Ответ появился с другой стороны. Пока существами мальчишеского полу решалось, в какой форме доводить до успешного конца оказавшийся безуспешным урок, Жанна вынула из гнезда болт, служивший задвижкой, и приоткрыла калитку. Ломившийся в неё чужак тут же пересёк границу охраняемого железным занавесом государства. И снова Назарий осознал это первым, прежде всех нас. Взгляд его покинул меня, чтобы упереться в Жанну, и это он ей - не мне, сложив губы трубочкой, пообещал:

- Маленький... уродец.

И сразу же - чужаку:

- Привет.

Каждому - своё. Можно и через запятую, как кому хочется. А можно и вовсе без знаков препинания, как несомненно предпочёл бы вошедший, заядлый во всём минималист Жора Устименко, очень маленький человек.

- Ну и жара у вас! - пропищал он чуточку в нос. - Вы в этой бочке, как селёдки. Готовите новую программу? Возьмите меня.

- Лучше я тебе её продам, - сказал Назарий. - Купишь?

- Что именно? Котов в мешках не покупаю.

- А вон... хлопчика. Или вон: дивчинку. Можно и в упаковке, в мешке. Меньше царапаться будут.

Что же Жанна? Она улыбалась.

- Я сам хлопчик, - серьёзно возразил Жора. - И дивчинки у меня свои, хлопчиковые. А что, у тебя с ними проблемы, номер не выходит?

- Бездари, - угрюмо сказал Назарий, - и лентяи.

- Ну да! - поднял бровки Жора. - А ты не пробовал эту... материальную заинтересованность вместо хлыста?

- Да я только этим и пользовался.

- Ну, и что?

- Думал, мальчишка заработает себе мороженое, а девчонка конфеты. Ей и дел-то всех: постоять в бочке.

- Тут жарко, - сказал Жора. - Тут стоять тоже работа, это тебя вон ветерком обдувает, а других? К тому же, жара у тебя какая-то кислая. В такой атмосфере стоять тяжелей, чем сидеть в сундуке. Надо платить получше.

- Тут дело не в этом, - буркнул Назарий, - ты вот послушай, что этот... малый мне объявил.

- И малая тоже?

- Они из одного гнезда... Он объявил, что и без всякой работы возьмёт мороженое, совершенно запросто и куда лучшее, в холодильнике у его бабули.

- Какой циничный хлопчик, - вздохнул Жора. - Знаешь, я ошибся, жара-то у тебя тут кисло-сладкая. А вроде бы ещё не вечер.

- Ты что, не слыхал! - крикнул Назарий. - Твой этот хлопчик-клопчик, давил бы таких... сказал: запросто.

- Кто знает, - пропищал Жора, - может, он и прав.

Я это знал без всяких "может".

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

- Он всё выдумал, - пожаловался я, - ничего такого я не говорил. И почему она не возразила?

- Не всё, - сказал Жора, - всего выдумать нельзя. Но дай мне развить мою тему.

Мы сидели на ступеньках раковинки, с тыльной стороны.

- Итак, жара бывает и кисло-сладкая, как жаркое. Это по ночам. А днём она чаще, как солёный огурец. Утренняя же жара вроде хины.

- Это что такое?

- Очень горькая штука, - Жора был доволен: я отвлёкся от своих проблем.

- Мне и без хины несладко, - доверительно сказал я. - Все эти уроки... Знаешь, у Назария они очень горькие.

- Но ведь бывают и кисло-сладкие?

- Ещё бы, - обрадовался я, - как уроки моего дяди Ю.

- Ну так вот тебе впридачу солёненький! - Жора выпустил аккуратное кольцо табачного дыма. - Никогда не пробуй курить табак, потом не отвяжешься.

- Табак пахнет совсем не так, как твои папиросы...

- Вот как? А я думал, курю табак.

- Табак растёт у нас в палисаднике, на клумбе. Он пахнет по ночам, точно, как фиалки. Очень сладко, от них тошнит.

- Но когда его курят, пахнет не сам табак, а дым. Понимаешь разницу?

- От выхлопного газа тоже тошнит, а и он ведь дым.

- Дым молодым! - воскликнул Жора.

- Бардадым, - завершил я.

- Неплохо, - пискнул Жора, - но вот что: со мной так играть можно, а с другими не советую.

- А с Ивом?

- С Ивом, пожалуй, тоже можно.

- А с Сандро?

- Иногда да, иногда нет. Сначала надо присмотреться к нему, а потом решать: да или нет.

- Ну вот, а ты говорил: с другими нельзя...

- Ты прекрасно понял, кого я имел в виду! - Жора угрожающе выкатил глаз. Это у него ловко получалось. - А... вот и Ив.

- Лёгок на помине, - сказал я.

- Эта пословица звучит полностью: дурак лёгок на помине. Следовательно, ты назвал Ива дураком.

- Я не знал.

- Незнание закона не избавляет от наказания... - с важностью объявил Жора и вдруг заверещал: - Эй, парень, чёрный парень! Этот мыслитель тебя обозвал дураком! Так что присаживайся, ты в нашу компанию принят.

- Я не называл, - набычился я.

- Тем хуже, - заявил Ив, присаживаясь двумя ступеньками ниже. Раковинка закряхтела: он был тяжелей нас с Жорой, вместе взятых, вчетверо. - Значит, ты это скрыл. Можно подумать, что ты скрываешь и нечто похуже, например, что я ниггер.

- Он прав, - подтвердил Жора, - ничего нет хуже этого. Только, как же это скрыть? Это тебе не сладкое и не горькое, не кислое и не солёное, так... что-то совсем гадкое: пресное.

- Не разыгрывайте меня сегодня, - попросил Ив. - У меня большая печаль, будто я съел это самое, пресное...

- Ты съел накладное пузо Чрево! - убеждённо сказал Жора.

- Нет, я просто выпил, - грустно возразил Ив.

- Это причина, - согласился Жора, - за неё нужно выпить. Тебе следовало принести выпивку сюда, а не разыгрывать тут дурака.

- Это мальчишка сказал, а негр вовсе не дурак, - поправил Ив. - И это особенно грустно.

- Не дурак, зато урод, - сказал Жора. - И мы об этом никому не скажем, потому что все сами видят. А видеть это самим - весело.

- Сам урод, - сказал Ив. - И поверь, смотреть на тебя - ничего весёлого.

- Урод я, - вставил я. - Так все говорят.

- Славная компания, - обрадовался Жора. - Кое-кого, правда, в ней не хватает.

- Сандро? - догадался я.

- Ты сплетничаешь за спиной у людей, - сказал Ив. - Мне это не нравится.

- А ты спроси у него, откуда он такой чёрный свалился на наши белые головы, - подтолкнул меня Жора. - Это ему понравится.

- Откуда ты свалился, Ив? - послушался я.

- С севера, - охотно ответил он. - Мой папа, тоже негр, кормил там собой комаров. А сам не ел ничего, вот и умер. От двойной такой болячки.

- Спроси теперь, а откуда свалился на север папа?

- Папа свалился с копыт. То есть, его сбили с копыт на арене и он загремел на север.

- Неужто этого достаточно, быть сбитым с копыт, чтобы очутиться на севере? - спросил Жора сам, потому что я медлил.

- Самого по себе нет, не достаточно. Но папа при этом сказал... кое-что. А публики, как назло, в тот вечер было много.

- Что же сказал папа? - Жора подмигнул мне.

- Он сказал, подымаясь на копыта, с которых его сбили: мать вашу так и отца.

- Так прямо и сказал: вашего? Что ж он, не знал, кто именно наш отец, и не только наш, а и всех народов, а также их учитель и друг?

- Он знал, - мрачно сказал Ив, - знали и другие. Вся публика знала, вся труппа и оркестр. А знание закона, как и его незнание...

- Знание - сила, - вставил я.

- Значит, это, - Жора потрогал бицепс Ива, - знание. Ну, а теперь спроси-ка, где его мама.

- Где твоя мама, Ив?

- У меня мама повсюду, - вздохнул Ив. - Везде, где отечество, там и родина-мать. Тебе что, пора подыскивать детдом? Могу дать адрес моего: не худший из вариантов. Только поспешай, малыш, скоро там мест свободных не будет.

- Чёрный парень нажрался в детдоме солёненького, смотреть на него не может, - сказал Жора. - А сладкого, наоборот, ему недоставало. Он и теперь за конфету продаст кого угодно, даже мать.

- Родину, - свёл сказанное воедино я. - У меня во дворе пацаны точно так же, за кусок сахара, бывает, и пистолет отдают. А я сладкого терпеть не могу, разве что мороженое. И пацанам таскаю из дома конфеты. Зато за солёный помидор, знаете, такой мятый, так... и душу с меня вон, и кишки на телефон.

- Обещали не разыгрывать, - сказал Ив, - а сами... Так что, у тебя, значит, есть пистолет?