Юля пожала плечами, повернулась, но высокая девичья грудь с заострившимися от холода горошинами сосков до сих пор стояла перед его глазами. Он коснулся всеми пальцами атласной, загорелой кожи идеально ровной спины, и организм вновь откликнулся непривычным для опытного врача образом. «Это что еще за фортель?» – осадил он себя и ощупал небольшую гематому на Юлиной голове в области затылка. Потом спустился к ушибу на плече. Юля трепетала от его прикосновений, дыша часто и поверхностно. Он быстро убрал руки и произнес будто невзначай:

– Интересный у вас шрам на спине, похож на ножевое ранение.

Юля повернулась к нему, прикрыв руками грудь:

– Что за шрам? Он свежий? Мне кажется, я не робкого десятка, но это так ужасно ничего не знать о себе.

– Все не так плохо, Юлия или с вашего позволения Джулия. Шраму этому не один год, так что сложно сказать наверняка его происхождение. Просто он может напомнит вам о чем-то. Сейчас сделаем рентген головы и анализ крови, назначим вам лекарства. Нам нужно дойти до больницы, тут рядом. Я помогу, не волнуйтесь. – он, не зная куда девать взгляд, снял с вешалки белый медицинский халат и накинул ей на плечи.

Она поблагодарила и оделась.

– Голова… Кружится.

Юлю качнуло в сторону Эдварда. Он подхватил ее под локоть и помог добраться до кресла. Померил давление, надев манжету тонометра на худенькую, но крепкую руку пациентки, достал из шкафчика упаковку таблеток и растворил одну в воде.

– Выпейте, и пойдем. – он окинул Юлю оценивающим взглядом, вышел и скоро вернулся с темно-коричневым плащом в руках и туфлями. – Наденьте еще это. Кстати, обувь ваша. Одежда еще не высохла.

***

Мистер Фаррелл внимательно изучил снимки и произнес:

– Джулия, если не считать частичную амнезию в результате удара или очень сильного стресса, – да, и такое бывает, – все у вас в порядке. А потому я обязан спросить, ибо разум ваш абсолютно ясен: что мы предпримем? Как частное лицо, а не врач, я предлагаю выбор. Мы можем связаться с полицией, и она будет разыскивать ваше «я». Второй вариант: постарайтесь вспомнить сами, кто вы есть. Учитывая те необычные обстоятельства, при которых Роберт нашел вас, я не исключаю, что вы попали в крупные неприятности, поэтому вам решать. Со своей стороны, я гарантирую полную поддержку и все условия для вашего восстановления.

– Вы позволите? – она взяла со стола канцелярскую резинку для денег.

– Да, пожалуйста.

Юля прошлась по кабинету – гибкая, грациозная, изящная, она развернулась и замерла у окна. «Будто кошка по краю крыши», – вдох застыл у него в горле. Пока она неспешно собирала волосы и завязывала их в хвост, Эдвард снова взял снимок в руки. Он с усилием всматривался в него, не видя там ничего, кроме ее изящной фигуры под медицинским халатом мужского кроя. Белая ткань пропускала свет, и Юлин силуэт представал перед ним как кости на рентгене. Она была настолько красива, насколько недосягаема для него. Еще ни разу он не бывал в такой странной ситуации. Юля повернулась и как ему показалось взглянула на него с гораздо большим интересом, чем смотрит пациент на врача. Эдвард вышел из-за стола и подошел к ней.

– Мистер Фаррелл, – она стояла недопустимо близко, и у Эдварда сердце забилось сильнее от звуков ее голоса. В душе со вчерашнего дня нечто ширилось и раскрывалось, откликаясь нежностью глубоко изнутри, наполняя истомой все его существо. – Я чувствую себя, маленьким, потерявшимся в большом городе ребенком. Хочется звать на помощь, но интуиция подсказывает, что лучше так не делать. Поэтому выбираю второе. Я буду признательна вам, за помощь.

– Браво, – он пожал ей руку, – я люблю решительных и разумных людей. Думаю, мы поладим.

– Мы уже поладили.

Эдвард улыбнулся:

– Не возражаешь, если я перейду на «ты»? – он мысленно признался себе, что впервые в жизни позавидовал сыну.

– Напротив!

Уже две ее руки он сжимал в своих ладонях: «Господи, что я делаю?»

– Роберт предложил поехать тебе с ним в Москву?

Юля потупила взгляд и чуть слышно произнесла:

– Да.

– Я тоже буду в Москве сегодня.

– Вы поедете с нами? – ее бледное от недосыпа лицо оживилось. – Ну просто камень с моей души сняли. Мы совсем незнакомы с Робертом, и я чувствовала бы себя неловко с ним один на один.

«Она – прелесть, но Роберт никогда не простит мне такой подлости. Готов поспорить, что я ей нравлюсь больше, нежели мой молодой повеса». В ее взгляде промелькнула усмешка, и к щекам Эдварда прилила кровь: «Мысли она мои что ли читает».

– Джулия, нет. Я лечу самолетом, а вы поедете на машине. – комок встал в горле у Эдварда, но он пересилил себя и продолжил. – Мой сын порядочный молодой человек, будь с ним.

Взгляд зеленых глаз полоснул Эдварда по лицу и погас. То ли гнев, то ли отчаяние промелькнули в них. На осунувшемся вмиг лице застыла маска. Эдвард готов был простоять рядом с этой девушкой до судного дня, но будто неведомая сила отталкивала его. Юля не двигалась, и Эдвард еще держал ее руки в своих, но всего тремя словами он только что проложил между ними пропасть. Юля нерешительно возразила.

– Как я могу быть с ним, пока не вспомню кто я?

– Я хотел сказать доверься ему, – от волнения Эдвард перешел на английский язык. – It’s just like Hamlet said: «To thine own self be true»5.

– Будь сама собой, и все устроится, – Юля шагнула назад и, оступившись, села на подоконник. Она изумленно смотрела на Эдварда, – Я, правда, вас раньше не знала?

– Если только существуют прошлые жизни или параллельные миры, —

– Скажите что-нибудь еще, пожалуйста.

Эдвард заговорил по-английски, но Юля сделала ему знак остановиться.

– Что-то в вас мне знакомо, но я не могу понять что. Я вспоминаю, был ли у меня муж, семья, но делаю это скорее потому, что так надо, а не потому, что хочу. И причина подобному факту вы и ваш сын. Осталось определить предназначение моего забвения: проклятие или Божий дар?

Эдвард присел рядом с Юлей, раздумывая, насколько тактично можно преподнести то, что ему известно о ней. Он взглянул на часы, времени оставалось на быстрый завтрак.

– Ты не замужем, Джулия, потому что никогда не была в постели с мужчиной. Это я говорю тебе как врач.

Юлины щеки вспыхнули румянцем. Она вскочила, пылая негодованием, и Эдвард поднялся вслед за ней.

– Джулия, я выполнил врачебный долг, осмотрев тебя полностью. О том, что я тебе сказал сейчас, знаем только ты и я. А теперь извини, мне скоро выезжать в аэропорт. Меня ждут пациенты в Москве. Там встретимся и продолжим разговор. Если захочешь.

– Спасибо за правду.

– Возможно, это направит твои воспоминания в правильное русло, очистит твою совесть и остановит в нужный момент, если решишь принять ухаживания моего сына. А теперь пойдем, Роберт сейчас сразит нас кулинарными способностями.

***

Юля с Эдвардом вернулись в дом и пошли на запах жареного бекона. На кухне, обрамленной в синий кафель, в центре круглого стола, покрытого льняной скатертью в ультрамариновую с белым клетку, стояла тарелка с горкой из тостов с румяной корочкой, рядом на овальном блюде теснились под свежей зеленью и оливками ломтики брынзы и колбасы. У плиты суетился Роберт. Он повернулся и, шутливо насупившись, пожурил отца:

– А ты всех своих пациентов обнимаешь?

– Да ты никак ревнуешь, – рассмеялся Фаррелл-старший, но руку убрал и добавил, – Джулия так и норовит упасть в обморок.

– М-м, как вкусно пахнет! Чем тебе помочь? – Юля подошла к Роберту, и он ткнулся носом в ее щеку.

– Достань тарелки из белого шкафчика над мойкой и разложи приборы!

Эдвард тихо вышел из кухни, чтобы позвонить. Вернувшись, он сел с ребятами за стол и некоторое время исподтишка наблюдал за Юлей. Она вела себя так, будто и не было между ними неловкого разговора полчаса назад. «Может я себе все надумал, и она просто переживала из-за потери памяти, а меня в неясных воспоминаниях интуитивно приняла за какого-то близкого ей человека? А я-то, старый дурак, надумал себе неизвестно чего. Но хороша, плутовка! Я не узнаю сына. Словно кто-то завел часы, стоявшие много лет, и время пошло. Так хорошо сидим, по-семейному. Странно даже… И легко! Будто лет десять сбросил".