… В своё время, Валентина параллельно с музыкальной, окончила общеобразовательную школу с золотой медалью, затем университет с красным дипломом, блестяще защитила кандидатскую и докторскую диссертации. В то время о котором идёт речь в нашем повествовании, Валентине Васильевне Титаренко, было слегка за сорок, она являлась зав. кафедрой мировой художественной культуры в Институте искусств и сама блестяще владела двумя инструментами.

Замужем не была никогда, как-то обмолвившись, что это её сознательный выбор. Я тогда посмотрела на её бесстрастное, холёное лицо, с почти безупречными чертами, и подумала, что так оно, вероятно и есть. Пожалуй, излишне упоминать, что детей у неё тоже не было.

Про неё рассказывали безумные вещи, которые не всегда укладывались в голове. Например, всех входящих, в её кабинет, она заставляла разуваться, поскольку на полу, по её словам, лежал настоящий персидский ковёр. И вообще вся мебель в кабинете была эксклюзивной, и обставлен он был в полном соответствии с её высокими требованиями и безупречным вкусом. Она никогда не ставила студентом "отлично". Из принципиальных соображений. На "пять" говорила она, этот предмет даже я не знаю. Зачёты и экзамены ей пересдавались бесчисленное количество раз.

В образовательных кругах нашей республики долго ходили байки про диссертационный совет, который был разгромлен, выставлен на всеобщее посмешище и, в конце концов, закрыт, исключительно её стараниями. Её кляузами, жалобами, докладными записками и анонимками, не оставляющими сомнения в их авторстве были завалены, как республиканские, так и общероссийские министерства образования и культуры. За время её трудовой деятельности, благодаря неустанной заботе Валентины Васильевны, в институте сменилось четыре ректора! Из них только один уволился сам. Остальные трое, в порядке живой очереди, были сняты, в связи,..с э-э, утратой доверия.

Уволить? Уволить Валентину Васильевну мечтала даже техничка, которой она с возмущением совала в нос свой белоснежный платок, громко и откровенно демонстрируя результаты проведения им по подоконнику. Этих платочков имелось у неё множество. Говоря откровенно, они с этой целью ею и приобретались. Но, увы, уволить её было практически невозможно. Работу свою она выполняла безупречно. Приходила раньше всех, уходила позже всех. Документация и вся отчётность по кафедре были идеальны. Да и специалистом Валентина Васильевна являлась первоклассным. К тому же, кто бы взял на себя такую смелость?

В магазине она могла устроить грандиозный допрос с пристрастием, с привлечением не менее пяти свидетелей и администрации из-за пачки творога, с нечётко пробитой датой изготовления. Однажды я была свидетелем, как глядя на плачущую продавщицу, она, сверкая голубыми, прозрачно-ледяными глазами, своим чётко поставленным голосом и безаппеляционным тоном произнесла:

– Вы напрасно плачете. На меня это не действует я не эмоциональна… Нужно выполнять свою работу профессионально, ясно вам? Или не заниматься ею вовсе! Идите мести улицы, хотя для этого тоже необходима определённая сноровка, которая у вас, судя по всему, напрочь отсутствует…

… Однажды после какого-то совещания, мы с ней разговорились, обсуждая тему мероприятия. Речь там шла о воспитании. Валентина Васильевна усмехнулась и рассказала, что, когда ей было четыре года, родители привезли её в село к бабушке, а на следующий день, рано утром уехали. Куда-то на заработки. Бабушка вспоминала, что она звала маму и папу шесть дней кряду и всё это время безостановочно плакала. А потом замолчала. Перестала плакать и перестала искать. Больше она не заплакала ни разу в жизни. Никогда. И никогда никого не ждала, и тем более, не искала. Через полгода родители вернулись. Маленькая Валя спокойно посмотрела на этих почти незнакомых людей и ушла к своим куклам.

– Вот и всё воспитание, а вы говорите, – улыбнулась Валентина Васильевна, -Я сама себя воспитала, понимаете? Сама себя сделала! Я ведь решила, что меня оставили, потому что я не такая хорошая (умная, послушная, красивая), как моим родителям хотелось бы. И всю жизнь доказывала, и продолжаю доказывать, но только, наверное, уже самой себе, что я самая лучшая.

Я смотрела на эту маленькую, испуганную, оставленную самыми близкими и любимыми людьми девочку, спрятанную в теле ухоженной, красивой и бесконечно уверенной в себе женщины и думала о том, что как же это страшно и как, наверное, больно жить с израненным и растерзанным сердцем уже много лет и даже не догадываться об этом. Хотя для неё, вероятно, это незнание является спасением и своеобразной, искусственной заменой счастью.

Представьте себе один портовый город в наши дни или, может, некоторое время назад. И вот живут там две семейные пары. Мужья – моряки, там и там по двое детей, словом, всё, как у людей. Жёны, напрочь опровергая некоторые стереотипы, сложившиеся в общественном сознании о сомнительном поведении жён моряков, своих законных супругов любят и хранят им верность. При этом, наши две пары ещё и дружат, так сказать, семьями. А мужья их несут службу на одном и том же судне. Когда мужчины уходят в рейс, их половинки поддерживают и помогают друг другу.

Вот как-то раз получают обе женщины телеграммы, встречай, мол, любимая, прибываю в наш родной порт, такого-то числа… Целуй детей, с нетерпением жду встречи, твой Василий. А у другой телеграммы, понятно, подпись была другая, Пётр, скажем. А что касается содержания, то, примерно, такое же. Потому мы его здесь, в целях экономии времени и места, приводить не станем. Вот женщины, со слезами радости, поспешили (они недалеко друг от друга жили) поделиться такой чудесной новостью, обнялись и стали, ясное дело, дожидаться своих ненаглядных.

Ну как дожидаться… Одна, назовём её Маша, жила себе, в общем-то, также, как и всегда. То есть припеваючи. Работала, получала второе высшее образование, два раза в неделю бегала в студию бального танца и в бассейн. На каждое воскресенье продумывала и затем воплощала вместе с детьми интересные экскурсии или походы. И обязательно встречалась с друзьями. Вполне возможно, и даже наверняка, она не всё и не всегда при такой насыщенной и активной жизни успевала по хозяйству. Но она не расстраивалась. И если не оставалось времени или сил приготовить, например, ужин, просто объявляла конкурс на самый вкусный, быстрый и полезный салат. Или, приготовленные по новейшему, только что выдуманному рецепту, сложные бутерброды… Дети её, кстати, были от таких решений в восторге.

Вторая, Ирина, вела себя совсем по-другому. Она – отличная хозяйка, заботливая мать и любящая жена. И такое Машино отношение к хозяйству и воспитанию, ей было, мягко говоря, непонятно. "То есть как это на ужин яичница по-мексикански? А-а, то есть, просто яйцо жареное вместе с помидорами???!!!" О, нет, это не для неё… У Ирины всегда первое, второе и десерт! И всегда бельё не только выстирано и выглажено, но и накрахмалено, вот как! И работает, она, между прочим, ничуть не меньше Марии. А всё остальное успевает, потому что всякой ерундой не занимается, которая не пристала вообще-то замужней женщине с двумя, на минуточку, детьми!

Вот, значит, прибывают наши бравые моряки домой. Маша встретила своего мужа, примчавшись в порт прямо из салона красоты, в кокетливом платьице, свежая и прекрасная, как майская роза. Всё о чём позаботилась, Мария перед возвращением супруга, это детей на пару дней отвезла к маме на дачу, и взяла на работе отпуск за свой счёт… Ну и о себе, разумеется, тоже не забыла… Она, между нами говоря, о себе, собственно, и не забывала. Муж Василий закружил, зацеловал свою раскрасавицу Мари и под грустные провожающие взгляды своих сослуживцев, обнял Машуню за плечи, прыгнул в такси и укатил вместе с женой. Дома был, конечно, бардак, ну что делать, вчера дети строили крепость вместе с мамой, а потом она отстреливалась от них всеми игрушками, которые только нашла… Убрать не успела… Но Вася ничего и не заметил… Он схватил Машку на руки ещё в прихожей, отшвырнул ногой, стоящий на дороге стул, и понёс свою драгоценную ношу немедленно в спальню…