Дошла очередь и до 45-го классного отделения. Хорошевский сразу помрачнел, почернел как никогда. Он долго смотрел в бумажку с двойками, сопел, прокашливался, набирался сил и наконец выдавил.

– Ага, наконец-то 45-е, многоликое и многонациональное! Сборище потенциальных нобелевских лауреатов. Стадо вундеркиндов, банда законченных дебилов и отъявленных негодяев. Ууууу! Смерти моей хотите, да? Господи, ну почему же вы такие тупые?! За какую провинность мне всучили такое количество безнадежного и беспросветного быдла?! Ёёёёёёё! Ладно, лирику в сторону, а теперь сухой язык цифр. Сто восемьдесят две двойки! Всего-то. Ну что же ребятки, сразу видно, что в этом месяце вы все очень хорошо поработали. Старательно напрягли остатки извилин… даже те, у кого от рождения одна извилина и та – на жопе! Что отрадно, результат не заставил себя ждать. У вас наметились заметные сдвиги и радикальная динамика в положительную сторону. Учебный отдел и командование училища приятно удивлены и, прямо сказать, довольно. Так держать! Всего-то, смешно сказать – сто восемьдесят две двойки. Ха-ха! Сто восемьдесят две, а не обычно-стандартные двести! Начинали-то с двухсот двадцати в месяц. М-да, было дело. Вспомнить страшно! А теперь, молодцы! Мо-лод-цы! Старшина, подготовь увольнительные записки для 45-го отделения. Ребята в этом месяце достойно потрудились. По труду и награда! Замечательный прогресс в успеваемости надо достойно поощрить. А полудурки из 41-го и 44-го отделения, где все имеют славянскую внешность и внятно чирикают по-русски, пусть берут пример с 45-го «дикого» отделения и перенимают передовой опыт. Ну вот, в принципе, и все. Чуть не забыл, по итогам месяца рота откатилась на второе место по успеваемости в батальоне и потеряла звание «отличная». Позор! На первом месте 5-я рота с разрывом в одну двойку. В одну сраную двойку! И это при том, что у них на четыре нац.кадра меньше, чем у нас. О чем это говорит? А говорит это о том, что у наших абреков и басмачей потенциал гораздо выше, чем у душманов и саксаулов из 5-й роты. И мы просто обязаны быть на первом месте в батальоне по успеваемости, а никак не на втором. Второе место никому не нужно! Второй – значит последний! Я считаю, что этот позорный факт целиком и полностью ложится на плечи «отличного» 44-го отделения, которое не имеет права получать неудовлетворительные оценки. Никогда! Чижевский, это ты во всем виноват! Мерзавец, дубина, эпюра тупая, бестолочь! Ух, я тебя… доведешь до греха! Сиди и учи, пока сопромат из ушей не потечет! Всё, все свободны! Повторяю – особая благодарность 45-му классному отделению. Видно, что парни приложили максимальное количество усилий и выходят на новые рубежи и головокружительные орбиты.  Молодцы! Ведь могут же?! Могут, когда захотят. Так держать! Я вами горжусь! Глаза бы мои вас всех не видели. Тьфу! Разойдись!

Вот такие дела. Можно сказать, мне даже повезло служить и учиться в таком оригинальном отделении. Пересказывая и объясняя на самостоятельной подготовке по десять-двадцать раз один и тот же материал для ребят со слабым знанием русского языка, я научился терпимости в общении с людьми. А так же сам непроизвольно усваивал предметы до уровня наших преподавателей.

В результате чего, на экзаменах всегда отвечал без подготовки и только на «отлично». Но речь сейчас не обо мне. Речь пойдет о выдающемся и непревзойденном, в своем роде, киргизе по имени Адиль.

В военном училище, где нет возможности уединиться и побыть один на один со своими мыслями, в условиях жестко регламентированного распорядка дня и культурного голодания, у многих ребят неожиданно раскрывались неизвестные и ранее скрытые способности. Монотонные будни заставляют человека искать занятия по душе, которые помогли бы отвлечься от угнетающего однообразия и хоть как-то скрасить рутину повседневной жизни.

В замкнутом периметре колючей проволоки курсанты испытывали непреодолимую тягу к творчеству. Кто-то из ребят начал плести ажурные цепочки из нихромовой проволоки. Кто-то стал рисовать и весьма прилично. Витя Копыто начал писать письма многочисленным подругам по пятнадцать-двадцать листов каждое. Стоит особо отметить, что эти письма не всегда помещались в стандартный почтовый конверт. Можно только предполагать, какими обильными потоками слез умиления и восторга были омыты эти «литературные перлы».

А вот киргиз Адиль неожиданно для самого себя начал писать стихи. Причем, писать начал на языке, которого практически не знал – на русском.

Попытаюсь процитировать эти стихи. Примерно, конечно же, но по-возможности, максимально близко к оригиналу. Для удобства прочтения на месте ударения в слогах стоит заглавная буква.

Дружище ЗахАр

Съешь мой сахАр

Автомат, портянка, тумбочка

В мой аул есть пять дом и два улочка

Мой родина  мать

А папа  кетмень

Я стою на посту

И стою целый день

Буду дальше стоять

Потому что не лень и т.д.

«кетмень» – по словам Адиля, какое-то древнее национальное киргизское орудие труда, типа мотыги специальной, которую, при желании, можно использовать как оружие.

К творчеству самобытного поэта мы относились терпимо и с пониманием. Не зубоскалили и не критиковали. В военном училище нас научили принимать окружающих такими, какие они есть, с их достоинствами и недостатками, с сильными и слабыми сторонами.

Если откровенно рассудить, то каждый из нас – далеко не подарочек. Главное, чтобы человек был хороший. А у каждого есть право на личное стадо муравьев в персональной головушке. Это бесспорно и обсуждению не подлежит. Людей надо стараться понять и поддержать. Ведь мы находились далеко от дома, в непривычных и чуждых для себя условиях.

В свое время я тоже немного баловался графоманией и по просьбам ребят веселил их какой-нибудь ерундой. Иногда под заказ карябал пару незамысловатых строк о чистой и вечной любви, чтобы кто-нибудь из пацанов вставил рифмованную лабуду в письмецо для девушки. На лавры великого Пушкина никогда не претендовал, но ребята смеялись от души. А смех, как известно, снимает усталость и продлевает жизнь. Курсантам мои потуги на стихоплетство нравились. Они частенько просили озвучить какую-нибудь незатейливую эпиграмму. Я никогда не капризничал и не отказывал. Все дружно хохотали и при случае, просили почитать еще. Их смех был благодарным и очень искренним, а на большее я и не рассчитывал.

И вот, как ни странно, начинающий поэт решил получить благословление на творческую деятельность именно от меня. Так, неожиданно для себя, я стал первым доверенным слушателем, критиком и идейным вдохновителем нашего Адиля.

Однажды ночью с горящими от возбуждения глазами (кстати, внешне Адиль очень похож на афганского душмана, особенно темной ночью), Адиль разбудил меня и попросил оценить его новые произведения.

Не смотря на страстное желание послать Адиля в дальнее пешее путешествие и завалиться на кровать, чтобы досмотреть внезапно прерванный эротический сон с участием сексапильной Мишель Мерсье в образе несравненной Анжелики, я героически выслушал очередное творческое изыскание. Даже старательно отрифмованное.