Солнце ещё не взошло, и комнату слабо освещал уличный фонарь, висевший прямо за окном. Мальчишка уже спал, вытянувшись рядом с ней и положив голову ей на колени, пока она нежно гладила его волосы.
Я вошел в комнату и сел в обтянутое золотом кресло напротив нее.
— Примите мои соболезнования, — произнёс я.
Женщина покачала головой.
— У меня просто в голове не укладывается, — сказала она. — В следующий четверг у Родди день рождения. Ему исполняется три года. А на день рождения он хотел, чтобы мой зять отвез его посмотреть на нового слона в цирк. — Она подавила рыдание. — Какой отец мог бы сделать это прямо перед днем рождения своего сына?! — Затем, мгновение спустя, она прошептала: — Какой человек вообще мог такое сделать?
Все время от времени испытывали боль или отчаяние. Но я не понимал поступка этого мужчины: убить себя, когда в нескольких метрах от тебя жена и дети?
— Вы упомянули ранее, что у вашей дочери есть другие дети, которые спят наверху? — Я достал маленькую записную книжку, куда всегда записывал детали расследования.
— Элле, самой старшей, шесть лет, — сказала женщина. — А Люку еще нет и года.
Я кивнул.
— Как долго они были женаты?
— Семь лет. Он был намного старше моей дочери и потому очень хотел обзавестись семьей.
— Он был профессором истории, насколько я понимаю?
Она бросила на меня неловкий взгляд.
— Лучше вы услышите это от меня… Когда-то он был преподавателем моей дочери. Она познакомилась с ним еще в студенческие годы, хотя он начал ухаживать за ней только в последнем семестре.
— Простите меня, миссис Джонсон, но задавать трудные вопросы — моя работа. Ваша дочь была счастлива в браке?
— Вполне. Как и он. По крайней мере, мне так казалось.
— У них в последнее время были какие-нибудь разногласия?
— Нет, — твёрдо ответила она.
— Проблемы с деньгами?
— Нет.
— Последние несколько недель он был чем-то расстроен?
Услышав этот вопрос, она помолчала, а потом покачала головой. Всего лишь минутная заминка, но она заставила меня задать еще один вопрос.
— Возможно, он вёл себя не так, как раньше?
— Он просто…, - она замолчала, прикусив губу, но затем продолжила. — В последние недели он стал более рассеянным и забывчивым. Ничего особенного, но моей дочери обычно не приходилось напоминать ему о таких вещах.
— О каких вещах? — вскинул я брови.
— Обычные, еженедельные договорённости; например, что я прихожу каждый четверг на ужин или что Элла берет уроки фортепиано по вторникам после школы.
— Но вы ничего не знаете о причинах таких перемен?
Вздрогнув, она потянула плед, которым был укрыт ее внук, и набросила второй край себе на ноги.
— Я не могу его понять, — снова сказала она. — У него трое маленьких детей. Что с ними будет? — Ее глаза наполнились слезами.
Не говоря ни слова, я достал из кармана чистый носовой платок и протянул ей. Я ненавидел подобные случаи, потому что не существовало правильного ответа на вопрос «почему?», как и не существовало подходящих слов утешения для семьи, только что потерявшей отца.
— У вашей дочери есть помощница по хозяйству? — спросил я.
— Только женщина, которая приходит три раза в неделю, чтобы помочь со стиркой и уборкой, — ответила она. — Мой зять был не только экономным, но и довольно скрытным. Он всегда отрицал, что нуждается в постоянной помощи — даже после того, как моя Элизабет родила третьего ребенка.
— Здесь очень много комнат, — начал я.
— Конечно, — кивнула миссис Джонсон.
— Значит, никто, кроме вашей дочери и внуков, не слышал выстрела. — Я сделал паузу. — Мне нужно поговорить с ней лично и узнать, куда делся пистолет.
— Но ведь не сегодня?! — воскликнула женщина. — Она через столько прошла!
Я на мгновение задумался. Повлияло ли мое желание поскорее разобраться в этом деле на мои суждения?
Решил, что нет. Я не мог пойти им навстречу — у меня было несколько серьёзных вопросов к вдове, и мне нужны были ответы.
— Обещаю, что буду краток.
Откуда-то сверху донесся детский плач — сначала слабый, но усиливающийся с каждой секундой.
— Прошу прощения, — произнесла женщина и поднялась, подложив диванную подушку под голову внука.
— Конечно, — кивнул я, поднявшись вслед за ней.
Не прошло и пяти минут, как я услышал грохот фургона коронера, который завернул за угол и остановился перед домом. Вскоре в дверях появились двое дюжих мужчин в сопровождении третьего, который нес инструменты.
— Вы уже всё осмотрели? Мы можем забирать тело? — спросил седобородый мужчина, с которым мы уже раньше встречались.
— Конечно, — ответил я. — Он там.
Я провёл их в дальнюю гостиную. Малвани был прав: это дело было банальным донельзя.
Мне нужно было всего лишь задать несколько ответов от миссис Хартт и официальное вскрытие, чтобы квалифицировать смерть как самоубийство; затем я напишу отчёт и закрою дело.
Конечно, я глубоко сочувствовал миссис Хартт. Но ей я ничем не мог помочь, в то время как в центре моя помощь была бы точно не лишней.
Как только миссис Джонсон спустилась вниз, я попросил ее провести официальное опознание своего зятя.
Она отшатнулась.
— Но в этом не может быть никаких сомнений.
— Это формальность, — сказал я, — но вы или ваша дочь должны пройти через нее. Я бы предпочел избавить ее от этого испытания.
Миссис Джонсон согласно кивнула. Со своей стороны, люди коронера сделали процесс кратким; они уже сняли окровавленную наволочку и накрыли мистера Хартта толстой белой простыней.
Когда миссис Джонсон неуверенно приблизилась к телу, старший помощник взял ее за руку.
— Всё пройдёт быстро, — уверил её я.
Так и случилось. Двое других мужчин приподняли угол простыни, открыли лицо жертвы и, как только миссис Джонсон кивнула, опустили его обратно.
— Это он, — прошептала женщина.
Как только она подтвердила это, они вывели ее из комнаты и положили тело мистера Хартта на ожидавшие их носилки, снова накрыв его чистой белой простыней. Через несколько мгновений они вынесли его из дома и погрузили в фургон.
Желание патрульного-новичка убраться отсюда поскорее в точности отражало моё.
— Всё, закончили? — спросил он, как только мы услышали, что фургон отъехал.
— Почти, — ответил я, передал свой блокнот Уиллу и добавил: — Пока я буду говорить с миссис Хартт, не могли бы вы описать вашу роль в сегодняшних событиях?
Он недоуменно уставился на меня.
— Всего несколько фраз о том, что произошло и как вы в этом участвовали, — раздраженно добавил я.
Затем снова повернулся к миссис Джонсон.
— Хотите, я помогу поднять вашего внука наверх? — предложил я, указывая на мальчика, который все еще спал в главной гостиной.
Она поколебалась мгновение, как будто не была вполне уверена, но затем покачала головой. Она взяла мальчика на руки, поддерживая голову и баюкая.
— Здесь мы уже закончили; не могли бы вы попросить свою дочь спуститься?
Но ответил мне другой, охрипший от слёз, голос:
— Не нужно меня просить.
Элизабет Хартт, миниатюрная блондинка лет двадцати восьми, вошла в гостиную.
— Я хотела проверить, как там Родди, — сказала она, протягивая руку, чтобы погладить его по голове.
— Я уложу его спать, дорогая, — произнесла её мать и направилась к лестнице, бросив на дочь последний обеспокоенный взгляд.
— Прошу вас, присаживайтесь, миссис Хартт, — кивнул я на диван.
Она молча села, схватила шерстяной плед, которым укрывался ее сын, и накинула себе на плечи.
— Примите мои соболезнования, — начал я, но тут же замолчал, когда у женщины задрожали губы.
— Это бессмысленно, — прошептала она несколько минут спустя.
— Я понимаю, как вам тяжело, — кивнул я. — Но у меня к вам несколько вопросов.
Я сначала задал несколько общих вопросов, и только потом перешёл к тому, что меня больше всего интересовало:
— Вы помните, в котором часу вы услышали выстрел?