Своей зажигательной речью ей удалось разозлить толпу — причём, как сочувствующих, так и недоброжелателей.

Судья был скрупулёзен и осторожен в деле Дрейсона, и письма с угрозами в этом совсем не помогали. Он устал от махинаций и интриг, от политизирования всего этого процесса.

Судья собрал свою почту и вернулся домой из парка. Едва успев повесить пальто, он вернулся в библиотеку и потянулся к телефону.

Нужно сделать два звонка.

Первый звонок был человеку, которого он знал много лет и которому доверял.

— Я получил ещё одно письмо.

— Такое же, как и остальные?

— Да.

— Значит, всё так, как мы и ожидали, — голос на другом конце провода звучал устало.

— Что мне делать? — спросил судья.

— То же самое, что и раньше. Просто декодируй сообщение и следуй инструкциям.

— Это больше не может продолжаться, — сказал судья дрожащим голосом. — Мы должны выяснить, кто узнал наш код. С тех пор прошло уже много лет…

— Тише!

Несколько минут оба собеседника молчали. Потом второй спокойно продолжил:

— Мы придумаем, как это остановить. Но сейчас просто делай то, что тебе говорят.

У него не было выбора, поэтому он так и поступит. Пока.

Он положил тяжёлую чёрную трубку телефона на подставку. И почти сразу же снова снял её и дал оператору номер комиссара полиции Нью-Йорка Теодора Бингема.

Пока судья ждал, когда установится соединение, он решил, что будет осторожен.

Благоразумен — и всегда осторожен.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«Не держит центр, вещей распалась связь;

Анархия обрушилась на мир

И попраны невинности обряды,

Сомненьем души лучшие объяты».

Уильям Батлер Йейтс, «Второе Пришествие»

23 октября 1906 года.

Вторник.

Детектив Саймон Зиль.

ГЛАВА 1

Семьдесят первая улица, дом 171.

01:30.

Несмотря на мои самые лучшие намерения — не говоря уже о превосходном французском жарком — я заснул от полного изнеможения.

Лежа на золотисто-зеленом пестром диване в середине трактата Моррисона «Преступление и его причины», я внезапно проснулся от яростного стука в дверь.

Я резко вскочил, отчего Моррисон рухнул на землю, а за ним последовала моя теперь уже пустая кофейная кружка.

Я нащупал свои видавшие виды карманные часы. Половина второго. В такое неприлично позднее время большинство людей предпочли бы звонить по телефону. Благодаря современному черному с медью телефону Строугера, установленному в моей новой квартире в прошлом месяце, со мной можно было связаться в любое время суток.

Конечно, во всём есть свои недостатки, но я уже начал ценить телефонные звонки гораздо сильнее, чем непрерывный стук в дверь, который разбудил меня сегодня.

Какого дьявола кто-то решил разбудить меня лично?

Я босиком подошел к двери по недавно покрытому лаком полу, который сейчас неприятно холодил голые стопы. Когда подошел ближе, стук прекратился, но вдруг настойчивый голос позвал меня по имени:

— Зиль! Открывай!

Я повернул замок и снял цепочку. В мерцающем свете газовых фонарей, стоявших вдоль коридора, узнал своего друга и коллегу-криминолога Алистера Синклера. Обычно уравновешенный и словоохотливый профессор, шатаясь, вошел в мою гостиную, рухнул на мой пестрый диван и беспомощно посмотрел на меня.

— Зиль, мне нужна твоя помощь, — сумел выдавить он, пока его не скрутил приступ кашля.

— Что случилось? — Закрыв дверь и заперев её на замок, я зажёг дополнительные масляные лампы в гостиной, а затем внимательно осмотрел Алистера в поисках травм, но ничего не заметил.

Ни разу за все время нашего знакомства я не видел Алистера в таком состоянии.

Его темные волосы, густо посеребренные сединой, не были гладко уложены; они стояли дыбом, как будто он несколько раз взъерошил их рукой. Дорогое кашемировое пальто было забрызгано грязью, а рукав — порван. Но больше всего меня беспокоило пустое выражение его голубых, смотрящих на меня глаз. Ясные, как лед, и всегда такие же холодные, его глаза обычно светились умом — но сегодня я видел в них лишь пустоту.

Я принёс ему стакан воды, который он взял, ничего не сказав.

Фонари мерцали — результат сквозняка, постоянно гулявшего по комнате, — и я поплотнее закутался в халат, а затем сел в мягкое зеленое кресло напротив Алистера.

Меня учили на работе, как нужно разговаривать в подобных случаях, поэтому, когда я спрашивал, что произошло, мой голос был тихим и спокойным. Но мой тон противоречил глубокой личной обеспокоенности — ибо то, что лишило Алистера привычного самообладания, должно быть поистине важным.

В первую минуту я подумал об Изабелле, вдовствующей невестке Алистера, которая помогала ему в его исследованиях мышления преступников — и которая занимала большую часть моих собственных мыслей, в чём я боялся признаться даже себе самому.

— Сегодня ночью был убит человек, — выдавил, наконец, Алистер, — тот, кого я когда-то считал одним из своих самых близких друзей.

— Мне жаль, — искренне произнес я.

Несколько мгновений мы молчали, пока он собирался с мыслями.

— Кто он?

— Хьюго Джексон. Он учился вместе со мной на юридическом факультете Гарварда, выпуск семьдесят седьмого года. — Алистер задумчиво улыбнулся. — Мы не разговаривали много лет, но когда-то были очень близки. Он даже был шафером на моей свадьбе.

— Вы поссорились?

Он покачал головой.

— Нет. Мы просто отдалились друг от друга. Завели разных друзей, разные интересы и стали видеться всё реже…

— Ты уверен, что это было убийство? — Теперь, окончательно проснувшись, я скрестил руки на груди и серьезно посмотрел на друга.

— Без сомнений. Его горло перерезано от уха до уха.

— Если вы не были близки, почему же ты узнал об этом одним из первых?

Давние отношения, которые не поддерживались много лет, не объясняли, почему он решил заняться этим делом. Или почему он был так расстроен.

— Наши жёны сблизились, и их дружба длилась долгие годы, даже когда наша собственная ослабла. Отчасти поэтому миссис Джексон сразу же позвонила мне.

— А вторая причина? — уточнил я, зная, что то, что Алистер не говорит, обычное важнее того, что уже сказал.

— Необычные обстоятельства, — Алистер инстинктивно понизил голос, хотя в комнате кроме нас никого не было. — Миссис Джексон нашла его в библиотеке; он лежал на столе в луже крови, — Алистер нахмурился и замолчал, погрузившись в свои собственные мысли.

— Продолжай, — не вытерпел я.

Он вернул мне стакан с водой.

— У тебя не найдётся чего-то покрепче, Зиль? Чтобы успокоить нервы?

Все, что у меня было, — это односолодовый виски «Талискер», который сам Алистер и подарил мне прошлым летом на день рождения — сувенир из недавней поездки на шотландский остров Скай.

Я щедро налил ему полстакана и сел ждать, когда он продолжит.

Алистер поболтал в стакане золотисто-коричневый напиток, больше наслаждаясь его ароматом, нежели вкусом.

— Рядом с его телом лежала Библия — не семейная Библия, а та, которую его жена никогда раньше не видела. И правая рука моего друга покоилась на ней, — сказал он, наконец.

Я попытался представить описанную Алистером картину.

— Будто он приносит присягу в суде?

— Да, — кивнул Алистер. — Мой друг был судьёй.

— Но ведь судьи чаще заслушивают чужие присяги, чем приносят собственные?

— Именно. — Он многозначительно посмотрел на меня. — А поскольку это была Библия, незнакомая его жене, мы можем предположить, что убийца принес ее с собой на место преступления.

Дрожащими руками Алистер поставил на стол стакан с виски.

Я наклонился ближе, начиная по-настоящему волноваться. Никогда ещё не видел своего друга таким встревоженным.