Эта ситуация напоминала спланированную ловушку: отсечь Колчака с конвоем и золотым запасом России от основным сил и таким образом попытаться влиять на политическую ситуацию.

Третья армия в первых числах января вышла из Западно-Сибирской тайги, сильно поредевшая и практически без артиллерии, которую пришлось бросить в лесу. Лишь восемь орудий вынесли на своих руках артиллеристы и солдаты Ижевской дивизии. Армия обошла захваченные красными Ачинск и минуя стороной ощетинившиеся деревни, направилась к Красноярску, где соединилась с армией Каппеля.

Вдоль полотна железной дороги шли войска генерала Войцеховского, которому Каппель поручил выбить из города взбунтовавшийся гарнизон. Но успеха действия войск не имели из-за нерешительности и отсутствия сведений о противнике.

Из Красноярска, для преграждения пути, была спешно выслана полурота пехоты красноармейцев с пулеметами, которая заняла высоты к северо-западу от города вёрстах в трех от него. С горы, что господствовала над долиной и рекой, всё пространство простреливалось на многие километры.

На противоположном плато собралось несколько тысяч саней с сидящей на них белой армией, подошедшей с запада. Тут же при войске был верхом и командующий Каппель, его заместитель генерал Войцеховский и с ним несколько всадников из штаба.

Прогнать несколько десятков красноармейцев можно было обходом влево с одновременным нанесением прямого удара, о чём тут же был сделан приказ Войцеховским. Однако ни один солдат из саней выходить не пожелал и всё завершилось к ночи только бессмысленной взаимной пальбой без каких-либо последствий. С наступлением ночи, все войска пошли в обход Красноярска, а часть подразделений прошла даже через город по его окраинам.

Значительная часть отступающих солдат, попав в засаду, сдалась добровольно Красноярскому гарнизону, ещё недавно входившему в состав Сибирской армии из-за усталости и осознания бессмысленного движения в неизвестность.

Из-за предательства гарнизона и генерала Зиневича, часть корпуса Каппеля, не желая сдаваться, попала в окружение, полагая, что город контролируется войсками белой гвардии, потеряв последний свой аэроплан, использовавшийся для разведки.

Аэроплан, что базировался на оборудованном под аэродром поле возле деревни Дрокино, взмыл в небо по приказу из штаба Каппеля для изучения обстановки вокруг города и пробыл в небе без малого два часа. Но когда пришлось возвращаться, аэродромное поле уже было захвачено отрядом красногвардейцев. При посадке лётчик Ставрогин заметил подвох уже завершая пробежку, − вдруг увидел красные ленты на шапках солдат и сумел поднять свою механическую птицу в небо. Но далеко не улетел: пулеметный огонь разметал обшивку, заглушил двигатель и аэроплан плавно скользя упал за Дрокинской горой. Ближе к упавшему самолёту оказались войска белой армии, и лётчик не пропал, а был вызволен из аэроплана.

Продырявленную огнем пулемета механическую птицу бросили, а летчик Ставрогин, прослезившись, вскинул на плечо кавалерийский карабин, что хранил в аэроплане на случай, если придётся совершить вынужденную посадку, встал в строй и зашагал вместе со всеми, слившись с одноликой серой массой.

Теперь, размеренно ступая шаг в шаг среди солдат, пилот Ставрогин отличался только тем, что мог представить, как бы он смотрелся с высоты полёта над этой заснеженной и заросшей бесконечными лесами местностью среди смертельно усталых и выживающих на морозе людей, бредущих неизвестно куда и с какой целью.

Цель белого движения стала растворяться в этих белых бескрайних снегах сибирского простора, как-то быстро потеряв актуальность и политическую значимость под натиском красных войск, число которых множилось по мере угасания энтузиазма белого движения.

Пушки тащить по заснеженной тайге без дорог было невероятно тяжко. Лошади уже не справлялись, также выбившись из сил без отдыха и добротного корма. Пришлось пушки бросить, а замки и прицелы от пушек утопить в реке. Шли теперь как бы налегке, оставив только самые лёгкие мортиры, которые можно было навьючить на коней. Корпус сохранял боеспособность и сминая заставы красных войск двигался по бездорожью, не встречая крупных сил противника.

Генерал Владимир Оскарович Каппель, воспитанный благородным аскетом в семье потомственных военных, бодрил своих усталых солдат:

– Ребятушки, пушки мы добудем! Не теряйте духа, в этом залог нашей победы! Помните наставления фельдмаршала Суворова, который через Альпы перемахнул и даже без пушек вышел из окружения!

Верили ему солдаты. Знали, что не бросит и не подведёт их генерал и будет день и ночь думать, как выйти из сложной ситуации, победить и сохранить их жизни.

Перед Каппелем встал вопрос, куда двигаться дальше после Красноярска.

Железная дорога контролировалась чехами, которые отметив, что власть переходит к противнику, вступили в переговоры с большевиками и поддерживать армию Каппеля отказывались.

Каппель до Красноярска следовавший преимущественно в поезде, имел возможность лично наблюдать безобразия, чинимые недавними союзниками. Возмущенный поведением чешских легионеров Каппель даже послал командующему корпусом Яну Сыровому вызов на дуэль, который чешский генерал проигнорировал.

Каппель решил спускаться вниз по Енисею и дальше идти по льду замёрзшей реки Кан, в обход железной дороги и мест дислокации красных партизан.

В тоже время часть офицеров настаивала, что следует двигаться по Енисею вплоть до Енисейска, после чего идти на восток уже по Ангаре.

Этот путь представлялся более безопасным, но значительно более длинным.

Кан река порожистая, а берега реки изобилуют родниками и минеральными источниками, что делало лёд реки очень ненадежным.

Здесь пути войск разделились: генералы Перхуров и Сукин двинули свои войска по Енисею до Ангары и далее по ней в сторону Илима и практически избежав боевых столкновений по Лене-реке вышли к Байкалу. Преодолев озеро по льду, остатки войска оказались у Баргузина и, следуя на юг, вышли к Верхнеудинску уже в апреле.

Каппель принял решение идти по Кану.

Как оказалось, опасения были не напрасны. Несмотря на сильные, тридцатиградусные морозы, пороги Кана не замерзли, а по поверхности льда реки струилась вода из термальных источников.

Это создавало огромные проблемы.

Пороги приходилось обходить по заснеженной тайге, а двигаться по льду, по глубокому снегу, под которым стояла вода, было невероятно тяжело как людям, так и лошадям. Лошади резали себе надкопытные венчики о острые ледяные грани, а люди проваливались в снег до воды, промокали и тут же на морозе покрывались льдом. Обувь тяжелела и идти в ней становилось невозможно.

Сани, проваливаясь до воды, примерзали, что также задерживало движение колонны и требовало огромных дополнительных усилий, чтобы сдвинуть санный обоз с места. Снег валил сутками и настроение войск было удручающим от усталости и каких-либо скорых перспектив смены обстановки и ситуации.

Именно во время этого перехода Каппель промок, отморозил ноги и застудившись, получил воспаление лёгких.

Пятнадцатого января армия Каппеля овладела Канском и вышла на Сибирский тракт.

За Канском две колонны Сибирской армии неожиданно соединились: оказалось, что часть войск с обозами под командованием генерала Сахарова, пошла по более короткому маршруту вдоль Сибирского тракта и сминая красные заставы успешно дошла до города, не имея сведений ни о неприятеле, ни о армии Каппеля.

Такое соединение разбросанных отступлением войск позволило создать более боеспособную армию.

Укрупнились поредевшие части, полки сводились в дивизии. Походное движение управлялось теперь более чётко, появилось снабжение войск провизией. Численность армии составила около тридцати тысяч человек, и эта армия теперь уверенно двигалась по тракту, совершая переходы по сорок, шестьдесят вёрст в день и успешно действовала против большевиков.

Появилась надежда возрождения боеспособного белого движения, но было понятно – сил могло хватить только на спасение.