Перенести акцию возмездия на День Всех Влюбленных предложил Блэк — и остальные поддержали его идею. Во-первых, это было бы очень символично. Во-вторых, куда ниже вероятность попасться: все наверняка спишут произошедшее на всегдашнюю любовную истерию в этот день.

И, надо сказать, Валентинов день 1973 года запомнился Хогвартсу надолго…

В какой-то момент Дуглас Маклагген, четверокурсник Гриффиндора, как-то странно выпрямившись и отставив кружку, встал из-за стола и решительно двинулся в сторону сидящего на другом конце стола второкурсника Питера Петтигрю.

— Питер, — серьезно и как-то торжественно произнес Дуглас. — Питер, я был слеп! О, как же я был слеп!

Ничего не понимающий Питер испуганно взирал на нависшего над ним Маклаггена.

— Но теперь я понял, — с восторженным блеском в глазах продолжал Дуглас. — Я понял, что… люблю тебя, Питер!

В зале воцарилась гробовая тишина. Лишь Мародеры судорожно сжимали челюсти, стараясь не заржать.

— Эй! — Маклаггена грубо толкнули в плечо. Перед ним стоял раскрасневшийся Селвин Браун. — Это я люблю Питера! Отвали, Маклагген!

— Оба отвалили! — толкнул их обоих со всей силы Миллан О’Хара. — Питер — мой! Только мой!

Бедняга Петтигрю раскрывал и закрывал рот, переводя полные ужаса глаза с одного из наперебой пытающихся признаться ему в любви старших товарищей, на другого. Наконец, воспользовавшись тем, что все трое отвлеклись друг на друга, он выскользнул из-за стола и попытался сбежать.

Не тут-то было!

— Питер! Вернись, чтобы мы могли слиться в экстазе!

Зал, в начале этой невероятной сцены еще хранивший молчание, сперва захихикал, а под конец и вовсе разразился неудержимым хохотом и криками преподавателей, с руганью спешащих к выходу из зала, куда уже скрылись все четверо участников комедии.

В итоге Питера пришлось снимать с каменной горгульи, расположенной на парапете, опоясывающем один из внутренних двориков Хогвартса, на которой он повис и орал дурным голосом. Его внезапные ухажеры возбужденно подпрыгивали у подножия этого парапета и, перебивая друг друга, клялись второкурснику в вечной любви, предлагали руку, сердце и прочие части тела. Их обездвижили и отправили сначала в Больничное крыло, а оттуда — прямиком в Мунго, устранять последствия амортенции.

После этого инцидента О’Хара подал заявление на перевод в Шармбатон, а Маклагген, Браун и Петтигрю до конца года боялись даже приблизиться друг к другу, не говоря уж о том, чтобы искать виновных или вообще выпендриваться!

Четверка друзей же так и не была уличена ни в чем, хотя порою их и подмывало рассказать кому-нибудь о своих подвигах. Но все четверо понимали: если кто-то узнает, у них будут огромные неприятности!

Правда, троица их противников поглядывала на них с большим таким подозрением. И, что уж говорить: с откровенной ненавистью!

Так, незаметно для самих себя, Мародеры нажили первых в своей жизни врагов. А сколько еще им предстояло «первого в жизни»?

А тем временем межфакультетское соревнование закончилось триумфальной победой Гриффиндора, обеспеченной в том числе блестящим выступлением Джеймса Поттера в роли ловца на квиддичном поле. Блэк со Снейпом закатывали глаза, сочились ехидством и корчили рожи, но поделать ничего не могли — победа была вполне заслуженной.

— Тоже что ли в квиддичную команду поступить в следующем году? — бормотал Сириус, поедая шоколадную лягушку в купе «Хогвартс-экспресса», что мчался на юг — в Лондон. — А то у Джея уж слишком рожа довольная, аж светится!

— Попробуй, — перелистнул страницу учебника Снейп, развалившийся на сиденье напротив. — Кажется, один из наших загонщиков в этом году выпустился из школы, так что вперед!

— Загонщиком? — перевел Сириус взгляд на Северуса.

— Ну смотри: ловец из тебя так себе. Охотники у Слизерина все отличные, так что менять кого-то из них на тебя никто не будет. Вратарь? Скучно. А вот загонщик… Неужто плохо: в людей бладжеры отбивать?

— Вот уж точно, — хмыкнул Блэк. — Кстати, где там наши триумфаторы?

— Празднуют в соседнем вагоне, — поморщился Снейп. — Скоро придут.

Дверь купе отъехала в сторону и внутрь ввалились Поттер, Люпин и…

— Лилс? — удивленно поднял брови Снейп.

Девочка с непроницаемым видом прошла внутрь и села рядом с Джеймсом. Помолчав пару секунд, она с убийственной серьезностью выдала:

— Признаться, последняя ваша выходка превзошла по своей тупости, пожалуй, все предыдущие, — ребята напряглись. — Но… — вздохнула Эванс и поперхнулась, наклонив голову. Мальчишки с беспокойством придвинулись к ней, но Лили как-то странно хрюкнула и откинулась на спинку сиденья, хохоча: — Но как же это было смешно!

Мародеры недоуменно переглянулись и сами не заметили, как заулыбались, а потом тоже рассмеялись. Разубеждать девочку, что инцидент с амортенцией — не их рук дело, они не стали. Зачем? Пусть думает, что хочет.

К тому же, Джеймсу с недавних пор подсознательно хотелось показать себя перед Эванс с лучшей стороны. И если уж её так рассмешила их последняя выходка — то почему бы нет?

Мародеры ехали домой. Второй год оставался позади.

========== 3 курс: Лунатик, Бродяга, Сохатый и Клюв ==========

— Сын, — обратился к Сириусу отец в конце семейного ужина, сразу после возвращения обоих младших Блэков из Хогвартса. — Через час жду тебя в дальней секции библиотеки. Не опаздывай, — сухо проинформировал Орион сына. Сириус в ответ лишь сдержанно кивнул: учеба на Слизерине, да еще и в компании Северуса Снейпа, отучила его от проявления излишних эмоций.

Впрочем, исподтишка наблюдая за родителями и видя их гордые и довольные лица, он усмехался, ловя себя на мысли, что детская идея поступить на Гриффиндор в пику матери была, мягко говоря, дурацкой. Ведь учеба на змеином факультете в итоге никак не мешала его дружбе с Джеймсом. Более того: благодаря этому он подружился с Северусом!

Да и, к тому же, слизни оказались не такими уж засранцами, как думали они с Джеем раньше. Были, конечно, откровенные уроды, вроде их с Севом соседа по комнате — Эйвери, или того же прыщавого Трэверса, шестикурсника. Такие, как эти двое, очень любили порассуждать, как они поступят со всякими грязнокровками, попадись те им в руки. Особенно старался Трэверс, и от его извращенных фантазий порой становилось тошно даже самым надменным и упертым сторонникам чистой крови. А девушки даже сидеть рядом с этим козлом отказывались!

Но в остальном ребята на Слизерине были вполне себе ничего. По крайней мере, ничего такого по сравнению с тем, к чему Сириус привык дома. Чуть более зажатые, надменные и с чуть более выраженным снисходительным отношением к магглам и магглокровкам, чем представители других факультетов.

Ну, последнего, как со вздохом был вынужден мысленно признать Сириус, может и побольше, чем просто «чуть». Но в сравнении с тем, как презирала магглов и все, что с ними связано, его мать, это было именно, что «чуть»!

Библиотека дома Блэк представляла собой настоящий лабиринт из полутемных залов, коридоров, образованных книжными стеллажами, и винтовых лестниц между уровнями. Сириус всегда подозревал, что это место находится вне такого понятия, как «пространство». Оно напоминало скорее какую-то зловещую Пещеру Сокровищ или одно из Подземелий Драконов*, о которых рассказывал Северус, нежели хранилище знаний.

Вход в дальнюю секцию находился в Четвертом Зале, около странной медной конструкции, чем-то похожую одновременно на телескоп, астролябию и глобус.

Отец уже ждал его.

— Что ж, сын, — как-то устало произнес Орион Блэк, и Сириус нахмурился: обычно отец говорил чуть отстраненно и холодно, особенно если рядом была Вальбурга. Выражать свои истинные чувства, как сейчас, старший Блэк позволял себе нечасто. — Вот тебе и исполнилось тринадцать лет. А потому, несмотря на ворчание твоей матери, я считаю… — небольшая пауза, — я считаю, что ты все-таки достоин того, чтобы открыть тебе доступ к Дальней Секции библиотеки. Её закрытой части.