Она считает, что в нем всегда была эта чернота, чернота, которую она предпочитала не замечать. Может быть, подспудно она даже стремилась быть поближе к ней, к смертельной опасности, неосознанно, как ракета, наводящаяся на тепловое излучение цели.

В первый раз когда он проделал с ней это, она испытала отвращение, даже испугалась, но даже тогда часть ее откликнулась в том же духе: он здесь. Она прятала оставленные им отметины под одеждой от посторонних глаз. Он хвалил ее, давал почувствовать себя особенной, говорил, что в университете у него была девушка, которая считала, что он заходит слишком далеко, которой его игры не пришлись по вкусу, как ей.

Но потом это все уже не казалось игрой. Поначалу ей нравилось чувство возбуждения оттого, что она позволяла ему быть главным, сладкое содрогание, близкое к страху. Хотя на самом деле ей никогда не было страшно. Но со временем она увидела в его глазах нечто другое. Словно он был не с ней, а где-то далеко, с кем-то другим. С кем-то, кому он мог причинять боль.

Она всегда ощущала, что в его прошлом было нечто такое, о чем он ей не рассказывал. Нечто, еще более темное, чем творимое с нею. Он хватал ее за руки, зажимал рот, даже сдавливал горло. Переходя границы, пока она не теряла способность понять, согласна она или нет: она задыхалась, голова кружилась, после побоев оставались синяки. Она чувствовала себя сломленной.

Наверное, по-настоящему познать другого человека невозможно. Когда до этого доходит дело, каждый из нас остается сам по себе. Порой мы даже себя познать не можем.

Сегодня я намереваюсь забрать Генри вовремя, но, как это часто случается в последние дни, время ускользает от меня, я все думаю про нашу с Эстер сегодняшнюю встречу. Запыхавшись, подбегаю к воротам школы и вижу, что почти всех детей с продленки уже разобрали. Вокруг миссис Хопкинс и новой помощницы учителя мисс Джонс еще стоят несколько ребят. Большую часть детей в три часа забирают родители (как правило, мамы) или дедушки-бабушки (чаще бабушки). Продленка — для несчастных детей вроде Генри, у которых работают оба родителя и нет помощников из родственников, чтобы отвести их домой, окружить заботой, напоить горячим шоколадом. На небе уже видны редкие звезды, в воздухе витает запах дыма. Я предвкушаю, как мы с Генри будем ворошить листву по дороге домой, и лишь подойдя совсем близко, понимаю, что Генри среди детей нет. Миссис Хопкинс тупо смотрит на меня. По моему телу пробегает дрожь.

— Где Генри?! — Я почти взвизгиваю от страха.

— Его забрали в три часа… — Она поворачивается к мисс Джонс. — Так ведь?

Мисс Джонс озадачена, но не слишком. Она считает, что это недоразумение и оно легко разрешится.

— Да, его забрала бабушка.

На блаженные полсекунды я думаю, что все в порядке. Неожиданно приехала моя мама и решила сделать сюрприз. Она знает, как мне не нравится почти каждый день оставлять сына на продленку. Но очень быстро я понимаю, что все далеко не в порядке. Не считая того, что мама никогда по своей инициативе не остается с ним, она ни за что не сделала бы этого, не предупредив меня.

— Его бабушка? — говорю я чужим голосом, высоким и прерывающимся. Есть ли шанс, что это мать Сэма наконец решила поближе познакомиться с внуком?

— Да, пожилая женщина с длинными волосами, — объясняет мисс Джонс, неуверенно глядя то на меня, то на миссис Хопкинс. У матери Сэма элегантная короткая стрижка.

— Но это не его бабушка! Я не знаю никакой пожилой женщины с длинными волосами! — Колени у меня подгибаются, я хватаюсь рукой за забор. В ладонь впивается заноза.

— Он сам сказал, что это его бабушка, — говорит мисс Джонс, обращаясь больше к миссис Хопкинс, чем ко мне. До нее доходит вся серьезность того, что она сделала.

— Ему всего четыре года! — ору я на нее. — Это вы сказали ему, что она его бабушка? Или это она сама сказала?

— Ну… да…

— Ему четыре года! Он поверит всему, что вы ему скажете! Он считает, что когда у него выпадет первый молочный зуб, к нему в спальню прилетит фея и оставит взамен зуба денежку! Я сегодня специально заходила в администрацию и объясняла миссис Харпер, что у меня есть причины беспокоиться! Нельзя верить на слово четырехлетнему ребенку, для этого существуют процедуры, список контактов. Как же вы вот так просто разрешили ему уйти?

Я подскочила к мисс Джонс и кричу ей прямо в лицо. Миссис Хопкинс протискивается между нами.

— Я полностью отдаю себе отчет в серьезности произошедшего, миссис Паркер.

Обычно я поправляю ее (Уильямс, моя фамилия Уильямс), но сейчас это неважно.

— К сожалению, меня вызвали на игровую площадку разбирать инцидент с дракой, в котором участвовал другой родитель. Я оставила мисс Джонс следить за тем, как забирают детей.

— Готова поспорить, я знаю, кто это был… та ужасная женщина, мать злобного мальчишки. — Страх развязывает мне язык. Миссис Хопкинс шокирована.

— Нам передали из школьной администрации. Мисс Уоллис сообщила, что вы звонили в обед. — Мисс Джонс обрела дар речи, но глаза у нее округлились от ужаса. — Вы сказали, что сегодня он не пойдет на продленку и его заберет бабушка. Нам показалось, Генри ее знает… Я решила, что все в порядке… Простите… — Она начинает рыдать, но у меня нет сочувствия к ней.

— Да это не я звонила! Я никогда не звоню в администрацию! Миссис Харпер должна была сказать мисс Уоллис, что я справлялась насчет мер безопасности. В любом случае вы не должны отдавать их тем, с кем лично не знакомы. Вы вообще в курсе этого?

Вновь вмешивается миссис Хопкинс.

— Вы совершенно правы. Это прокол с нашей стороны, и я готова нести за него ответственность. Мы предпримем шаги, чтобы впредь подобное не случилось. — Она бросает взгляд в сторону мисс Джонс. — Но сейчас давайте сосредоточимся на поисках Генри. Вы имеете какое-либо представление, кто это мог быть?

— Нет, я не знаю ее. Нет никого похожего. — Я крепче вцепляюсь в доски забора, и заноза углубляется мне в ладонь.

Мы стоим как замороженные, глядя друг на друга в ожидании ответа. В недрах моей сумочки звонит телефон. Я судорожно роюсь внутри, руки дрожат. У меня новое сообщение на «Фейсбуке» от Марии Вестон:

Я была права, Генри милый мальчик. Хочешь получить его обратно, приходи на Вудсайд-стрит, 29 в Шарн-Бей. Приходи одна. Приведешь кого-нибудь, Генри будет хуже. Я жду тебя.

Я кидаю телефон обратно в сумочку, словно он обжигает мне пальцы.

— Все хорошо, я знаю, где он, — бормочу я. — Я… я только что поняла, кто эта женщина, все в порядке, нет проблем. Я забыла, что просила ее забрать Генри.

Думаю, они мне вряд ли поверили, миссис Хопкинс и мисс Джонс, но какой у них выбор? Я бегом возвращаюсь к машине, оставив миссис Хопкинс в полном недоумении и тревоге. Мисс Джонс смотрит мне вслед с облегчением.

Я выбегаю через школьные ворота, снова прижимая телефон к уху. Он отвечает после третьего звонка.

— Привет, Лу.

— У нее Генри.

— Что? — рассеянно реагирует Сэм. — У кого?

— У Марии, — отвечаю я, запыхавшись. Я уже задыхаюсь от бега, но замедлиться я не могу, нельзя терять ни секунды.

— Погоди минутку… — Наконец до него доходит. — О чем ты говоришь?

Я рассказываю ему о том, что произошло.

— Какого хрена? Кто это все делает? Я звоню в полицию.

— Нет! Она сказала, чтобы я приходила одна или Генри пострадает. Она может что-нибудь с ним сделать, если решит, что мы вызвали полицию. Мне нужно просто его забрать, убедиться, что он цел и невредим. Полиция пусть появится позже. — Если она вообще появится.

— Ладно, поедем на моей машине. Слава богу, я сегодня работаю дома. Ты где?

Пятнадцать минут спустя мы на пути в Шарн-Бей. С каждым красным светофором я все крепче сжимаю челюсти, все сильней скрежещу зубами.