У нас теперь все пойдет по-другому, – самонадеянно ответил Олег.
– Ты думаешь, прибил последний карниз, повесил занавесочки и теперь жизнь изменится? – усмехнулся Пашка. – Если любви не было в шалаше, не будет ее и во дворце.
– Поживем – увидим.
А Олег действительно верил, что семейная жизнь может наладиться. «Я докажу той цыганке, что все ее гадания брехня, – думал он, часто вспоминая тетку Регину. – Мы молоды, красивы и смотримся прекрасной парой».
Олег делал большие успехи в карьере и его, прекрасного организатора и хорошего специалиста, недолго продержали на комсомольской работе – выдвинули в начальники цеха, и он стал первым инженером без законченного высшего образования из «лимитчиков», досрочно приняли в партию. Через год он получит диплом и перед ним откроется широкая дорога наверх, мечтал он.
Но в небесной канцелярии на него были другие виды.
Однажды забежал он в комитет комсомола по каким-то своим делам. Комсорг завода Виктор Семенов, его лучший друг, который сменил его на этой должности, нервно вышагивал из угла в угол.
– Что такой озабоченный? – спросил Олег.
– Да вот прислали из парткома бумагу, – и Виктор красноречиво поднял палец, показывая наверх, – требуют рекомендовать молодых надежных комсомольцев для работы в системе Министерства иностранных дел. А где я их возьму? Ты же знаешь, наша молодежь – она еще «зеленая», в основном рабочий класс. А они думают, из работяг – и в дипломаты, – усмехнулся он.
– Да, трудную тебе задачу поставили, – посочувствовал Олег.
– А директивы нужно выполнять. Слушай, давай тебя впишу!
– Да ты что, сдурел?
– Да это так, для галочки, – начал уговаривать его Виктор. – Там, знаешь, какой отбор будет? До десятого колена все проверять будут. Как у тебя с родословной? Как отец? – вдруг заинтересовался он.
– Да с родословной вроде все хорошо, отец – член партии, фронтовик, всю войну прошел. Но к чему ты все это клонишь?