– Собирайся! – Зося бросилась к шкафу с одеждой. – У нас вообще нет времени. Ну же! Не стой столбом!

– С ума сошла? – запротестовала Жанна, даже не шелохнувшись. – Я только под утро заснула. Еще и этот мартини паленый… А сколько сейчас времени, кстати?

– Собирайся! – заорала на нее Зося. – Мы с тобой такую кашу заварили!..

– Какую еще кашу?

– Да с колдуном твоим! Будь он неладен… – Зося начала выхватывать из шкафа какие-то тряпки и швырять в Жанну. Та не реагировала никак, лишь ошалело пялилась на явно сошедшую с ума подругу. – Проклятие начало действовать!

Жанна мгновенно оживилась:

– Да ну! И что было?

Зося в двух словах рассказала про кофеварку, банку с икрой, испорченный завтрак.

– Ничего себе… – благоговейно прошептала Жанна. – Вот это силища! А ты еще не верила! Михал Михалыч и не такое может…

– Не сомневаюсь, – со злостью сказала Зося. – Еще бы он сумел отменить это все…

Жанна снова окаменела.

– Как это – отменить?

– Ну пускай сделает что-нибудь! Откроет этот свой грумар или как там его, пошепчет. Да откуда я знаю, что?!! Пускай что хочет делает!

Жанна в неподдельном ужасе попятилась от подруги. С нее как рукой сняло и сон, и похмелье.

– Что? – Зося даже оглянулась, чтобы убедиться, что за спиной никого нет и это именно ее так испугалась подруга.

– Нельзя… – чуть слышно прошептала Жанна. И без того огромные глаза, казалось, сейчас выскочат из орбит, губы предательски дрожали, еще мгновение – и она зарыдает. Вот и правое веко начало дергаться, предвещая начало истерики.

– Не смей! – пригрозила ей пальцем Зося. – Только попробуй! Вместе вляпались, вместе и отмываться будем. Сейчас позвоню Катьке, она тебе устроит…

Но цепная реакция уже была запущена. Даже осознавая всю степень нависшей над ней угрозы, Жанна не могла совладать с собственными эмоциями. Да и вчерашняя душевная буря оставила свои черные неизгладимые следы. Это у Кати или Зоси в душе натянуты канаты, а у Жанны это всего лишь тоненькие ниточки, которые рвутся легко, а срастаются трудно.

Она зажала рот двумя руками, зажмурилась, сжалась в комок. Какое-то время ничего не происходило, затем Жанну начало трясти мелкой дрожью. Все это были признаки хорошо знакомой Зосе катастрофы. Когда же Жанна страшно побледнела и откуда-то из недр красивого, но помятого ночной пьянкой тела послышался с каждой секундой растущий утробный гул, она поняла, что миновать ее не удастся. Теперь не помогут ни угрозы, ни шантаж, ни даже насилие.

Через мгновение из-под сомкнутых век уже бежали ручьи слез, а из зажатого рукой рта доносился какой-то дикий клекот. Так было еще более жутко, уж лучше бы она рыдала не сдерживая себя, как накануне. Зося бросилась к подруге, усадила ее на разоренную кровать, обняла, шепча что-то успокаивающее.

Светопреставления, вроде вчерашнего, случались крайне редко. А вот мелких истерик, которые регулярно закатывала Жанна, никто давно не считал. Все привыкли к ним, как к неизбежной напасти, вроде дождя, неизменно портящего предстоящий уикенд. Катя в эти бурные и якобы неконтролируемые извержения эмоций не верила, подозревая со стороны Жанны некое лукавство – недаром же она актриса, пускай не топовая, но все же неплохая. Главным доводом в пользу этого служил и тот неопровержимый факт, что истерики случались всегда накануне каких-нибудь важных событий, в которых Жанна не хотела участвовать или участие в которых не приносило ожидаемого эффекта. Словно реакция избалованного ребенка, сначала не желавшего читать давно отрепетированное стихотворение на утреннике, а после его прочтения оставшегося недовольным силой аплодисментов зрителей.

Однако Зося верила своей непутевой подруге. Может в первые минуты это и была игра, однако потом Жанна настолько входила в роль, что выбивала себя из колеи на многие часы и даже дни. Один раз, после катастрофы с платьем и кинофестивалем, эта якобы псевдоистерика закончилась настоящей депрессией с долгим лечением и втягиваем в это болото двух лучших подруг. На пустом месте такого всплеска эмоций не бывает, во всяком случае Зосе так хотелось думать.

– Ну все, все, – успокаивала она Жанну. – Никуда мы не поедем, никого ни о чем просить не будем.

– Правда? – как-то слишком быстро откликнулась та, обычно что-то членораздельное из ее рта начинало проклевываться через пару часов после безудержного рыдания. Вчера, например, Жанна смогла говорить по-человечески лишь после окончания просмотра второй части трилогии про Бриджит Джонс и литра выпитого мартини. Зося сделала вид, что не обратила внимания на столь быстрое преображение.

– Правда, правда, – соврала она, уже не чувствуя угрызений совести за то, что намеревалась сделать в ближайшие пару часов.

Она подняла Жанну и отвела на кухню, где на привычном месте отыскала всегда початую бутылку водки «Ван Гог Манго», налила стопку и силой заставила выпить. Вчерашний мартини в крови Жанны, уже было расщепившийся на двуокись углерода и в отместку за столь короткую жизнь начавший мстить жестоким похмельем, мгновенно взыграл новыми красками. Бледное лицо Жанны порозовело, на губах заиграл румянец, в глазах засверкали искорки.

– Все! – Зося потащила ее обратно в спальню. – Теперь заваливайся обратно в кровать, досыпай.

– А ты…

– За меня не переживай. Вечерком заскочу или звякну, потом решим, что делать.

Впрочем, Зося уже давно решила, что она будет делать. С Жанной или без нее. К тому же, как она уже поняла, задуманное с Жанной в виде балласта будет очень проблематично осуществить. Лучше уж самой.

Колдун Дымоходов оказался готов к визиту Зоси. По крайней мере, у нее создалось впечатление, что он сидел в своем кабинете и с гаденькой довольной улыбочкой на круглой кошачьей физиономии ждал гостью – в той же позе, в той же одежде. Будто и не сутки минули, а пара минут.

– О! Никак моя вчерашняя скептически настроенная клиентка!

Это немного охладило Зосю, всю дорогу накручивавшую себя до состояния готовности к штурму закрытых дверей, выбивания признания о местонахождении колдуна из его помощниц в бухгалтерии и даже мордобою. Но колдун и не думал скрываться. Он просто сидел, улыбался и, похоже, ждал.

– Здравствуйте, Михаил Михайлович, – уже без былого задора выдавила из себя Зося, с ужасом осознавая, что боится этого человека. Однако отступать было некуда.

Без сил упав на то же кресло, где сидела вчера, Зося сбивчиво рассказала о произошедшем утром. Колдун не перебивал, многозначительно кивал, сочувственно вздыхал, однако с каждой секундой в его ухмылке и лукавом взгляде все отчетливее проступала издевка. Ему явно нравилось слышать о столь впечатляющих результатах своей деятельности, а может быть и о положении, в котором оказалась Зося.

– Ну что ж… – Он глубоко вздохнул и на долгую мучительную минуту уставился в окно, усугубляя молчанием и без того тяжкое состояние Зоси. – Даже не знаю… Помочь, говорите?

– Да, Михаил Михайлович! Умоляю!

– А помочь-то и нельзя, милая моя, – с горестным вздохом сказал колдун, хотя по нему было прекрасно видно, что он чуть ли не удовольствие получает от происходящего.

– Как – нельзя? – с упавшим сердцем прошептала Зося, чувствуя себя загнанной в угол. Впервые за сегодняшний день она не знала, что делать дальше. До этой секунды у нее был план, пускай спонтанный и даже глупый, но был. А теперь… Словно во всю прыть бежала по дороге, которая вдруг оборвалась бездонной пропастью. От бессилия на глаза навернулись слезы.

– Только не плачьте, милая моя! Не выношу этого! – В его глазах мелькнул довольно искренний страх. Однако вряд ли это было от сочувствия к Зосе и ее беде, скорее всего он действительно не любил подобных сцен. Или боялся их.

– Даже не представляю, как помочь вашей беде! – воскликнул колдун Дымоходов, крайне эмоционально всплескивая руками и тряся бородой. – Нет! Вы требуете просто невозможного! Этими силами нельзя управлять, как сказочным джином из лампы: хочу выпущу, хочу – обратно загоню.