Чтобы не возбуждать любопытства тюремщиков, Дэзи спрятали в каменной нише в стене, заткнув отверстие кусками парчи.
— Можно думать, что действие прививки прекратилось, — сказал Дэвис доктору. — Интересно, что будет дальше. Станет ли Дэзи снова расти, или останется такой на всю жизнь? — В голосе Дэвиса слышалась тревога. — Вы понимаете всю чрезвычайную важность этого опыта! Мы должны сохранить Дэзи во что бы то ни стало.
Снова проскрипели ворота, и переводчик, коверкая русский язык, по бумажке прочел пять фамилий. Завхоз дома отдыха и его товарищи, бледные как полотно, выступили вперед. Их тотчас окружила стража. Загремели на каменных плитах приклады. Ворота закрылись. Все стихло.
Со сжавшимся сердцем оставшиеся ожидали звука залпа. Но все было тихо.
Наступила ночь. Стало холодно. Заключенные пытались согреться, тесной кучей забиваясь под обрывки жесткой парчи, но это не спасало. Граниты пола и стен леденили древним дыханием.
Спали тревожно. Петька во сне ворочался и бредил, мешая немецкие и русские слова. Грозился, сулил разные неприятности какому-то Саньке Пришейхвост, ругался витиевато…
Утром заключенных разбудил сильный шум моторов. Летели, видимо, крупные воздушные силы. Гул то стихал, то усиливался.
Петька пытался при помощи доктора влезть в тоннель окна и посмотреть наружу сквозь щели ставней. Но в этот момент стены монастыря дрогнули от тяжкого удара. За ним раздался второй, третий… Десять выстрелов с правильными промежутками.
— Эскадра жарит, — тихо сказал Петька.
Вслед затем шум мотора стал стихать. В щель ничего не было видно, кроме клочка неба и вершин деревьев. Петька едва только слез, как снова орудийные выстрелы сотрясли воздух. Теперь флот стрелял не переставая, сначала очередями, потом открыл общий ураганный огонь. Над островом со скрежетом и жужжанием пролетали метеоры-снаряды.
Огонь опять внезапно прекратился. Без страха, но с плохо сдерживаемым возбуждением Эллен прислушивалась к происходящему.
— Что же это делается?
Петька понял вопрос и кое-как по-немецки ответил:
— Война делается. Наших с берега выживают, десант хотят высадить. Посмотрим, теперь — не девятнадцатый год!
— А что? — спросил Дэвис. — На побережье есть сильные форты?
Петька рассмеялся.
— Ничего там нет, кроме леса и людей. В крымскую войну англичане тоже подходили, так против них построили тогда редут земляной, до сих пор заметно. Вот те и укрепления. Да и укреплять нечего. Городишко, заводы да лес кругом…
— Так они нас голыми руками возьмут!
— Пробовали. Все время с моря палить не будут, берег занимать надо пехотой. Пусть попробуют. Они войска привезли на шести транспортах, ну, может, еще подвезут. А на берегу лес и болото, да Красной армии не на шесть, а на шестьсот ихних транспортов…
Доктор перевел неясные места речи Петьки, который вставлял поминутно русские слова. Дэвис внимательно посмотрел на охотника.
— Но техника…
— Было время, тоже сюда с техникой приезжали. А потом всю эту технику побросать пришлось, и наутек… Думаете, у нас с дубинами на войну ходят? На всякую технику найдется ответная техника.
— Откуда вы так недурно знаете немецкий язык? — внезапно спросила Эллен.
Петька посмотрел на нее исподлобья.
— В немецком плену был. Не забыл еще…
Грохнули новые орудийные залпы. Вместе с тем где-то далеко, как ливень по железной крыше, начали рокотать пулеметы. Сразу стреляло, по звуку, не меньше нескольких сот. Быстро приблизился и вырос мощный шум моторов.
— Воздушный бой! — крикнул Петька. — Наши дерутся.
Раздались два глухих взрыва, иного характера, чем орудийные выстрелы. На них ответила частая стрельба из пушек мелкого калибра. Петька, как наиболее опытный в военном деле и видавший виды, по этим звукам читал, как по нотам. Устремив глаза в потолок, он прислушивался и отрывисто говорил:
— Наши бросили бомбы на эскадру… Еще! Еще!! Еще!!! Теперь неприятель из зенитных бьет по нашим…
Еще более сильный удар заколебал стены. Казалось, весь остров дрогнул и загудел. Из окон со звоном посыпались стекла.
— Вот это… либо броненосец взорвался, либо наш гидроплан плавучую торпеду выпустил. Бывают такие торпедоносцы… Звук вроде как с кашлем…
Весь вечер шел бой. Казалось, старый храм рухнет, не выдержав сотрясений земли и воздуха. Говорить было нельзя, Петька охрип и прекратил свои объяснения. «Наши могут, — думал он, — выпустить на эскадру газы, залить ими море. Если ветер с берега, — нас не заденет. Ну, а если с моря, — тогда крышка».
Этими опасениями Петька не поделился даже с Иваном Петровичем. Решил, что пугать раньше времени не стоит.
Бой стих поздно ночью. С моря не доносилось больше ни звука.
Стало темно, как в могиле, и тихо. Пленники сидели без пищи.
Никто не являлся.
Дэзи пищала в своем укрытии, но ее в темноте боялись выпускать на свободу. Положение становилось серьезным.
Наутро Петька принялся шарить по всему собору. Рыская по разным закоулкам, он нашел где-то за древним патриаршим креслом кусочек восковой свечки, завалившийся туда, вероятно, еще в незапамятные времена. Еще раньше он припрятал коробок спичек, оставленный одним из таможенных. Пленники берегли это богатство на крайний случай.
День прошел в неизвестности. Снова наступил вечер. Снаружи не было ни звука, ни голоса. Петька пробовал кричать в окно и ворота, никто не отозвался.
Голодные и дрожащие от холода, пленники готовились к новой мучительной ночи. Петька долго молчал, сидя в углу, и поблескивал оттуда своими волчьими глазами. Потом вдруг ударил себя по ляжкам, вскочил и ринулся к доктору.
— Вот что, доктор, я надумал: все равно пропадать. Англичане, видно, бежали, либо что… Сдохнем тут с голоду. Так хоть и сыты не будем, а давай греться. В тепле-то, может, и проживем еще день-другой. А там видно будет!
— Что он говорит? — спросил Дэвис.
— Греться предлагает.
— Мы сейчас, — продолжал Петька, — все дерево, какое тут есть, разломаем на дрова. Спички есть, разведем костер. Пол здесь каменный…
Иван Петрович вскочил. В самом деле!
Трое мужчин общими усилиями принялись за разрушение всего деревянного, что могли найти. Разламывая старинное, резное патриаршее кресло, доктор с усмешкой думал: «Вот моя научная экскурсия на Кий-остров!»
— А ну-ка, мистер Дэвис, сильнее! Петька, тащи за правую ножку!
Кресло было крепкое и с трудом поддавалось усилиям. Мужчины втроем подняли его на воздух и с силой били по каменному алтарю. Раздался хряск, и древний трон развалился. Принялись за иконостас… Каждый отломанный кусок разламывался на части. Несмотря на голод и слабость, Эллен не могла сдержать улыбки при виде этой «работы».
Наконец была заготовлена большая куча дров.
Петька сложил по всем правилам посреди пола костер. Скоро сухое дерево весело запылало. Озябшие пленники собрались вокруг огня. Выпустили и Дэзи. Эллен взяла ее на колени.
Следующую ночь провели сравнительно сносно. Мучил лишь дым. Он клубами поднимался к потолку, потом опускался вниз и тянулся к воротам. Снаружи его должно быть хорошо видно.
Однако никто не приходил. Голод и жажда усиливались…
Снова настал день. Заключенные сбились со счета и не знали даже, которые сутки они сидят в мрачном храме. Мужчины еще крепились, но Эллен вовсе ослабела. Она лежала на куске парчи, не открывая глаз. Страшная бледность покрывала ее лицо, нос заострился. Дэвис с помощью доктора внимательно осмотрел ее.
Она едва отвечала на вопросы и временами впадала в забытье.
Положение стало критическим. Только маленькая Дэзи, казалось, чувствовала себя недурно и играла кисточками парчовой ткани, закрывавшей Эллен. Она как будто еще стала меньше…
До позднего вечера сидели у костра и молчали. Избегали встречаться глазами. Петька глотал какие-то ругательства.
Дэвис в тоске встал и принялся бродить в полумраке. Подошел к ажурным воротам. Что это? Дэзи… Кошечка темным клубком бросилась прочь. Дэвис едва поймал ее у самого переплета ворот.
