Ну а чего? Картинку поменяли, как жена говорит. Вон глазки горят, щечки раскраснелись, сиськи топорщатся. А то ничего не хочу делать – ишь ты! С утра и торт был готов и суп сварен. Ну а я, проснувшись и не теряя струи, так сказать событий, поехали, говорю, в Измайлово, на Вернисаж. Давно туда собирались. И мы поехали. Снова картинку менять.

Ну, чтоб жена не грустила, не люблю, когда она грустит.

Цель была – чайник заварной, из истинного железа чтоб! Сковорода чугунная, ну и там посмотреть, как чё.

Чайник нашелся прямо на входе, и не сказать, чтобы уж сильно дорого. Всего-то две тысячи, но мельхиоровый ведь! Мельхиор это тоже железный сплав.

Что такое две тысячи? Девять бутылок любимой водки и еще пара пива. Дорожная пепельница вот, например, всего восемнадцать стоила. Говорят из истинного серебра, сам Эркюль Пуаро в нее пепел стряхивал! Так-то вот. А тут чайник.

Каковой мы и купили за двести рублей, пройдя слегка подальше вглубь.

Усмотрели пишущую машинку, спросили для интереса – девять тыщ. И тут я ляпнул:

– А вон там такая же за четыре!

Продавец немедленно сказал, что отдает за три. Ушли мы оттуда. Во избежание.

…

Но место интересное!

Например, бабулька продавала бутылку водки годов так тридцатых прошлого века, за тыщу триста. Что странно, сказала, что у нее постоянные покупатели. Это как?! Ну да ладно.

Чуть подальше мужик продавал такую же бутылку, но пустую наполовину. Закупоренную. За пятьсот. Цену аргументировал тем, что спирт весь выветрился за такой промежуток времени, осталась одна вода. Зато тех самых времен вода.

Много там интересного.

Сабли там есть, пулеметы на колесах… Солдатики те самые! И самовар в половину моего роста. Медный по виду. Спрашивать цену не стали.

Много чего. А вот ситечка золотого не встретили, как у классика.

Оттуда пошли мы в Измайловский кремль, смотреть бракосочетания.

Ну что сказать, желающих там много. Пушка почему-то стоит у входа зенитная, в четыре ствола. Совпадение? Не думаю. Скорее предостережение.

На ступенях во Дворец бракосочетаний собирали метлами и лопатами розовые лепестки от предыдущих суровые узбеки, чтобы осыпать ими следующих. Никто не протестует. В ретро-буфете рядом ретро-пиво по сто рублей. «Старый мельник». В «Перекрестке» которое по сорок. Ретро-сканером ретро-буфетчик считал ретро-штрих-код с бутылки и взял с меня сто современных рублей. Хотя был согласен на тридцать шесть копеек тридцать какого-то лохматого года.

А жених, простояв пять минут под овациями, быстрой, деловой походкой покинул невесту в неприметную боковую дверь, и скоро оттуда вышел с сумкой, в которой булькало и позванивало. Наш человек! И невеста не выглядела удрученной.

А с другой стороны здания другая брачующаяся компания, наверно, проплатила колокольный звон. И хорошо так проплатила. Звонарь ебашил (простите, но именно этот глагол максимально точно выражает энтузиазм звонаря) от души, мы уже до метро дошли, а всё слышно было. А, может, траву хорошую звонарю подвезли, вот он и радовался.

В общем, место хорошее! Рекомендую для посещения.

Для смены картинки, так сказать.

Метро «Партизанская», а там спросите.

Сумерки не успели сгуститься, как открылась дверь балкона на пятом этаже, и оттуда выплыл голос:

– Сёмааа!!!

Всякая суета внизу, во дворе прекратилась, подавленная тембром этого голоса и его обертонами. Светофоры ближайших перекрестков сменили цвет.

– Мама, я замерз? – ответило укутанное, прекратив катать снежный ком.

– Нет, Сёма, ты проголодался, – раздался голос с балкона, – И у тебя сегодня день рождения!

С балкона выстрелили в небо семь шутих, по числу лет правообладателя, и Сема покорно поплелся к подъезду, бросив снежное начинание. Его ждала церемония.

А сумерки, наконец, как будто получив разрешение, в тишине сгустились.

…

Прошли годы, Сёма вырос, даже в чем-то возмужал. Но ежегодная церемония, потеряв в деталях, не теряла в сути.

Голоса с балкона стали, конечно, другими, потеряв материнский тембр, приобретя дружеские, но какие-то завистливые обертоны.

И Сёма загрустил.

«А вот бы вернуть те семь салютов взад, – думал он, – И я бы не пошел в подъезд, а докатал бы свое снежное начинание, и кто знает, что бы тогда из меня выросло?»

Сёма представил себя дворником, метущим свежий снег вправо и влево.

Потом представил себя за рулем «газели», складывающим монетки в равномерные последовательности.

Потом представил себя космонавтом на международной космической станции, укоряющим своего партнера из Америки за санкции.

А тем временем сумерки, наконец, сгустились, и с балкона раздался веселый голос:

– Сёма!!!

Сема встряхнулся, его ждали друзья, нажитые за все время Сёминого существования, и они не указывали ему с балкона, голоден он или замёрз.

Сема улыбнулся, легко встал, стряхнул снег и крикнул во все горло:

– Я иду!!! Наливайте!!!

И взбежал на пятый этаж, не пользуясь лифтом.

Вот за что я благодарен своим родителям. Особо благодарен!

Каждое лето, пока в школе каникулы, меня возили в деревню к бабушке.

Что меня, городского мальчика, удивило в первый раз?

Это сточные канавы по бокам от дороги, не знающей асфальта, в каковую канаву я немедленно и влез по колено на следующий день. Отмывали меня долго.

Это деревянные тротуары из двух досок, по которым так клёво оказалось гонять на велосипеде. А сломанная рука при этом это мелочи. Хотя с тех пор руки у меня разной длины.

Это коровьи лепешки, вонь куриц и крики петухов по утрам. В городе я пытался спать как можно дольше, а здесь вставал вместе с солнцем и уходил исследовать этот новый для меня мир. Лазил по деревьям, которых в городе не сыскать, играл в войну с лопухами и в доктора с лягушками. Ходил босыми ногами по тёплой пыли.

И еще познал искусство поедания ягод, сидя в самой середине их кустов.

Это круглая печка на две комнаты, куда надо было закладывать дрова и их там поджигать, а то было холодно. Потом мы пекли в оставшихся углях картошку. Камин, скажете вы?! Не смешите меня…

А хлеб?! Раз в неделю приезжала машина. Но какой это был хлеб!!! Чёрная, тёплая краюха со стаканом холодного молока… Эх. Сейчас таких не делают. И когда посылали за хлебом меня, я очень редко доносил в целости буханку. Никаких сил не было удержаться. Меня ругали, но не сильно.

Еще это деревенская библиотека. Я читать научился рано, еще до того, как исполнилось мне пять лет. Спасибо папе. Так в этой библиотеке находились такие книги, которых в городе никогда не сыскать! И меня раздирало надвое. То ли сидеть читать «Люди как боги», то ли идти ловить тритонов в пруду. И того и того в городе не было, а лето такое короткое…

А поход за грибами?! А рыбалка?! Никаких букв не хватит, чтобы все это описать…

А серые щи? Нигде больше я ни разу их не ел. А блины из печи? С вареньем из тех ягод, которые я не доел прямо с куста. А грибы лисички, свежепойманные в ближайшем лесу и жареные с картошкой?!

Эх.

Уютно горит зелёная лампа, тяжёлые шторы закрывают окно, мягкая тёплая кровать. Пахнет покоем. В кровати, под одеялом – Детёныш. Зыркает глазами. Сажусь на край кровати.

– Расскажи мне сказку.

– Я для этого и пришел, слушай.

…

Жили-были Суровая Принцесса и Прекрасный рыцарь.

Жили, поживали и друг друга не знали. Но не знали они еще и того, что судьба у них рано или поздно – быть вместе.

…

– А что такое судьба?

– Это, понимаешь ли, такая штука, – говорю я, – вот тебе спать надо, это и есть сейчас твоя судьба.

Детёныш подумал и серьезно сказал:

– А у них судьба – значит им тоже спать надо?

Я закашлялся.