Он всегда был не один. Или с тайли, или с сестрой, с друзьями, родителями; с десятками эльфов Лихолесья, которые были готовы в любой момент бросить все и играть с принцем.

А сейчас он лишь слышал пение сестры, ее еле уловимый голосок, ощущал тепло ее сердца. Она поддерживала его и… что-то подсказывала…

Он был один.

Ворчание варгов стало опасным. Промедление не нравилось боевым волкам.

Даниил выхватил кинжал и срезал снаряжение со всех варгов. Обнял двоих самых огромных и страшных за шеи и зашептал им, отдавая непростой приказ.

Но…

«Следуй за Трандуилом, мой мальчик. Следуй за Трандуилом, и ты придешь к своему назначению, мой желтоглазый принц».

Даня подскочил и заозирался. Голос был слышен так отчетливо!

И… он не был опасным.

«Твой народ ждет тебя. Я жду тебя. Ты же не можешь оставить тайли и Владыку одних? Ты же должен их спасти? Ты управляешь варгами… ты справишься. Что такое кучка орков, когда у тебя такая мощь»…

— Ну, да, — неуверенно вслух сказал Даня. — Кто ты?

«Ты же ждал подсказку? Вот она. О, а меня ты знаешь очень хорошо. Просто прислушайся к своему сердцу, малыш. Мы с тобой одно целое, мой родной»…

— Я правда не могу оставить отца…

«Вот и решай быстрее, мой хороший»…

И еще один голос — неразличимый, но словно имеющий форму и цвет, температуру и путеводную силу…

Прямой, как стрела, белоснежный, как лепесток водяной лилии, прохладный, как родниковая вода — и указывающий дорогу.

Даня потряс головой и отпустил обоих варгов:

— Ищите! Не упускайте! Я призову вас!

Решительно развернулся и запрыгнул на волчицу.

— А мы с тобой поищем эльфов… я должен сказать, что отец жив, что он в беде, а варги потом помогут его отыскать. Никто не знает, что случилось. Я тоже не знаю, но… надо ехать… нам с тобой, Серая, нельзя никому попасться. Никому. Нам надо найти эльдар.

Путеводные голоса, едва различимые в сознании, погасли; Даниил снова был один.

Волчица повернулась носом к Мглистым горам и потрусила по краю затопленной долины, залитой грязью, к Восточным воротам Мории — в ту сторону, куда скрылись эльфы, замеченные поутру.

***

Мэглин и Трандуил были грубо завернуты в шкуры и связаны. Сет и они ехали на повозке, в которую запрягли двух варгов.

Владыку, голого, обожженого и кровоточащего, без волос и со сползающей кожей, оставили без внимания. Мэглина же узнали — как одного из самых лютых бойцов Холодных водопадов и как оруженосца короля Лихолесья.

Трандуил сперва даже растерялся, пока враги отплясывали вокруг Мэглина и перечисляли его прегрешения — по сути, те вылазки, которые Трандуил поручал ему, и об исполнении которых слушал доклады в Сумеречном дворце, разглядывая верного лаиквенди через бокал с вином. Он думал, орки будут ликовать, что захватили его в плен; окажут почтение, хотя бы оденут. С помпой повезут в Мордор… Барад Дур, Дол Гулдур, куда угодно. Каждое из таких положений давало какие-то преимущества. Но его небрежно закатали в какую-то вонючую овчину и связали так, что трудно было даже дышать. Что до Мэглина, то он ехал в каком-то более почетном виде. По крайней мере, в штанах, которые он так и не успел уступить своему королю.

Невзирая на плачевную ситуацию, Трандуил был готов возмутиться или рассмеяться. После того, что он вынес у Гротмора… после побега и спасения, достойных легенд прошлого… вот он наконец в плену у своего злейшего врага, но его не сумели узнать.

Трандуил чувствовал, что сын на свободе, и, пользуясь моментом, сосредоточился на нем. Он почувствовал, что мальчик хочет идти их спасать… как? Зачем? «Я же велел ему искать эльфов»…

Магические силы Трандуила были слабы сейчас, а былое могущество расплавилось, вытопилось в плену более страшного врага, чем горстка орков. Но и он расслышал грозное темное бормотание. Даню нашел не только он, но и Враг.

Собрав все, что у него еще оставалось, все силы воедино, всю волю и магию Темнолесья, Трандуил обратился к сыну — и указал ему путь к лагерю эльфов. Только туда. Туда, Анариндил. Ступай.

Эта попытка исчерпала его силы, и Владыка провалился в черную кипящую реку и снова начал тонуть, бессильно свесившись, ослабев без сознания в своем свертке.

Трандуил пропустил момент, когда орки встали на привал, и, выкатив его из шкур, собрались приготовить полумертвого пленника на ужин. Он не слышал, как Мэглин обещал веселить их весь вечер, если они откажутся от еды и попробуют просто поохотиться. Не слышал взрывы хохота у костра. И Мэглин, и орки были воинами — бесконечные походные байки были близки всем, кто носил оружие и служил своему господину, кем бы он ни был. Эльфийские истории и развлекательные воинские сказочки отлично подошли — в небольшой редакции, конечно. Под утро у Мэглина было немного грубой одежды и плошка с водой. Лаиквенди, ногу которого разнесло, подполз к Трандуилу, как смог, одел его, напоил через беспамятство. Затем обоих снова связали.

Мэглин сейчас просил Эру лишь об одном — и добрые силы Арды услышали его, послав оркам жирного кабана. Враги наелись, и, оставив дозорного, легли спать.

Больше Мэглин ничего не мог — и так же, как и его Владыка, потерял сознание.

***

— Что с тобой делается?

— Я растеряна, Торин. Я разучилась выбирать и действовать. Я не знаю, что мне предпринять.

Ветка сидела на кресле, покрытом мехами и бархатом, и неотрывно смотрела на Восточные врата. Кресло для нее вынесли из шатра Галадриэль и поставили на пригорке.

— Стрелометы почти готовы, — неспешно сказал Торин, садясь рядом. — Как только скуем стрелы, я пойду к балрогу. Найдем, куда твой фея делся, спасем уж как-нибудь. И сыночка твоего тоже.

— Вернулся Леголас. Кто-то из нас, или я, или он, должен вернуться в Пущу. Витязь это хорошо. Но там Юленька… одна. С Эллениль только. А такого никогда раньше не случалось, — бесцветно сказала Ольва. — Я вот хотела проверить, осталась ли я собой. Могу ли я действовать как раньше. Не осталась. Не могу. Я стала матерью, и я больше не в одном месте. Мое сердце разделено на три части. То, что Саурон делает со своей сутью — делит себя на части и помещает в разные места, чтобы добиться бессмертия, каждый человек… или, может, эльда, не знаю, делает с собой сам. Сердце поделено на столько частей, сколько у тебя любимых.

— Твои дети и Трандуил.

— Да. Я даже сама себе не нужна. Как такое может быть? Я больше не нужна себе без них.

— Ольва, — мягко сказал Торин. — Ведь знать это — уже прекрасно. Ты не знала, потому что безвылазно сидела в этом своем Лесу. Забыла друзей, прикипела к дворцу. Против этого ты и пошла, верно ведь? А теперь ты знаешь. Соберешь семью воедино. И уже никогда не бросишь. Только ты с нужностью-то не перегибай. Не было бы тебя — не было бы их.

— Я раньше не понимала.

— Чего?

— Ну вот появились у… человека дети. И он от всего отказывается. Ради них. Как будто все остальное перестает иметь смысл. Если рисовал — бросает рисовать, если занимался спортом — бросает спорт, а если…

— А если бродяжничал — бросает шляться по дальним дорогам? — улыбнулся Торин.

— Да. Я таких курицами называла. А сейчас мне ничего не надо, раскинуть крылышки и прижать Даню и Йульку. И чтобы Ри сзади. И все. Голова не думает, не могу сообразить, куда бежать, где и какой помощи просить, верно ли я поступаю, самой ли поехать в Лихолесье или отправить Леголаса… кстати… а где Леголас?

— Он с твоим телохранителем и Лантиром ушел. И с этим… дунадайн.

— Манве, — нервно сказала Ветка и поднялась, — стенка на стенку что ли? Что происходит вообще? Ты видел, куда они пошли?

— На полянку к реке. Пойдем и мы. Думаю, там будут говорить о Тауриэль.

Но картинка у реки была более мирной, чем ожидала ее застать Ветка.

Эйтар и Леголас стояли у самой кромки воды и тихо разговаривали, так тесно сблизив лица, что волосы воинов почти переплелись.

Лантир с Арагорном пекли картошку. Когда пришли Торин и Ольва, нехитрая еда была готова — гордый нолдо, поругиваясь на квенья, выкатывал обугленные картофелины из костра по травке, чтобы чуть оббился уголь. Арагорн напластовал бело-розового подкопченого сала, выложил на плотный лист щепотку крупной серой соли.