Нельзя рисковать.

  Иначе Юлия...

  Он нахмурился, вспоминая ее. Посмотрел на свои руки. Большие, натруженные руки со множеством мозолей от лопаты и гладиуса. Совершенно обычные руки, ни капли мистического в них не было. Но именно ими он заклинал деньги, дрессировал их, заставлял оборачиваться, складываться в денежные потоки, стабилизировал, направлял, успокаивал. И этим же руками, руками жреца Монеты, он обратил нежную, доверчивую душу Юлии в прах.

  Усилием воли Лукреций отвлекся от воспоминаний и сосредоточился на словах Сервия. Тот говорил, полулежа на скамье и периодически бросая в рот кусочки фиги:

  - Именно поэтому. Император Вителлий, как ты знаешь - мой друг.

  - Вроде меня? - спросил Лукреций почти без усмешки.

  - Нет, - сказал Сервий. - Совершенно иного толка. Тебе я могу отказать в просьбе, а ему - нет. Ты уж извини. Он император, понимаешь? Общение с ним - это череда запретных тем. Никаких неуместных шуточек. Сказать по правде - я его боюсь.

  - Хороша дружба.

  - Раньше он таким не был. Когда он был городским префектом, а я работал в Сенате, мы общались на равных, и это был славный парень, широкой души. А потом последний переворот вознес его на вершину. Я и не надеялся, что он возвысит и меня, однако поди ж ты... Теперь я - советник императора, пускай и без официального статуса, - Сервий хмыкнул. - И я обязан защищать государство. Скажу по секрету: у Вителлия есть одна слабость. Это женщины. Фаворитки. Говорить ему, что это пагубно - бесполезно и опасно, тем более Вителлий за последний год... сильно сдал в части разума, скажем так. Потому и не говорю. Есть у него фаворитка, Домна Октавия. И вот она - шпионка из Арахозии.

  Лукреций удивился.

  Арахозия, деспотия на востоке, изнеженная и коварная, была злейшим врагом Авентина еще с незапамятных времен. Происками их шпионов Гай Валерий, помнится, объяснял неудачи своего правления. Сколько людей было распято по обвинению в шпионаже - не счесть. В те дни распинали даже в столице, прямо здесь, на Кавелинском взвозе.

  - Серьезное обвинение, - сказал Лукреций.

  - Скажем так, доказательства у меня были. Однако они сгорели, - Сервий поморщился. - Здесь их и сожгли, ночью, пока я дрых. Домна моих слуг перекупила. До чего же алчными могут быть люди, ты не представляешь. Такое впечатление, что инфляция обесценила не только деньги, но и человеческую природу. А может, её в первую очередь. Вот ты. Когда прошел слух, что ты украл деньги из казначейства и сбежал в Венусию, я не поверил своим ушам. А оказалось - правда. Честнейшей души человек, Лукреций - стал вором.

  - Мне нужны были деньги. Больше жизни. А ты мне отказал, - сухо ответил Лукреций.

  - И ведь всё равно украденного не хватило? - Сервий осекся. - Ладно. Извини. Извини. Я просто на взводе последние дни, клянусь, я не хотел тебя задевать. Вырвалось просто... Ты ведь слышал про последнюю реформу? Я про твою сферу говорю, про денежную.

  - Конечно, - ответил Лукреций, про себя мудро решив не обижаться.

  - И твое мнение?

  - Хорошая. Мы с муниципием выпили по бурдюку вина за обсуждением и пришли к выводу, что реформа, в целом, совершенно верная. Снижает инфляцию, укрепляет золотой стандарт ауреуса... должно помочь.

  Сервий подался вперед.

  - А знаешь, кто ее автор?

  - Фаворитка?

  - Шпионка, - весомо сказал Сервий. - Я с самого начала пытался втолковать императору, что за этим ее "оздоровлением" кроются злобные замыслы. Однако как это сделаешь, когда Домна у него на коленях крутит задницей? - он развел руками. - Сам я так не умею. Но я своего добился. Император разрешил проверку. Он ждет отчета, а аудитором стану я. Мое первое официальное назначение при новой власти.

  - И ты хочешь, чтобы этим занялся я, - понял Лукреций. - И нашел следы вредительства.

  - Да. Ты хороший специалист, Лукреций, - сказал Сервий. - А еще ты мой друг. Я тебе доверяю. Поможешь с проверкой, помогу и я. Достану столько ауреусов, сколько тебе понадобится.

  За столом воцарилось молчание. Лукреций обдумывал сказанное.

  - Кстати, - сказал Сервий после паузы. - Лукреций.

  - А?

  - Ты ведь заклинатель денег. Покажешь какой-нибудь фокус?

  - Я не фокусник, - произнес Лукреций, правда, больше для проформы.

  - Ладно тебе. Со всеми этими епископалами, запрещающими богов, я и забыл, какой была теургия в дни нашего детства. А ведь она была. Я это помню, - Сервий достал массивный кошель, набитый монетами, и толкнул Лукрецию через стол. - Прошу тебя.

  Против его ожиданий, Лукреций высыпал монеты, назвав их слишком новыми и урезанными, и после недолгих манипуляций оживил сам кошелек. Очнувшись, кошелек обнаружил себя в чужих, незнакомых руках и заскулил от страха, бедный. Спотыкаясь, он помчался на коротких лапках-подвязках к хозяину и радостно завизжал, когда Сервий со смехом прижал его к себе. Будь у него язык, он бы наверняка лизнул хозяина, но его не было, поэтому кошелек лишь скрипел скобками-застежками, жалуясь на Лукреция, взявшего его без разрешения.

  - Это чудо, - искренне сказал Сервий.

  - Наверное, - ответил Лукреций. - Не я создал эту любовь. Просто отпустил вожжи. - Он помолчал. - Я отойду.

  Сервий знал, что ему нужно навестить Юлию, но у него хватило такта не спрашивать об этом напрямую. Поэтому он лишь кивнул, безуспешно пытаясь совладать с ластящимся кошельком.

  Миновав колоннаду Палладия и Аппиевы колодцы, Лукреций привычным, протравленным в памяти маршрутом вышел - до страшного легко - к особняку с белыми стенами, увитыми лозой. Сердце его екнуло, как и всегда, и это чувство не испортил даже вид вырубленной, и явно давно, его любимой тутовниковой рощи. Он родился в этом здании - без малого сорок лет назад, в счастливую эпоху Тита, когда Вечный Град Авентин стоял на земле твердо, охватывая руками весь известный мир. Ныне ноги у Града подломились, и обессиленный гигант медленно умирал, стоя на коленях, а маленький, незначительный на его фоне Лукреций стоял у ворот собственного дома и боялся встречи с искалеченной женой.