— Вот же гад, — с душой проговорила Ветка. — Эта пакость…

— Ее трудно сделать. Я не думаю, что зелья будет много, ведь гончий лист вырождается, его почти не осталось. Да и пленников-эльфов, на крови которых он… творит… трудно достать. Мы не можем повлиять на то, что происходит в сердце Мордора, — спокойно сказала целительница, — и особенно на то, что происходит в голове… и сердце Аннатара. Но мы можем вырубать куст везде, где встретим, уничтожать его, каким бы он ни был полезным, и не попадаться в плен Врагу. Ольва, Фириэль достойна казни или изгнания. Что ты будешь с ней делать?

— Я решу, когда вернется Трандуил.

— Хорошо. Если что, я заберу ее в Дейл, в человеческий госпиталь. Люди начинают болеть с первого молочного зуба и делают это до последнего вздоха, — сказала Виэль. — На диво непрочное племя. Даже такая отравительница, как Фириэль, мне нужна там. Но если Трандуил и ты придумаете иное…

— Хорошо. Я поняла. Я пока вообще не понимаю, что я хочу с ней сделать. Точнее… есть одна идея. Может, она понравится и Ри…

— Ольва, — мягко сказала Синувирстивиэль, — вы объяснились с узбадом?

— Ну почти… д-да… — промямлила Ветка, сникая.

— Хочешь совет? Отпусти его.

— Я…

— Ты держишь его. Не знаю как. Силой сердца, силой страсти. Собой. Отпусти. Он что-то решил, посмотри на него. Он достойный и сильный муж. Даже его обещание чести балрогу… отпусти. У тебя есть великий Владыка, который пошел ради тебя на все, отец твоих детей. Разве мало тебе?

— Как отпустить, Виэль? Сказать — иди своей дорогой, ты мне больше никто? — уныло спросила Ветка. — Мир померк для меня, когда я думала, что Даня потерялся… что Трандуил погиб. Я не жила в те дни и думала лишь о том, как Владыка… как короли Севера штурмовали ради меня Дол Гулдур, даже не зная, там ли я. И даже при всем этом… когда потерялась диадема, мне было больно, словно от меня… отрубили кусок… прямо от сердца.

— Вот и отдай этот кусок ему, — сказала Синувирстивиэль, вставая. — Ему он очень нужен. А сделать это просто. Пожелай ему счастья. Всей своей силой, всем светом своей фэа. Как я когда-то пожелала Ороферу. Как Мэглин тебе. Счастья Торину. Не удерживая ничего в узбаде для себя. Тебе это все равно не нужно, даже если кажется иначе.

Ветка прижала ладони к лицу.

— Ничего не сохранить в секрете. Флакон с ядом, если носить его в кармане, рано или поздно прольется, — прошептала она.

***

— Плеск и блеск, моя прелесссть, плеск и блеск… Что же, они теперь совсем как мы, наша прелесть, как мы-ссс, — услышал Трандуил, открыл глаза и сел. — Ш-шляются по болотам, едят рыбку…

На пригорочке рядом с ним, подобрав под себя тощие ноги, сидел его недавний пленник… кажется, Горлум?

Голое белесое существо разглядывало гордого… но также голого короля эльфов.

— Не велика и разница, не так ли, горлум-горлум? Мы были обижены, мы были брошены в твои застенки. Нас кормили отвратительными остаточками, которые гордые и красивые нам оставляли, оставляли мерз-ские остаточки, головы и плавники, головы и плавники… А теперь вы в моих угодьях, такие же, как я, голые и беспомощные… как же это понимать, наша прелес-сть?

— Мэглин!

— Я слышу, Владыка. Ольва отпустила его. У нее были к нему обязательства.

— Ольва, — оживился Горлум. — Красивая, несчастная девочка. Она тонула, наша прелес-сть. Тонула в холодной водичке, водичка тянула ее на дно… мы вытащили ее из воды, мы накормили ее рыбкой. И она нам сгодилась, сгодилась. Мы сделали добро, мы умеем делать добро, но мы хотим справедливос-сти, вернуть нашу прелес-сть! Подлый вор украл ее унас, но мы будем искать вора, будем искать… а для этого нам надо быть свободными… мы даже сытыми любим быть не так, как свободными…

— А нам добро сделаешь? — спросил Мэглин. — Нам нужна одежда, Смеагорл. Мы с Ольвой отпустили тебя… сдержали слово… ты на свободе. Нам нужна одежда и оружие.

— Одеж-шды здесь нет, не найдете… когда-то была одеж-шда, но много лет прошло, все протухло и сгнило, наша прелесть, протухло и сгнило. Но мы знаем, где мож-шно взять оружие, да, кусачее и блестящее оружие древних воинов. Пойдете голыми и с мечами. Это смешно, смешно, — захихикало существо. — Мы повеселимся, да, глядя на вас, повеселимся!

— Я понятия не имею, отчего Митрандир наговорил гору пафосных речей и заставил нас это сторожить, — сказал Трандуил. — Это что-то совсем жалкое и слабое. Ты… откуда у тебя тут мечи?

— Найдутся, найдутся… а что будет миленькому, хорошенькому слабенькому обиженному Смеагорлу за помощь?

— А что тебе пообещала тогда Ольва?

— Выручить нас-с-с. Когда-нибудь. Когда мы попросим… мы жалкие, нас надо выручать, надо…

— Ну и мы пообещаем тебе то же самое, — спокойно сказал Мэглин. — Придет день, и тебе потребуется помощь Верзил, помощь кого-то сильного. Тогда ты сможешь испросить ее у меня. Я тебя не забуду.

— Что же, хорошая мена, хорошая мена. Я покажу вам мои мечи, — усмехнулся Горлум почти беззубым ртом. — Покаж-шу, и может, вы сможете взять их…

— Тут какой-то обман, — произнес Трандуил. — Я не велю этой твари ни на каплю.

— Мечи, Трандуил. А если орки или морн? А мы и без штанов, и без оружия.

— Пойдемте, — засуетился, завозился Горлум, — надо будет пойти. Недалеко.

И эльфы вошли в воду, аккуратно наступая босыми ногами на скользкие корни, следуя за своим странным провожатым.

— Да, — проговорил Мэглин. — О да.

— Да что за бобры тут обитали, — прошептал Трандуил.

Возле почти такого же сухого взгорка, как тот, который стал им прибежищем, разрушалась старая бобровая плотина. Время вымыло из нее глину, сточило сгнившие ветви и стволики деревьев. Дыры в плотине выпустили воду из запруды, и вся бобровая хатка… нет, бобровый дворец, был виден целиком и полностью.

Потускневшие в воде, с потемневшими драгоценнейшими камнями, его теперь слагали мечи, щиты и шлемы. А еще крошащиеся скелеты и черепа неведомо когда павших воинов.

— Множество призраков живет тут, моя прелесть, — выговорил Горлум. — В Ирисной низине живут танцующие огни, в среди цветов… их боятся, сюда не ходят живые, и правильно делают. Плеск и блеск, духи и призраки… только они сторож-шат эти места, только они хотят тут ночами, путают следы, перекладывают русло реки. Каждый ирис — погибший гордый воин. Ирисы выросли из разрубленных сердец. А мечи этих воинов…

— А мечи и останки растащили бобры, — произнес Трандуил, не в силах отвести взора от плотины.

— Возь-смите по мечу. Если вы сильные, как говорите, вы сумеете. Вз-зять. И затем подите прочь. Это наши угодья и наши пиршественные залы, мы тут хоз-сяева.

— Мы… уйдем.

Мэглин подошел ближе, разглядывая страшную находку. Черепа скалились на него, а мечи были всякие — и эльфийские, древнее которых не придумать, и мечи гордого, но давно павшего Нуменора, и черные орочьи, но такой тонкой работы, какой нынче уже не встречалось, покрытые чеканкой и темными знаками…

— Все они хотят крови, — захихикал Горлум. — Все эти штучки снова хотят стать острым зубом в руке воина. Они пили кровь… и жаждут ее еще. О, они лили реки крови, и кто знает, какую виру они попросят за свою помощь… не то, что бедный Смеагорл — ему-то и немного надо, свободу, чтобы отыскать нашу прелес-сть, и чуть-чуть свеж-шей рыбки…

— Я бы не брал, — сказал Мэглин.

— Невозможно не взять, — выговорил Трандуил. — Мы уже здесь. Нельзя просто уйти. Разве ты не слышишь голос своего меча? Того, который идет к тебе в руку, просит спасти его из этого плена? Смотри, — Владыка поднял ладонь, и один из мечей, в самом низу плотины, вдруг засиял синим камнем навершия. — Вот мой.

— Тогда… — Мэглин сделал шаг вперед, и другой меч отозвался зеленым огнем изумруда, — тогда этот — мой.

— А послушай, как отсюда… — Трандуил обернулся — но Смеагорла и след простыл. Странное существо убежало, прихватив единственное имущество Мэглина и Трандуила — нож, сделанный из обломанного орочьего копья.