На какое-то время я оставила попытки искать встречи с этим странным человеком. Но после того, что было со мной сегодня… мы непременно должны встретиться и поговорить. Это нужно как-то устроить.

По прибытии в Данфорд темный «Прайд» Хэнтона доставил нас сразу в больницу. В больнице Данфорда приятная атмосфера. Здесь светлые розовые стены и дружелюбный персонал. Меня усадили в черное кресло с большими колесами и покатили в кабинет врача.

Седой и серьезный, врач осмотрел меня быстро. Еще он задал несколько вопросов, на которые я ответила предельно честно. Когда осмотр закончился, доктор вышел в коридор вместе со мной и сразу предложил мне вернуться в кресло на колесиках.

Спорить бесполезно, это правило.

— Ушиб шейных позвонков. Ушиб сильный. Еще я предполагаю сотрясение головного мозга, — говорит врач Джону. Я смотрю на мужчин снизу вверх. — Мистер Хэнтон, обращаю ваше внимание, что шея травмирована не сегодня, согласно пояснениям мисс Лоуренс. После сегодняшнего инцидента травма усугубилась. Ей лучше остаться в больнице.

— Надолго? — сразу спрашиваю я.

Взгляд врача метнулся ко мне.

— На двадцать дней.

«Двадцать дней? Да вы смерти моей хотите!» — ужаснулась я.

— Джон, я не согласна.

Хэнтон в раздумьях, а мой взгляд быстро становится злым. Всем своим видом показываю, что остаться в больнице на двадцать дней — совершенно неприемлемый для меня вариант, особенно сейчас.

На губах Джона взметнулся уголок.

Теперь он смотрит на врача.

— Что думаете о ее лечении вне больницы?

Врач только слегка развел руками и спокойно ответил:

— Допустимо при условии, что будут исполняться рекомендации. Но в таком случае больница снимет с себя всякую ответственность за здоровье мисс Лоуренс.

Меня все вполне устроило. Джона… не очень. Он остался не слишком доволен тем, что увозит меня из больницы в том состоянии, в котором я нахожусь сейчас.

И все равно он это делает.

Когда мы вышли на улицу, обнаружила, как на замену жаркому солнцу вдруг пришла приятная прохлада. Небо над головой стало серым. Будет дождь.

Не спеша и осторожно сажусь на заднее сидение автомобиля. Не водитель «Прайда», а сам Хэнтон закрыл за мной дверь.

Мотор заработал громче. Машина тихонько выехала в общий автомобильный поток. Джон смотрит прямо перед собой, а мой взгляд переместился к многолюдным улицам Данфорда.

— Нужно ехать по Южной улице. За город, — подсказываю я водителю направление к своему домику у реки.

— Мы едем в другую сторону, — пояснил Джон. Больше не смотрю в окно. Мой взгляд уткнулся в Хэнтона.

— На Северо-западную, шесть, в твой особняк?

— Там за тобой присмотрят.

По прохладному тону понимаю, что его решение не обсуждается и тем не менее говорю:

— Завтра вернется Клайд. Он врач.

— Психиатр, — удивительно спокойно парирует Джон. — Он не сможет обеспечить для тебя необходимый уход.

— Этого ты не знаешь.

— И проверять не стану.

У меня было что ответить на это, но я благоразумно решила помолчать. Мои губы опять сомкнулись. Мой взгляд вернулся к окошку.

Машина движется на северо-запад.

Я отвыкла от особняка Хэнтона, забыла обитателей и порядки этого дома. Забыла даже о высоких потолках и богатстве домашней обстановки. Пришлось снова удивляться и, когда я немного запрокинула голову, чтобы посмотреть на высоко расположенные картины, шея протестующе застонала.

Я скривилась, возложив прохладную ладонь себе на шею.

Джон велел мне следовать за ним.

Поднимаемся по лестнице на второй этаж.

Когда мужчина отпер дверь, я недоуменно посмотрела на Хэнтона. Вошла в комнату, и стало совсем неловко.

— Это же твоя спальня, — осторожно заметила я.

— Тебе не о чем беспокоиться, — спокойно сказал Джон. — Располагайся.

Я прошла в комнату. Осматриваюсь. Эти ковры, эти окна… постель, навеяли массу воспоминаний, некоторые даже вгоняют в краску. В смятении смотрю на Хэнтона.

— Ложись в постель, — сказал Джон. — Ужин тебе принесут в комнату.

Мужчина вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Когда я осталась в комнате одна, первым делом пошла в ванную, чтобы смыть с себя грязь Стилдона. Я бы хотела смыть с себя даже воспоминания.

Потянулась к сережкам, чтобы снять их, не сразу вспомнив, что все мои украшения остались на раскаленном солнцем юге: браслет, серьги, часы. Я отдала Стилдону даже машину. Едва не отдала собственную жизнь…

Я провернула вентиль крана, на меня полилась приятная вода.

Теплый душ. Какая радость!

Я могу прямо сейчас ощущать, как мои чувства приходят в порядок. Даже боль в теле стала тише. А когда былой груз напряжения был сброшен, я упала на кровать, обессиленная событиями этого непростого дня.

Я не могу радоваться обнаруженной нефти, у меня не получается страдать из-за ужасных событий в Новом Стилдоне, я могу думать только о своем возвращении…

Вопросов возникло в голове немыслимо много — только вопросы и никаких ответов. Что именно спровоцировало новое путешествие и что стало причиной почти мгновенного возвращения обратно?

Стресс?

Удар по голове?

Нефть?

Или дело в воспоминаниях?

За окном солнца больше нет, стало совсем темно. Сгустились черные тучи. Посыпалась морось.

Я закуталась в мягкие белые простыни. По щеке стекла слеза…

«Мама», — в мыслях вижу ее лицо, ее тревогу и вспоминаю запах ее парфюма. Я никогда не смогу перестать скучать по ней и по отцу.

Я страдаю сейчас без родных и буду страдать, оказавшись рядом с ними.

Сейчас мне страшно, оттого что, быть может, я никогда больше не увижу ни мать, ни отца, а если повезет случиться этому, то буду страшиться мысли, что никогда больше не вернусь сюда, в этот удивительный и нелепый мир, где останутся Джон Хэнтон, Клайд Коллинс, Ева Нельсон.

Еще здесь останется новая, построенная и заслуженная мною жизнь, какой бы тяжелой и несправедливой она ни казалась…

Это уже моя жизнь.

Я устала. Закрыла глаза и очень скоро под монотонный шум теперь уже сильного дождя заснула. 

Мне снилась прохлада снежных гор, красота, что открывается на вершине облаков. Чувство такое, будто мне принадлежит весь мир. Это не сон, это далекое воспоминание, словно феникс из пепла восставшее в глубинах моего сознания.

Мне снилось воспоминание о жизни, какой она у меня была когда-то.

Раньше я никогда не думала об этом. О том, что чувствовала среди снежных гор и ветров… Понимаю и ценю это только теперь.

Окажусь ли я когда-нибудь снова в тех местах?

Будет ли со мной современное снаряжение или в моем распоряжении будет только то, что предлагает мне эпоха пятидесятых?

Медленно поднимаюсь с кровати, чувствуя на губах легкую улыбку. В душе ощущается то, что допустимо назвать покоем.

На столе остывший бульон и сладкий чай.

Я с удовольствием наслаждаюсь едой, не особо задумываясь о том, как долго продлился мой сон. Я заслужила отдых.

За окном все еще моросит дождь.

Мысли мои опять обратились в прошлое.

Мою прежнюю жизнь нельзя назвать скучной, ее заполняли любимые люди, путешествия и работа. Скучной ее действительно нельзя назвать и тем не менее она была именно такой. Я так помню. Я так чувствую.

Одни и те же люди.

Постоянные маршруты.

Однообразная работа.

Всегда одинаково. Годы.

Я думала, что такая жизнь мне нравится. Выходит, что нет.

Жизнь самым странным и в то же время самым удивительным способом привела меня в чувство.

Теперь я здесь. А здесь все по-другому.

Дверь открылась, и в комнату вошла молодая женщина в белом медицинском халате.

— Вы проснулись и даже позавтракали. Очень хорошо, — сказала она с доброй улыбкой на лице. Женщина говорит с легким акцентом, но с каким, мне непонятно.

— Кто вы? — спрашиваю я.

— Долорес Дэвидсон. Я буду присматривать за вами.