— Ты пришла раньше времени.
— Ну да. Хоть я и сидела с твоим сыном миллион раз, я же знаю, что меня ждет список длиной с мою руку: какая сейчас любимая книжка, насколько точно приоткрыть дверь, какая нынче рассадка и иерархия плюшевых игрушек. На все это нужно время. Так я могу войти?
— Прости. — Я отступаю назад, и Полли протискивается мимо меня, освобождается от огромного шарфа, по длине с нее ростом, и дутой куртки, расстегивает высокие (по колено) кожаные сапоги, из-под которых появляются сероватые леггинсы, не совсем подходящие к ее разнокалиберным носкам, да еще в придачу между леггинсами и носками проглядывает полоска невыбритой кожи.
— Как твои дела? — спрашиваю я, вешая ее куртку и шарф.
— Да как всегда. Работа — сплошной кошмар, ты правильно сделала, что сбежала оттуда и засела дома.
С тех пор как три года назад я ушла из интерьерной дизайн-студии «Блу Дор», она повторяет мне это почти каждый раз, хотя мы обе знаем, что она сошла бы с ума после первого же дня, проведенного в одиночестве, которое лишь изредка может прервать случайная встреча. Она обожает общение, профессиональные слухи, энергию, пульсирующую между сотрудниками в деловом, строгом офисе. А вот я нисколечко не скучаю. Время от времени встречаюсь с бывшими коллегами, чтобы выпить бокал вина, но, за исключением Полли, никого из них не считаю своими друзьями.
— Знаю, хотя порой мне хочется с кем-нибудь разделить нагрузку, — выразительно бросаю я через плечо, направляясь на кухню.
Полли ухмыляется. Я не оставляю попыток убедить ее уйти из «Блу Дор» и присоединиться ко мне. Мы могли бы взяться за те заказы, от которых я сейчас вынуждена отказываться.
Поначалу мне было нелегко справляться одной. Время поджимало, Генри почти исполнился год, дальше сидеть в декрете я уже не могла. Но сама мысль о выходе на полную ставку и пребывании на работе все время, пока Генри бодрствует, приводила меня в ужас. Сэм переживал по поводу моего возвращения на работу, он бы предпочел, чтобы я бросила ее совсем, даже при том, что с финансовой точки зрения мы не могли себе этого позволить. Я же была готова вернуться в строй, лишь не хотела вновь включаться в крысиные офисные бега. Мы сошлись на том, что мне будет легче работать дома и постепенно выстраивать свой собственный бизнес. На деле все вышло не совсем так.
Я связалась со своей давней знакомой, Розмари Уайт-Коллинз, и выяснилось, что она ищет человека, который бы создавал интерьеры для всех ее объектов. Розмари — девелопер с безупречным вкусом и тяжелым кошельком, заполучить ее в качестве первого клиента было для меня большой удачей. То, что это произошло и она до сих пор пользуется моими услугами в каждом своем новом проекте, является для меня источником невероятной гордости. Она даже написала блестящий отзыв на моем сайте. Но все это означало лишь то, что я должна взять с места в карьер, определить Генри в детский сад и вернуться в рабочую колею.
— Каро сводит меня с ума, — жалуется Полли. — У нее новый мужик, и она названивает мне каждые десять минут, чтобы узнать, что означают его эсэмэски, что ей надеть и стоит ли выбривать это место. Не понимаю, за какие грехи мне досталась такая сестрица. Ну правда, откуда мне знать, бреют ли нынче девушки это место? Аарон был настолько счастлив, что я вообще хочу заняться с ним сексом, что ему плевать, даже если бы я заросла с ног до головы… Генри! Как поживает мой мальчик?
Она стремительно наклоняется и целует его в головку.
Он улыбается измазанным в томатном соусе ртом.
— Привет, Полли.
— Он ждал тебя весь день, — говорю я. — Очевидно, ты читаешь ему книжки лучше, чем я.
— Ну, «Паровозик Томас» — это что-то новое для меня. Девочек он никогда не интересовал. Есть какие-нибудь новинки, Ги?
Его лицо начинает светиться.
— Да! Папа купил мне три новые книжки про друзей Томаса: Чарли, Артура и Дизеля. Почитаешь мне?
— Ну конечно! Я для этого и пришла!
— Мамочка? Можно я их принесу?
— Можно, если ты уже наелся. Дай мне поговорить минутку с тетей Полли, а когда я уйду, она тебе их все прочитает.
— Знаешь что, Ги, а почему бы тебе не пойти и не начать строить огромную железную дорогу? Я пока поболтаю с мамочкой, а потом она уйдет и мы с тобой поиграем. Договорились?
— Договорились, — соглашается Генри, не скрывая радости, что может наконец-то слинять с кухни, и мысленно уже обдумывая строительство железнодорожных путей.
Полли садится за стол и забрасывает в рот остывшие макароны с тарелки Генри. Я опускаюсь на колени перед полками и отодвигаю их от стены, содержимое полок при этом опасно гремит. Для верности я провожу рукой за ними, но там ничего нет.
— Что ты делаешь?
— У меня тут обычно стоит фотография — где мы с Генри на пляже, такая удачная фотка.
— Ах да, я знаю. И что? — Она машет рукой в мою сторону.
— Она пропала.
— Что значит «пропала»?
— Ну, я ее не трогала, но ее здесь нет. Она всегда тут стояла.
— Может, ты вытирала пыль, отвлеклась, да и поставила ее на другое место? Ты же знаешь себя.
— Но куда? Тут не так уж много места. — По обеим сторонам кухни стоят шкафчики, потом пространство слегка расширяется, и там едва хватает места для небольшого обеденного стола около дверей, выходящих во внутренний двор. Фотографии нигде нет.
— Или Генри ее куда-нибудь переставил?
— Да, может быть. Генри!
Он входит на кухню, держа в одной руке деревянный мостик, а в другой — пластмассового слона размером раза в два больше, чем мостик.
— Ты не видел нашу с тобой фотографию? Ту самую, которая обычно стоит тут, на полке.
Он пожимает плечами.
— Нет. Можно я пойду обратно к своей дороге?
— Да, иди. — Я оборачиваюсь к Полли: — Ну и где же она?
Я не перестаю думать о запросе Марии, эта мысль определяет мое восприятие окружающего мира. Несколько дней назад я бы и не задумалась о пропаже фотографии, даже сейчас разум подсказывает, что все это смехотворно. Но где-то в самой глубине души я не могу не спросить себя: а не побывал ли кто-то в моей квартире?
— Ой, да не переживай, найдется. Она, должно быть, лежит где-нибудь. Так кто же эта школьная подруга, с которой ты встречаешься? — спрашивает Полли.
Я наполняю чайник, тяну время. Беспокойство по поводу пропавшей фотографии точит мне мозг. Не уверена, что хочу посвящать Полли во все свои обстоятельства. Никогда не обсуждала с ней (да и вообще ни с кем) то, что произошло с Марией. Слишком долго и сложно объяснять. К тому же я не знаю, в какие слова свои объяснения облечь. Отчасти поэтому для меня было таким облегчением жить с Сэмом. И хотя он никогда об этом не говорил, я, по крайней мере, понимала: ему не надо ничего объяснять, так как он в этом участвовал. Порой я сомневаюсь в том, что мне удалось бы справляться с таким грузом на протяжении стольких лет, если бы он не был одним из немногих людей, знавших о содеянном мной. Он видел меня в самый гадкий момент моей жизни и все же продолжал любить по-своему.
— О, да это одноклассница, с которой мы не общались много лет. Она нашла меня на «Фейсбуке» и предложила встретиться, обменяться новостями. — Я стараюсь говорить легко. Сейчас неподходящее время, чтобы обсуждать подробности: если начну рассказывать о случившемся с Марией, даже в сильно сокращенном варианте мой рассказ займет весь вечер, а я еще не решила, что надеть на встречу с Софи. Как бы ни хотелось, просить помощи у Полли в этом деле нельзя, иначе пришлось бы объяснять, почему сегодня я обязательно должна хорошо выглядеть.
— Замечательно, — радуется Полли.
Она не перестает твердить мне, что я должна чаще выходить в свет, встречаться с друзьями. Она уверена, что после расставания с Сэмом я пренебрегла всеми ради Генри. Она единственная осталась со мной, потому что решительно отказалась меня бросать.
— Так она, должно быть, знакома с Сэмом, эта твоя школьная подруга? — продолжает Полли, нахмурив брови.
— Ну разумеется.