— А ты! — Ольва прожгла взглядом две дырки в кафтане Мэглина. — Друг называется!

— Мне тоже поначалу казалось, что тебе нужна передышка… от себя самой. Прости. Потом я понял.

— Гад!

Ветка встала, вытерла лицо.

— К детям. И потом поймай мне гнедого. Это не может продолжаться так.

Посмотрела на Глорфиндейла.

— Кинжал.

Витязь безропотно вытащил и протянул ей тонкий клинок, забитый рунами. Ветка взяла хвост и чикнула весь пук волос примерно на уровне лопаток, куда дотянулась. Правда, ей показалось, что все три эльфа, включая безмолвного Иргиля, в этот момент как-то пискнули.

Густые, плотные локоны поднялись и образовали нечто вроде шара. Отрезанный хвост Ветка кинула в камин.

В детской комнате Эллениль поднялась навстречу Ветке… и лицо ее то ли озарилось, то ли омрачилось — такая сложная гамма чувств отразилась на нем.

Ветка же, остолбенев, смотрела на детей.

Даня тоже выпрямился и смотрел. Потом неуверенно произнес:

— Мама?

— Сколько тебе лет?

— Будет одиннадцать. Мама…

Ветка повернулась и испепелила Мэглина взглядом.

— Ты раньше не мог ничего придумать?

— А что надо было придумывать? Ты знаешь, сколько ему лет. Ты была рядом с ними, с нами всеми. Каждый день. Все дни рождения. Все зимние праздники. Счастливая и…

— И с-с-спокойная, — прошипела Ветка. — И частично в склерозе. Спасибочки большое вот. Вот спасибо.

Мэглин пожал плечом.

— Ну это так и должно быть, сперва мне достанется от тебя, потом снимет голову Трандуил. Конечно, я влез не в свое дело.

Йуллийель смотрела скорее испуганно, Даня — восторженно.

«Конечно, — подумала Ветка. — Даня должен помнить, как это все было. Не умом, сердцем. Значит, ему будет десять. Год он жил в Нюкте, эльфы считают от зачатия, и они правы. Год до зачатия — вполне считается. Значит, Йул девять, а по эльфийски будет десять. Значит, и Гесту десять… одиннадцать?»…

Нет, не все так страшно. Не так страшно.

Ветка смотрела на детей и понимала, что самое ценное сохранено — их первые слова, шаги; обьятия, сказки, прогулки, все. Рядом с ними она была всегда настоящей. И ничего не забыла, ни одного мгновения. Прежняя жизнь, все прежние жизни, вытаивали теперь, словно из-под снега прошлогодняя трава. Колкая, неудобная. А это, самое сладкое, самое чудесное — в ней и навсегда в ней останется.

А теперь на нее смотрели два эльфинита. И это было прекрасно.

— Я даже не знаю, что хочу больше, — беспомощно прошептала Ветка. — Убить Трандуила или поблагодарить его за это. За вот это вот. За.

— Приедет, разберешься, — негромко сказал Мэглин. — Вы все же давно вместе.

Ах, да. Он же приедет.

Сердце внутри Ветки подлетело и выдало некислый пируэт. И снова затошнило.

Это эльфийское зелье для улучшения лактации оказалось редкой дрянью.

…Понимать и чувствовать друг друга через камень и дерево, и вдвоем ощущать каждый вздох, каждый удар сердец подрастающих детей — вот что такое обретение второй половинки. Доверять, не задавая никакого лишнего вопроса, и раз и навсегда переплести пальцы, чтобы, наконец, идти в одну и ту же сторону, что бы ни предложила судьба.

Это любовь.

А это?..

========== Глава 4. Балрог ==========

…Из радушия и гостеприимства великолепного дворца Трандуила, из объятий Ольвы Льюэнь Фили словно бы попал в холодный водопад.

Возвратившись в родные эреборские покои, гном не обрел тут ни покоя, ни даже должного понимания. И вроде бы он принц. И вроде бы в своем праве. Радушно обнимает мама. Смущаясь, ожидает, пока все отойдут, молодая жена. Визжит, прыгая на шею, сын.

— Время войн прошло. Сейчас мне нужны крепкие работники. А Мория — блажь, — Даин Железностоп щурил зеленоватые глаза, рассматривая пивную пену на высокой кружке, сверкающую в свете факелов, — достойный гном, уже женатый, и ремесленник не последний, и что — не наигрался еще? В походы и подвиги? Сколько можно испытывать судьбу, Фили, потомок Дурина? Неужто ничего не значат для тебя камни, политые кровью предков? Или от нее в пустой породе самозарождаются алмазы? Может, в бесплодные штольни Мории вернется мифриловая жила, если там умрут потомки первых королей? Что вы ищете в пустых руинах павшего королевства, сражаясь с неисчислимым врагом?

Даин был отчасти прав. Кто-то завоевывает новые земли, кто-то ими потом правит.

А кто-то лишь мечтает вернуться в легенду, потому что не о чем больше мечтать.

Торин Дубощит отвоевал Эребор! Он собирается выбить орков из Мории и возвратить гномам еще одно древнее королевство! Не всем охота тачками вывозить мусор из подвалов, когда самое интересное уже кончилось!

— Я не наигрался, Даин. И я не брошу Торина там одного. Уж так повелось, мы или вместе, или никак. Я думаю, если и ждут нас великие дела, так только если мы там снова все и соберемся, — сказал Фили. — Я не буду никого принуждать. Пусть со мной пойдут только те гномы, которые, как и я, верят дяде. А кто не верит, пусть остаются тут, с эреборским золотом, охранять наш оплот и уходить глубже в гору. Потому что мало ли, когда и какое лихо еще придет с пустоши.

— Не больше сотни дам! Самому гномов мало!

— Давай сотню.

Прощание с Бус было коротким, но в нем было все, чего желал Фили. И он верил принцессе, Бус — настоящая гномская женщина, ожидание у нее в крови.

— Береги себя… береги Трорина. А если в Эреборе станет плохо, отправляйся в Сумеречный лес к Ольве. Полуденный приют и затем Синувирстивиэль с Бардом тебе помогут, — шепнул ей Фили. — У Ольвы очень хорошо. Детки… пони. Возьми кого-то из старой ватаги дяди… Ранка… Гаина… и ступай.

И Бус согласно кивнула.

Спустя несколько дней Фили и сотня вооруженных гномов, покинувших ожившие и налившиеся силой шахты и мастерские Эребора ради призрачной славы копей Мории, прибыли в Полуденный Приют к Кили.

Кили не был настроен бросать свое детище. Обучившись строить на равнине, Кили остался в восторге от такого занятия — и небольшое укрепленное поместье на Пустоши и постоялый двор росли и хорошели.

С ним же был и Двалин, который на дух не переносил Даина.

— Пока узбад не вернется в Эребор, моей ноги там не будет, — говорил Двалин. — Я обещал ему присматривать, и я присмотрю. Я не пойду и не потащу его назад, но… никогда гном не бросал землю своих предков без серьезного на то повода!

— Мория принадлежит Дурину и его потомкам! — возразил Фили. — Мория наша исконная вотчина, еще более величественная, чем Эребор! И если в Эреборе мы нашли сокровища и даже Аркенстон, то что же мы отыщем в подземельях Мории! Никто не знает об этом, но никто и не отрицает, какими богатыми там были копи и прииски!

— Если в Эреборе мы к Аркенстону впридачу нашли дракона… трех драконов, — сказал Кили, — то в Мории мы точно найдем Балрога. А с эльфами мы уж не так тесны, чтобы рассчитывать на помощь Светлейшего.

Во внутреннем дворе, залитом солнцем, тренировались новобранцы. Отлично выкованные мечи били в щиты, и все же это была не старая закалка, вовсе не старая.

С Фили в числе сотни пошли десятка два романтически настроенных Железностопов, чем изрядно разозлили Даина, и они теперь пытались быстро натаскать переселенцев из Синих гор, еще не поднаторевших в битвах.

— Трон Эребора, трон, отвоеванный у дракона, ожидал Торина, а не Даина, — горько вымолвил Двалин. — У Даина достаточно было добычи. Мория — печальная легенда. И нет, там не найдется новой Ольвы Льюэнь. Эребор — ваше наследство, Фили, Кили. Аркенстон, ради которого легли в землю столько гномов! Он отдан в дар… несбыточной любви короля-под-горой. Где, наконец, светлые, точно звезды в глубине Келед-Зарам, драгоценные камни? Камни у эльфов… так какой смысл бороться за что-то и не удерживать этого…

Тауриэль молча поставила на стол блюдо с запеченым поросенком и пошла за овощами, хлебом, пивом.