— А тогда чем думал?

— А на что это было похоже?

— На то, что у вас любовь, — честно сказала Ветка. — К вам даже кролики набежали поближе, энергией заряжаться. Вода в реке светилась.

— Я был ошеломлен. Я не думал, что это так прекрасно. Даже без… без истинной любви. Просто голос тела. И как ты говорила… влюбленность. И еще я думал, ей все еще… надо. Вдруг она без этого снова начнет погибать, — убитым тоном сказал Эйтар.

— Ну на этом и остановимся. Ей было надо. Я подозреваю, что в этом зелье может вообще наночипы, и поэтому действие такое длинное… Тауриэль, конечно, бросилась в пасть морна от смущения и от ужаса, и Леголас тут, и Кили… я бы на ее месте, может, тоже так же сделала… но слава Эру, я на ее месте не была… но может, Тауриэль так поступила и потому… что действие зелья не такое простое, как кажется… женщины должны рожать орков… и хотеть рожать еще, чтобы надолго… прости, я засыпаю…

Эйтар стащил с Ветки кольчугу, уложил ее и накрыл. О чем хотел спросить — о том не вышло.

Бросил себе на пол плащ, подобрал одну из упавших подушек и сел, прислонившись к ложу Ольвы. Он так устал, что идти куда-то не счел нужным, и затем — варги. Морны. Наугрим. И мало ли кто еще.

Повозившись, телохранитель уснул крепко, но неспокойно.

***

Только теперь Торин сумел оценить все бедственные последствия попытки овладеть Морией.

Наугрим, пользуясь передышкой, считали павших, собирали воедино остатки имущества, доспехов; мифрил уехал вперед и двигался к Мории — и узбад, глядя на оставшихся преданных ему безмерно гномов, понимал, что это и есть его единственная ценность. Не власть и не новые владения, а те, кто доверился ему всей душой, и то, что они могут все вместе.

Еще бы Ольву. Но, что же.

Фили открыто считал дни, чтобы поехать, наконец, в Дейл. Но честь и преданность всех пока что удерживали здесь.

Торин задумчиво катал Аркенстон в ладонях.

Балину тесали гробницу. Сам он следил за работой со своего стульчика. Торин велел указать Балина государем, так как «я-то король-под-горой, все же, Эребор мой; а ты всегда был нашим истинным предводителем в силу мудрости и опыта».

Возле Мории поставили временные печи и кузнецы готовились к работе.

Прибыл вооруженный до зубов отряд из Сумеречья.

И сомнений никаких не осталось — Галион, покинувший ради такого случая дворец и его винные погреба, рассказал все о том, что Даниил Анариндил и его тайли лаиквенди Мэглин отправились в путь на варгах, которых привел Сет.

— Долг Гулдур вычищен и полыхает, полыхает снова, — проговорил он. — Глорфиндейл, учитывая последние события, останется при Йуллийель, чье сердечко рвется в тревоге, и при ее тайли Эллениль, как только вернется с южных границ во дворец.

«И при наших запасах алкоголя», — прочиталось в недосказанном, но Ветка даже не улыбнулась.

«Бедные мои дети, я же сама пожелала им реальной жизни, полной опыта и тревог. Воистину… бойся своих желаний. А Мэглин… Мэглин с Даней. И это дает надежду»…

Эльфы Лориена доставили стреломет. Мория молчала. Вестей из Ривенделла также не было пока что. Не прилетали новые морны, не вернулся пока что Леголас Зеленолист.

Леди Галадриэль пришла к Ольве Льюэнь с Фириэль.

Ветка была не в духе.

— Я не хочу никаких подробностей, — резко сказала она. — Но разбираться все же надо, как это ни омерзительно. Давай я сама скажу. Ты влюбилась во Владыку и считала, что станешь наилучшей Королевой.

— Почти так, Повелительница. Трандуил дозволил мне прислуживать тебе, но я видела, сколь ты ничтожна, — спокойно сказала Фириэль. — Иримэ предписала тебе другое зелье — в другом разведении, которое и вправду лишь успокаивало бы сон, убирая кошмары. Я оставила цветочные капли, чтобы ты понемногу лишилась того, что Владыка считает твоей силой. Я не учла, что и Трандуил будет пить это сладкое вино, которое обычно ему не по вкусу, вместе с тобой. Но так было даже лучше. Вы отдалялись друг от друга. Не знаю, нашлось ли бы там место для меня, но то, что не каждый в Сумеречье принял тебя, ты должна знать. А что до меня… я люблю мужа, как далеко бы ни ушел он от наших нынешних рубежей.

— Идейная, значит. Да никуда мы не отдалялись, — буркнула Ветка. — Если ты подслушивала и подглядывала, могла это понять. Просто иногда малая капля приводит к большой беде, если подлита она рукой предателя. Леди Галадриэль, как у вас казнят, если случается подобное?

— Тебе решать, Повелительница Сумеречного Леса, Ольва, — Галадриэль невольно прихватила кинжальчик на талии за рукоять. — Вообразить не могу такую нечестность и нечистоту кого-либо, приближенных к нам с Келеборном. С Иримэ также поговорим со временем, ибо я Фириэль не верю и Трандуил рассказывал немного иное.

— Ну есть у меня один вариант казни, выдать ее замуж за Лантира, — буркнула Ветка. — И поскольку подобное лечат подобным, накапать на нее орочьего зелья. Раз десять. Чтобы обоих немного прожарило. Но пока ищем Ри… Владыку — казнь будет иной. У нас в друзьях наугрим. Многие из них годами не лечили свои раны, не мылись, не… ну словом, я отправляю Фириэль к узбаду. Я обрисую ему, чем она виновна. Мыть, лечить, разбираться, что болит, готовить правильные зелья, и ни разу не показать, что ты расист… Что гномы неприятны тебе. Все им отстираешь, приведешь в порядок. Когда последний из кхазад будет здоров, причесан, чист и пахнуть станет прекраснее, как эльфийский принц — поговорим далее.

Фириэль не то чтобы изменилась в лице, но пригорюнилась.

— Если могу выбирать, предпочла бы кару с синеглазым нолдо, Повелительница.

— Явится — спросим его. Я понимаю так, что в Сумеречье ты не вернешься. А вот где и на каких условиях будешь жить дальше — решит Трандуил.

Гномы ковали два стреломета, взяв металл от старого, изломанного.

Иргиль, Галадриэль, Ветка, Галион, Торин и многие другие спорили около свитков карт, вспоминая малейшие заводи, затоны и тайные заимки у Келед Зарам и прилежащей реки.

Спустя еще два дня вернулись Леголас с Лантиром.

Фириэль несла свою кару — когда Торин узнал, в чем было дело, решил не стесняться. Целительнице выложили все — загнившие раны и опрелости, натоптыши и почерневшие ногти, отбитые в железной обуви; грязную одежду, спрессовавшуюся за дни в Мории потом и кровью, пропахшую гномами; сопливые носы и прокуренные рты с коричневыми зубами. «Собственно, и такой бывает карма врача, — бурчала Ветка. — Пусть практикует. А то дворцовая жизнь бабе как-то не зашла, раз на отравительство потянуло».

Галадриэль заметила, что будь тут Синувирстивиэль, ей бы в голову не пришло считать такое карой — для той не было малых и больших ран, малых и больших телесных бед. Просто труд целительницы.

========== Глава 30. На помощь! ==========

Мэглин, почти потеряв силу и жизнь, попробовал вдохнуть грязь — и закашлялся. Рывком сел, выдирая из липкого плена руки и ноги; очнулся окончательно — вспомнил, вскочил, и тут же начал тонуть.

Он был где-то в стороне от озера, там, куда докинула волна, поднятая кипящим валом, среди камней и скал.

Мэглин не сомневался ни секунду, свет сердца вел его — он бросился по грязи, которая держала, как патока муху, ползком, плашмя; и сперва нащупал, откопал Даню; мальчика крепко прижимал к себе Трандуил. Не было времени, не хватало рук; и Мэглин снова вдыхал и вдувал жизнь в одного и во второго, до тех пор, пока Даниил не приоткрыл глаза… пока грудь Трандуила не поднялась для вздоха. И только затем упал сам — сумел еще отползти в сторону, к камням, чтобы снова не утонуть.

Второй раз лаиквенди очнулся, когда ощутил, что кто-то обдирает ему кожу с лица. Это был Сет: жестокая псина размером с лошадь, выведенная как ездовое животное орков, доползла до своих эльфов и всем вылизал лица, вынуждая дышать и приходить в себя. У Сета были перебиты задние лапы. Второго варга, подчинившегося вожаку и исполнившего приказ, видно не было.