— Я обещал подкрепление, и я сдержу свое слово. Кили, ты со мной?..

Кили помолчал.

— Прости, брат… У тебя есть наследник. У меня нет.

— Я еще дочку хочу, — вздохнул Фили, — Бус обещала.

— Обещала? — Кили расхохотался, — Ох, братец. Обещала! Неужто у нее ручные вороны летают к самому Махалу?

— Бус — она такая, — усмехнулся Фили и невольно глянул на Тауриэль.

Семя наугрим, тяжелое, как свинец, не прорастало в лоне человеческих женщин. Что говорить о невероятном союзе лесной эльфийки и гнома из рода Дурина?..

Да, любовь.

Но любовь, которая вряд ли подарит плод.

В Полуденном приюте нынче постоянно жили несколько эльфов, которые оказались неспособными усидеть на одном месте. Они переносили вести в новом Севере, от двора к двору. И Тауриэль слышала о детях, о новом ребенке, который родился в Лесу, в Ривенделле, в Лориене…

Сын и дочь Трандуила.

Дочь Синувирстивиэль и Барда.

И еще десятка два детей Новой Зари.

Сочувствие Фили было неповоротливым, как ворота Эребора. Эльфиниты были, да. О детях эльфов и гномов никто даже никогда не слыхивал.

— А может, я и соберусь, — неожиданно выговорил Кили.

И когда гномы выходили из добротных ворот Полуденного приюта, Фили радовался. Как в старые времена — вместе! И все же сердце его сжималось: они оставили любимых. Они оставили мать и оставили свое наследие, Одинокую гору.

— Мы вернемся быстро, — сказал вслух Фили то, во что не верил сам, только чтобы подбодрить брата. — Выгоним трусливых орков и запрем Западные Ворота. Наши жены даже не успеют вышить нам новые рубашки.

— Конечно, не успеют! Тауриэль не умеет вышивать! Не будет даже браться!

Смех взлетел над походным строем.

***

— Ты не доверяешь Железностопу, — вздохнул Балин, пока Торин вглядывался в камни морийских коридоров.

Сегодняшняя атака мелких и злобных орков была настолько хаотичной, что не составило труда их перебить. Но не оставляло предчувствие, что это неспроста, их просто хотят ослабить, посылая тучи голой и безоружной саранчи. Что-то крылось в подвалах Мории, что-то, что дремало там издавна и лишь иногда подымало голову.

Возможно, на подходе мордорское подкрепление. Один Махал знает, куда на самом деле ведут туннели Мории. Особенно те, которых нет на огромной карте в тронном зале.

— Я никому не доверяю, — ответил Торин.

— Надо поспать хотя бы пару часов. Ты смотришь в потолок уже третью ночь. Нет там ничего, только твои грезы.

— Может быть, я грежу о подмоге в пару сотен копий, которая мне бы сейчас пригодилась?

— Торин, Даин долговато запрягает, да, но подмога придет.

— Я не сдамся, — проговорил Торин во тьму. — Я уже здесь. Мы очистили и укрепили несколько галерей. Нашли столько мифрила. Мориия велика, и единственная наша беда, что мало гномов с нами пошло…

Тьма Мории была теплой и слепой. В ней не горели глумливые драконьи очи, не слышался еле уловимый шелест чешуек. «По-орченая кровь… Оукенш-ш-шильд.» А еще в Мории не хватало воды — как и во всех пещерах, она была там, ниже — где родники сливались в реки и потоки, а потоки впадали в огромное море, но спуститься вниз пока не удавалось. Здесь же, на укрепленных галереях, сыны Дурина довольствовались лишь парой тонких родничков, а потому изрядно провоняли.

— Когда придет поддержка, надо будет искать воду.

— Да и пищу тоже, — грустно сказал Балин. — Не варить же нам гоблинов. Припасы скоро вовсе завершатся. Тут нет славных запечатанных тайных комнат с вином и зерном… это в Эреборе мы нашли все, чего только пожелала душа. В схронах пустота, отчаяние и истлевшие скелеты гномов…

Торин никому не доверял.

Балину — возможно. Балин, сын Фундина, помнил погребальные костры Азанулбизара.

И узбад снова уставился на камень сводов.

Золото и янтарь. Янтарь глаз, обсидиановый бархат ресниц, желтые камни в диадеме, шелк порванного платья.

Говорят, ревнивый эльф запер отвоеванную у Саурона жену в полном колдовских иллюзий лесном дворце, запер так прочно, что уже несколько лет никто не проникает туда и никто не выходит оттуда.

«Я войду в чертов Сумеречный лес победителем, повелителем Мории. Я найду такие сокровища, перед которыми склонится даже жадный эльф».

В котомке Торина, кроме всякого нужного в таком путешествии хлама, лежал разрубленный шлем Ольвы. Легкий и в то же время прочный, точно металл. Даину он точно не нужен.

Король-под-горой коротко вздохнул и перевернулся с боку на бок, наконец проваливаясь в долгожданный сон.

Его поднял громкий голос Балина, отдающего приказы. Вокруг почему-то было светло, как в Эреборе, или глаза уже привыкли?

— Пришли? — спросонья не попадая в пряжку пояса, спросил Торин.

— Пришли, узбад! — крикнул Балин. — Пришли, оба твоих племянника пришли, держат входы на лестницу! Второй ярус полон орков, лезут, выпучив глаза, как будто у нас в руках не топоры, а пироги! И знаешь, что я думаю?

Торин только коротко глянул на Балина, опоясыввясь мечом.

— Кто-то их на нас гонит, вот что!

— Мордорские тролли?

— Хорошо бы тролли. Под ними можно обрушить галерею.

Балин торопился, и Торин заразился этой спешкой.

— Сколько привели?

— Фили сотню. И полсотни — Кили. Двалинова выучка, из полуденных, которые доделывали там стены. У карнизов я их поставил.

— Хорошо. Я пойду обнимусь с племянниками.

Орки действительно текли визжащей рекой, не обращая внимания на уколы мечей и удары топоров. Десятками летели они вниз с узких переходов, вскипали в раскаленной смоле, долгие годы спавшей тут в бочках и пробужденной огнем; и десятками же лезли напролом, сметая одиноких воинов, если те не успевали отшатнуться.

А потом гулко ухнуло, и внутри каждого наугрим что-то отозвалось, оборвалось как струна. Когда лопается канат шахтного лифта, пол еще вроде бы на месте, но сердце, ощутившее невесомость, прилипает к желудку.

По стенам пробежали алые блики.

Торин кинулся к тому месту, где разгоралось дрожащее зарево.

Орки бежали не от троллей.

Их гнал на гномские копья древний невыразимый ужас, который когда-то назвали «проклятием Дурина».

— Балрог, — прошептал Балин.

— Это Балрог — заорал Торин. — Фили, Кили, ко мне! Мы отступаем на укрепленные галереи!..

***

Вестей из Мории не было.

Даин все прочнее утверждался на троне в Эреборе, и огорчало его лишь одно — пустая выемка на высокой спинке над головой. Аркенстон. Все чаще Даин поговаривал о том, что не имел права никакого Торин делать такие подарки. Вот не имел и все. И надо бы тряхнуть трусливую лесную фею, отобрать достояние рода Дурина.

Мечты и думы о войне приманили на Пустошь несколько ватаг орков, которые, разбившись о ворота Эребора, накинулись всей мощью на Полуденный приют.

Ослабленный приют, отправивший бойцов на поддержку Торину, не выдержал атаки. И там, где создавался любовно, по камешку, постоялый двор, легли дымящиеся руины.

Двалин, Тауриэль и еще немного уцелевших людей и эльфов достигли Эребора и получили там убежище. Но Дис и Бус, напуганные разговорами Даина о войне, не позволили беглецам задержаться надолго.

— Даин всегда был слабоват на голову, — говорила Дис. — Им овладела драконья болезнь, он уже и теперь пытается закрыть Эребор, а пройдет еще чуть времени, и он вовсе не выпустит отсюда никого и ничего… я останусь и попробую его увещевать, хоть и не ждала больше таких лихих времен. А вы уходите в Дейл, а может, и дальше.

С Двалином, Тауриэль пошли Бус, подросший Трорин и его крошечная сестренка, а также те из прежней ватаги Торина, кто уцелел, но не ушел с Фили и Кили, эльфы, гномы и люди Полуденного приюта. И едва за ними закрылись ворота, так Даин и вправду повелел их отправить в казематы, опоздав лишь на чуток… но преследовать не стал — глянув на Пустошь, решил, что варги, орки и холод прикончат их и без его вмешательства.