Странный разговор состоялся у меня сегодня с одним уважаемым человеком в пятнадцать часов тридцать три минуты от Рождества Христова.

– А ты вот как музыку слушаешь? Можешь, например, отдельно партию баса или вокала слушать независимо?

Я задумался.

Передо мной налита рюмка японского виски, в трубку забит датский табак для пробы.

Вот что ему ответить?

Обычно я музыку слушаю так: вставляю наушники в уши, стравливаю лишний воздух из головы через них, и включаю, например, песню.

Если я хочу услышать в ней отдельно партию клавишных инструментов – то представляю себе клавиатуру, по которой бегают эти пальцы, и слушаю ее.

Если я хочу услышать в ней отдельно партию гитары – то представляю себе гриф, по которому бегают уже другие пальцы, и слушаю ее.

Если это, например, партия ударных – я могу ее разложить мысленно в реальном времени на 16 дорожек секвенсора, где каждый барабан будет иметь свое место и громкость, и слушаю его.

Все это, конечно, не теряя общей картины. Просто некоторые волны становятся более выпуклыми, и в такие моменты я теряю реальность и мурашки бегут по телу.

И более того.

Я веду, например, мысленно партию гитары, как она есть, но добавляю свои варианты, как бы они могли бы звучать в этом контексте.

А иной раз и вообще добавляю партию своего собственного инструмента, которого нет в оригинале. Например, треугольник (в составе большого симфонического оркестра он обязателен).

Поэтому мне всегда интересно слушать свои любимые песни раз за разом.

Это восхитительное чувство шизофрении, когда процесс сознания распадается на несколько потоков, используя при этом общую память.

Только музыка дарит мне такое удовольствие, но я ещё и пытаюсь читать книги.

(Ну и ещё, конечно, секс)

Но это ещё не всё.

Меня интересует не только то, как партии инструментов разложены во времени и пространстве, но также и в спектре частот.

И в этой трехмерной системе координат я могу слушать что угодно.

От самой разнузданной попсы до утонченных додекафонистов.

Я слушаю ЗВУК, а не музыку, как ее понимают люди.

А разве можно слушать песни по-другому?

Странный этот разговор у меня закончился в 15 часов 34 минуты от Рождества Христова.

А дело происходило к северу от Иерусалима, и табак был марки Larsen.

Стоит только туда зайти…

Тебя даже не спросят, с какой целью ты к ним зашел – в туалет сходить, погреться или пожрать?

Красивый менеджер с профессиональной улыбкой немедленно стукнет тебя резиновым молотком по голове, и тебя уложат в мягкое, удобное ложе, и пока ты не способен к сопротивлению, вынут кредитную карточку, введут в вены питающие трубки, по которым заструится питание, согласно ассортимента, и по окончанию процесса предъявят счет.

И только потом уже можно будет погреться или в туалет сходить или шарик воздушный взять в дорогу…

Стоит только туда зайти…

Тебя даже не спросят, с какой целью ты к ним зашел – покурить, чтобы менты не захапали на улице в свете последних постановлений или просто с интересом рассмотреть продукцию.

Красивый менеджер с профессиональной улыбкой немедленно стукнет тебя резиновым молотком по голове, и тебя уложат в мягкое ложе, пока ты не способен к сопротивлению, вынут кредитную карточку, наденут на лицо противогаз, по которому заструится дым с необходимым ароматом, согласно ассортимента, а по окончанию процесса предъявят счет.

И только потом можно будет покурить, или рассмотреть с интересом продукцию.

Я даже боюсь себе представить, что тут может быть…

* * *

Сорок лет назад мое детство зимой проходило в близлежащем лесу.

С простой картонкой под жопой я мчался, как Шумахер, со снежной горы, и вряд ли получал меньше удовольствия чем он. И никакие сосны не становились мне преградой.

А сейчас? Дети моего тогдашнего возраста сидят за компьютерами, или еще хуже – уткнулись в телефоны. И снег не летит им в лицо. И с мокрыми варежками они не приходят домой.

А что будет через сорок лет вперед? Вам не страшно?

«P.S. Пожалуста если с можите положыте на могилку цветы для Элджернона. На заднем дворе.»

Дэниел Киз.

Здравствуйте! Меня зовут Сема. Мальчик Сема, сорок девять лет.

Я дебил и алкоголик. В самом хорошем смысле этих слов. Люди часто говорят слова, не задумываясь об их значении. Или наоборот – слишком задумываясь, идя на поводу у сложившихся традициях употребления слов.

Иногда лучше просто помолчать, особенно если есть с кем. И тогда не важно какими словами друг друга называть.

Но речь не о том.

Мне предложили новую работу – больным в онкологическом диспансере.

Старая работа как-то сошла на нет, сервисным инженером я там был. А тут, когда шея распухла до такой степени, что трудно стало вращать головой вправо или влево, и заказчики стали боятся со мной разговаривать, так она и сошла на нет. Работа, в смысле, не голова.

Посоветовали мне добрые люди одно место, но там медкомиссию строгую проходить надо, как типа для устройства санитаркой на станцию для переливания крови. Но я ее все таки прошел.

Не просто было, греха таить не буду. Мало того, что крови насдавать пришлось, из вены, из пальца, чуть ли ни из ноги, так у меня еще и пробы мозга брали, из груди почему-то, а последний раз вообще из жопы, простите. Где там мозг?!

Ну ладно, врачам виднее.Подвздошная кость. А она почти в жопе, ишь. Подвздошная…

Рентгеном и ультразвуком всего просветили. Шею разрезали и взяли образец шеи на исследование. Серьезная контора, видать. Но медкомиссию в итоге прошел. Направили меня наконец на собеседование.

Глянул на меня одним глазом ихний директор, а вторым глазом в результаты медкомиссии.

– Беру! – Сказал он. – Многого обещать не могу, в пределах страховки, но вы же понимаете? Мы государственное учреждение. И сделайте регистрацию.

Значительно так на меня посмотрел.

Ага, подумал я. Надо соглашаться. Какая-то секретная служба, то ли ГРУ, то ли ФСБ мной заинтересовалась. А то и инопланетяне какие-нибудь .

Почесал я шрам на шее и говорю:

– Где кровью то расписаться?

– Вашей крови у нас уже и так достаточно, – сказал директор, доставая погоны полковника медицинской службы.

Ох, прав я оказался! Не простая контора у них тут. Целый полковник в директорах.

А регистрацию мне курьер отдал на Киевском вокзале через день, и недорого. С красной печатью.

– Вот вам первое задание, – говорит полковник, листая яркую, желтую книгу гематология для чайников. – И имейте ввиду, что пока мы с вами контракт заключаем на шесть заданий. Это большая честь. А то некоторым более чем халтурки предложить не можем. Пару недель максимум – и до свидания. А у вас полгода то точно есть. А то и лет пять, если диагноз подтвердится.

Видал я эти халтурки. Лысых бабушек (или дедушек? там уже и не понятно было), вывозили на каталках желтого цвета. Это не каталки были желтого цвета, если че. Ну тогда я и подумал, что контракт на шесть заданий как-то надежнее будет что-ли. А задания были такие.