Разозленная, Домна Октавия скорчила злую гримаску:

  - Вот смотри. Когда ты уйдешь, а ты уйдешь, я пришлю сюда парочку федератов. И они всего за одну такую монетку отрубят ей башку. Ты даже помешать не сможешь.

  Первым его порывом было ударить эту надменную девчонку. Но это было бы глупо. Стиснув кулаки, Лукреций совладал с тобой и сквозь зубы произнес:

  - Ты этого не сделаешь.

  - Не сделаю. А ты всё одно напуган до невозможности, - донельзя довольная его реакцией, Домна Октавия приблизилась и оказалась выше на полголовы. - Сервий спит и видит, как бы раскрыть мои коварные замыслы, но это зря. Потому что это неправда. И даже ты ему не поможешь, Лукреций Дрессировщик. Лет десять назад, когда я еще строфион не носила, я читала о тебе разные забавные истории и полагала тебя великим, гением. Теперь я вижу, какой ты: потный, трусливый и старый, - внезапно наклонившись, Домна Октавия жадно поцеловала его. От нее пахло можжевельником и юностью. Поцелуй длился секунд пять, пока Лукреций в ужасе не отстранился.

  Домна рассмеялась.

  - Зачем ты это сделала? - вскричал Лукреций, почему-то страшась обернуться к Юлии.

   - Люблю целовать испуганных мужчин. Еще с детства, - она горделиво усмехнулась. - Завтра проверка адверсариев в архиве. Смотри не опоздай, герой моего детства. Авось и разоблачишь шпионку. Лови на счастье, - и она швырнула ему давешний квадранс, уходя.

  Лукреций хотел остаться здесь, с Юлией. Но после произошедшего ему было нестерпимо стыдно. Ужасно, но им, кажется, завладело возбуждение, и он боялся, что грубым прикоснованием невольно причинит ей вред. Поэтому Лукреций бросил вороватый взгляд на проем, в котором скрылся слуга, в последний раз вглянул на жену и торопливо ушел, почти вылетел.

  Юлия осталась одна, так и не узнав, что Лукреций был здесь.

  Архив сгорел на следующее утро.

  Лукреций и Сервий как раз стояли перед коваными литыми вратами в базилике, отделявшими общественную портику, наполненную такими же просителями, от личного таблинума императора. Четверо преторианцев, бритых и подтянутых, с фасциями на плечах, сверлили их неприятными взглядами. Все они были чистокровными авентийцами из патрицианских семей. Несмотря на декларируемое равнодушие к происхождению граждан, император ненавидел и тервингов, и химьяритов, и лувийцев, о чем Лукрецию и сообщил Сервий с оттенком одобрения. Император должен был принять их с минуты на минуту. Сервий то и дело посматривал на громадную клепсидру, выставленную в центре зала, и отсчитывал сыплющиеся крупинки песка.

  - Пропустите! Срочное дело! - закричал, едва взобравшись на портику, замызганный епископал. На груди у него был дискос из грубой меди. Священник. Отталкивая остальных, епископал вскоре добрался до врат, но был остановлен преторианцем:

  - В очередь.

  - С дороги! - взбеленился священник. - Я от епископа!

  - В очередь, сутулый, - повторил преторианец и толкнул его в грудь тупым концом фасции.

  Удар был несильный, но священник упал.

  - Больно! Да, мне больно, но эта боль ничто! - вдруг завыл он, бешено корчаясь на полу. - Я все перетерплю, кроме святотатства, но вышло как раз оно! Люди, что с вами?! Почему не слушаете меня?! Этим утром случилось чудовищное!

  Граждане смотрели на него с сочувствием и жалостью. Кто-то попытался помочь, но священник оттолкнул его и затряс перед лицом дискосом.

  - Да что случилось, отче?

  - Что случилось?! - передразнил его священник. - Стража осквернила Храм! Утром, пока никого не было, эти псы вошли без спроса, снесли крышу топорами и изрубили деревянные перегородки. Засыпали неф песком!

  Все ахнули. Даже Лукреций почувствовал себя неуютно. С каждым новым императором власть служителей Элоаха становилась лишь крепче. А осквернить храм - дело серьезное, и даже очень. Кстати, а ведь в том районе находится и архи...

  Он замер.

  - И зачем? - продолжал епископал, ужасающе быстро подтверждая мысли Лукреция. - А чтобы пожар не перекинулся! Городской архив загорелся, якобы, вот и изрубили храм. Чтобы огонь не перекинулся. Святотатство - вот что сказал епископ!

  У Лукреция все перевернулось внутри.

  - Что-ооо? - заорал Сервий. - Архив?! Ты враль, так не бывает!

  Но священник не услышал его. Так и не встав, он изливал речь толпе сочувствующих граждан. Сервий было сделал шаг к нему, обливаясь потом, но не успел. Дверь распахнулась, и вывалился последний проситель, бледный и испуганный. Преторианец гаркнул, глядя в потолок:

  - Следующий! Квестор-муниципий Сервий Альбий Тигелл! Домин ожидает вас.

  Сервий затравленно обернулся.

  - Сжечь архив! Вот стерва! - прошептал он потрясенно.

  - Надо что-то делать, - тихо произнес Лукреций.

  - Стерва... стерва!

  Домин, консул, принцепс Сената и военный трибун в одном лице, император Вителлий в красном струяющемся плаще и доспехах центуриона стоял у окна, скрестив руки, и смотрел вниз, на Эбинтский взвоз - вторую из улиц, соединявших холмы и нижний Авентин. Это была любимая поза императора Тита, и все это знали. Вителлий не раз повторял, что он - новый Тит, и что с его воцарением всё станет так, как было раньше.

  Говорят, стало.

  Лукреций в Венусии привык относиться к таким разговорам со скепсисом, но сейчас весь скепсис из него вышел, сменившись тошнотворным страхом. Что они скажут императору? Вернее, что скажет Сервий? Ему-то, некогда простому квестору, а ныне еще не пойманному преступнику, в присутствии императора говорить было не дозволено.