Гайд-Парк шумел. Он стал последнее время излюбленным местом митингов и сборищ, чему не всегда могла воспрепятствовать даже всемогущая полиция. Здесь надеялась Эллен найти нужного человека. Она долго ходила и прислушивалась. Вместе с толпой переходила с места на место, ускользая от преследований полиции. Центры и очаги митингов, разогнанные в одном месте, тотчас вспыхивали в другом. Садовые скамейки служили трибунами.

Эллен резко остановилась. Вот он, этот волнующий звук тяжелого голоса. Вот они — простые, ясные слова!

Плохо одетый человек, стоя на скамейке, говорил, плотно окруженный толпой таких же, как он сам. Его внимательно и молча слушали. Ему не дали закончить речь. Приближались темные плащи. Человек махнул рукой и, сойдя со скамейки, слился с толпой. Эллен успела заметить, как угрожающе вспыхнули при этом его усталые глаза.

Она рванулась вперед. Найти его! Найти, во что бы то ни стало. На нем черная шляпа и коричневое пальто…

Этот человек был очень удивлен, когда его схватила за рукав изящная молодая мисс.

— Что вам угодно, мисс?

— Извините, скажите мне: кто вы? — пролепетала Эллен, краснея и смущаясь. — Мне это очень нужно знать.

Человек пожал плечами.

— Думаю, что мое имя немного вам скажет. Меня зовут просто Чарли. А по профессии я углекоп. Из Ньюкэстля. Вам достаточно этого? Извините, мисс. До свидания, — он приподнял шляпу.

Эллен не обиделась на такой сухой прием. Она крепко вцепилась в рукав незнакомого человека, углекопа из Ньюкэстля.

— Погодите, мне надо с вами поговорить.

— Вам со мной поговорить? О чем может говорить богатая молодая леди с бастующим забойщиком из Ньюкэстля? Но, если вы хотите…

Они отправились к той самой скамейке, где сидела Эллен после разговора с Томсоном.

Чарли слушал Эллен внимательно. По временам он кивал головой, вставал со скамейки, прохаживался два-три шага взад и вперед, снова садился. Эллен говорила, волнуясь. Она торопилась, сбивалась, смущалась этим и иногда на полуслове умолкала краснея. Чарли приходил ей на помощь. «Вы, мисс, остановились на…», — подсказывал он.

Окончив, она замерла и съежилась на скамейке, стала совсем маленькой.

Чарли встал. Он был огромного роста, много выше Дэвиса. Он стоял и некоторое время тяжело дышал.

— Мисс… мисс… я не знаю даже, как вас зовут…

— Эллен Хойс. Зовите меня просто — Эллен.

— Мисс Эллен, я сейчас ничего не могу вам сказать. Это слишком сложное и ответственное дело. Оно требует тайны, и действовать надо осмотрительно. Я должен посоветоваться с товарищами. Мы все обдумаем и решим. Вы не должны в нас сомневаться.

Чарли взял Эллен за руку.

— Я хочу еще сказать…

В этот момент со стороны Гайд-Парка послышалось несколько сухих, коротких выстрелов. Чарли вздрогнул и поспешно выпустил руку Эллен. Его губы сжались.

— Я должен идти. Завтра — на этом же месте. Около полудня.

Он быстро ушел.

Снова, как и в тот раз, после ухода Томсона, Эллен осталась одна сидеть на скамейке. Но как все переменилось с тех пор!

Отец, тетушка Гуд, экзамен, вся ее привычная жизнь… Каким далеким это стало сейчас! Чарли… Почему у него такие усталые глаза? Может быть, он голоден, а она даже не предложила ему денег. Нет, он наверно не взял бы. Он сказал: из Ньюкэстля, забойщик. Что это такое, забойщик?..

Мистер Хойс на две недели уехал в Эдинбург читать лекции.

Эллен это очень устраивало. Ее постоянные разъезды по городу, прекращение занятий, озабоченный, почти лихорадочный вид, все это казалось весьма подозрительным. И, хотя до сих пор мистер Хойс воздерживался от расспросов, все же Эллен часто встречала на себе его вопросительный и беспокойный взгляд.

Вечером Эллен отправилась к адвокату, знакомому отца. Там она узнала, что капитал покойной матери положен в банк на ее, Эллен, имя. Да, да достаточно ее подписи. Разве она не знала этого? Сколько ей лет? Двадцать два? Ну, конечно, конечно… Все в порядке. Адрес банка она знает? Прекрасно. Все, все в порядке…

Эллен едва дождалась утра. Надо успеть до полудня. Чарли будет ждать, нельзя опоздать.

Через окошко в стеклянной стене она получила большую кучу хрустящих фунтовых банкнот. Она просила выдать мелкими купюрами. Так удобнее, не надо менять. Здесь тысяча фунтов.

Это — все ее личное состояние.

Эллен чувствовала, что она подчиняется не только личному желанию, но и долгу. Она и Дэвис, Дэвис и она… Нет, это все стало не только их делом, это уже вышло из рамок частной жизни двух людей. Маленький всплеск вырос в громадный вал, грозящий многое сокрушить на своем пути.

В назначенный час Эллен была на месте. Чарли уже ожидал ее. С ним явилось шестеро товарищей. Один из них — старик — производил впечатление больного. Несмотря на теплую погоду, он кутался в ватное одеяло. Его глаза слезились, очевидно от многолетнего действия мелкой угольной пыли. «Какие у них бледные лица!» — думала Эллен, пожимая протянутые грубые руки. Эти люди окружили ее маленьким плотным кольцом и серьезно смотрели то на нее, то на Чарли. Эллен теперь не смущалась. Она знала, что нужно делать.

— Чарли, — сказала она, — здесь неудобно говорить. Кроме того, мы все голодны. Я предлагаю поехать куда-нибудь в небольшой ресторан. Там в отдельной комнате, за столом, будет гораздо свободнее.

Все шесть человек разом взглянули на нее недоверчиво. Чарли улыбнулся. «От этой мисс, — сказал он мягко, — мы можем принять завтрак. Только куда мы поедем?»

Старый рабочий вызвался устроить дело. Он знает одно место, как раз подходящее к этому случаю. «Там всегда бывают наши, когда в кармане заведется шиллинг-другой. Полчаса езды под землей. Что? Нет, там вполне приличное место. Едем».

Войдя в маленький отдельный кабинет скромного ресторана, Эллен, не садясь, остановилась у стола и бросила на него толстую, обернутую бумагой пачку, которую до сих пор держала в руках.

Она взглянула на Чарли.

— Вот здесь деньги. Это мои собственные. Тысяча фунтов. Возьмите их.

Чарли взял пачку. Сели за стол. Когда были поданы кушания, один из товарищей Чарли плотно прикрыл дверь, и все принялись утолять голод. Ели молча и быстро.

— Ну вот, — Чарли говорил пониженным голосом, — теперь мы подумаем сообща и обсудим положение. Сколько здесь денег? Вы сказали, тысяча? Хорошо, — он отделил часть бумажек и протянул Эллен. — Возьмите, вам они могут тоже пригодиться, а когда и где еще увидимся — неизвестно. Относительно остальных мы вам при первой возможности представим отчет. Теперь — к делу. Простите, мисс Эллен, — снова заговорил он, — за нескромный вопрос, но мы не можем иначе. Мы хотели бы слышать ваш откровенный ответ. Вы… ведь до сих пор, до случая с мистером Дэвисом, никогда не интересовались политической жизнью страны? Вас не занимала борьба классов?.. — Эллен молчала. — Не потому ли только вы обратились к нам, к рабочим, что ваш друг в опасности, что вы хотите спасти его от неприятностей?.. Может быть, и сам мистер Дэвис не с нами? Ведь если он хочет уйти из своего плена, это еще не значит, что он решил идти против них. Как вы думаете?

Глаза Эллен блеснули.

— Я могу вам сказать, — проговорила она быстро, — что сейчас, если бы даже Дэвис остался по своей воле там, я пошла бы с вами. За эти дни я начала многое понимать. Но и Дэвис… он ведь давно уже ваш… Вы не можете не доверять нам…

— Мы, мисс Эллен, научены горьким опытом. Много раз доверяли и много раз были обмануты. Вы сами рассказывали вчера про Джемса Коллена. Томсон, который, по вашим словам, находится при Дэвисе, тоже был одним из наших вождей. Мы успели навести справки и многое узнать. Однако, в этом случае мы, — Чарли окинул взором молчащих друзей, — можем смело назвать вас своим товарищем. Я сегодня виделся с грузчиком из порта. Он мне передавал о том, что произошло в памятный для вас день на площади. Я не знаю, кто такой мистер Дэвис. Но он хорошо говорил. Он с нами. Мы взвесили все обстоятельства. Ваш друг не может, если даже захочет, отказаться от приготовления своего средства. Они захватили его лабораторию и записки. Они приставят к нему кучу ученых наблюдателей. Он не в силах их обмануть. Он должен унести оттуда все нужное, не оставить никаких следов и сохранить свою жизнь. Его жизнь и его открытие нужны нам. Им должны владеть мы сами, а не ждать, когда его используют против нас…