— А что Тауриэль?..

— Она направлялась в Морию к своему супругу. Но по пути она попала в плен к оркам, и это временно лишило ее сил. Она поедет с нами в Ривенделл и будет там до тех пор, пока восстановится. Она не готова сразу сражаться в подземельях вместе с гномами.

Элронд вздрогнул и прошептал:

— Бедняжка… конечно, мы окажем ей всякое гостеприимство.

Элронд оставил Ольву и отправился выражать свое сочувствие Тауриэль, которую это скорее стеснило, чем подбодрило. Собственно пленение она пережила легче, чем то, что последовало за ним.

— Значит, путешествие в заповедный город накрылось, — скорее сама себе, чем кому-либо проговорила Ольва.

И правда, лишние пять или десять дней, как казалось, ничего не решили бы — но только не в том случае, когда тебе навстречу выехал лорд Элронд. Теперь отделяться от кавалькады и скакать на поиски приключений было бы крайне невоспитанно…

— Мы еще съездим туда с тобой, Ольва, — весело сказал Эстель, догоняя Ветку. Взгляд его… изменился.

— Что, попался? — спросила она.

— Мне кажется, это прекрасно, — сказал юноша, еще не учуявший всех сложностей, которые последуют за внезапно нахлынувшими чувствами, еще не научившийся сдержанности и отстраненности, еще умеющий радоваться, не ожидая никакой кары за свою радость.

В Ривенделле Ольве понравилось. Узкие дороги скального города, прекрасные анфилады и галереи — она сочла, что увиденное напоминает ей «Эребор наизнанку», чем чувствительно обидела лорда Элронда. Обнаружилась мать Эстеля, чего Ветка никак не ожидала — ее звали Гильраэн и она жила среди эльфов в Ривенделле.

Вечером после прибытия немного отдохнули, а ближе к полуночи Элронд прислал к Ольве дворецкого. Тот объяснил, что процедура предстоит ответственная, привел эллет для помощи в выборе наряда и принес кучу пышных платьев. Ветка подивилась — даже мелькнула мысль, что это будет уже помолвка Эстеля с Арвен… и правда, чего время терять…

А когда причесанная, заплетенная и идеально одетая Ольва Льюэнь прибыла в тайный зал, куда ее провела эллет, сомнения и вовсе почти отпали.

Здесь была сияющая, как звезда, Арвен; лорд Элронд, Элладан и Элрохир, одетые как принцы. Леголас в придворном платье, что случалось нечасто, и в светлом венце. Тауриэль в подаренной ей Веткой диадеме и пышном наряде, а еще Эстель и его мать.

— Восемь, — сказал Элронд. — Не лучшее число. Призовите воина из Лориена.

И когда Ородиль пополнил круг, Элронд заговорил.

— Мы собрались здесь в честь и во имя юноши из рода людей, который стоит с нами.

Эстель, одетый в черное и выглядящий восхитительно, подпрыгнул — Ветка видела, что ему неожиданна эта новость.

— Ты не помнишь своего отца, Эстель. И знаешь лишь то, что он погиб, когда ты только родился. По нашей просьбе твоя мать, Гильраэн, не открывала тебе твоего происхождения. Я принял тебя в свой дом и воспитывал.

Эстель наклонил голову.

— Пусть все присутствующие знают и хранят в тайне твое происхождение и далее, до тех пор, пока ты не сможешь достичь предназначенного тебе. Сумеречный Лес, Золотой Лес и Ривенделл будут свято оберегать то, что призвано стать открытым еще не скоро. Твое истинное имя — Арагорн. Ты сын Араторна Второго, прямой потомок Исильдура, старшего сына Элендиля и последнего Верховного короля дунэдайн. Ты единственный законный наследник трона Гондора.

Ветка запуталась примерно на Араторне, но Трандуил учил ее запоминать титулатуру; однако имя Исильдура было знакомо и ей.

Эстель же определенно выглядел потрясенным.

— Тебе предстоит отправиться в Дикие Земли и возглавить дунэдайн. Они признают тебя. Множество испытаний и трудностей встанет на твоем пути прежде, чем ты обьявишь открыто, кто ты есть. Я передаю тебе кольцо Барахира. Обломки Нарсиля и скипетр Аннуминаса будут храниться у меня.

— Нарсиль… мой по праву?

Элронд помолчал.

— В истинном золоте блеска нет;

Не каждый странник забыт;

Не каждый слабеет под гнетом лет —

Корни земля хранит.

Зола обратится огнем опять,

В сумраке луч сверкнет,

Клинок вернется на рукоять,

Корону Король обретет!

Горели факелы. Представители Сумеречья, Лориена и Ривенделла стояли молча, торжественно.

— Нарсиль твой по праву, Арагорн, сын Араторна. Ты всегда будешь желанным гостем в Ривенделле, где тебя растили, как сына. Но дороги ожидают тебя: отдохни и отправляйся в путь чтобы приблизить грядущее. И помни о том, кто ты есть.

Когда Ветка вернулась в покои, которые назначил ей Элронд, то увидела (и не поверила своим глазам) на страже около ее палат Лантира. Взор блистал, синий плащ богато стекал до пола.

— А что ты тут делаешь, зайчик?

Нолдо вспыхнул.

— Эйтар отдыхает. Я встал на стражу, потому что негоже Повелительнице Пущи шля… оставаться без должного почета.

— А почему ко мне, а не к допустим Леголасу?

— Леголас здесь свой и принят давно. А ты гостья. Не знаешь этикет, подучи. Но ты не переживай, как только Эйтар отдохнет, я отсюда с великой радостью уйду.

— Ты, помнится, разок стоял на… страже у моей спальни, в Эреборе? — лукаво спросила Ветка, которую вдруг обуяла жажда чуток пошутить.

Уши Лантира оттопырились.

— Желаешь напомнить мне о том темном колдовстве?

— Ну не такое уж оно было и темное, — сказала Ольва. — Я вот думаю, может, тебя поцеловать? Эйтара поцеловала, он не умер.

И скрылась за дверью спальни.

— Повелительница Пущи заигрывает со своей стражей, — задумчиво сказал Элронд на другом конце коридора.

Ветка, которой не спалось, в ночи прислушивалась к смене своего караула. Лантир, кажется, пытался то ли пожаловаться Эйтару, то ли что-то у него выспросить.

***

После того, как Галадриэль получила письмо от Элронда, прискакал и другой всадник — с посланием от Ольвы Льюэнь.

Галадриэль прочитала — и поняла, что Торин Дубощит не ошибся, выбирая путь, куда скакать. Также поняла, что ее собственный посланник, сообщающий о том, что случилось с Трандуилом, не достиг пока цели — просто потому, что гонец Ольвы приехал на лошади, накормленной гончим листом.

По просьбе Балина, для него начали строить гробницу в чертогах Мазарбул. Очень тихо, тесали камень снаружи, выбивали надпись; Фили и слышать не хотел о том, что Балина подстерегает тут конец… но пожелания Балина все же выполнили. Отрицать его возраст уже никто не мог; старый гном почти не вставал с небольшого креслица, полностью укрытого шкурами.

Вскорости прибыл и Саруман. Белый маг, призванный обсудить ситуацию с балрогом, теперь путешествовал в повозке, а лошадей он приноровился подстегивать так, что они могли дать фору меарас. Правда, после этого не жили долго. Саруман был недоволен тем, что его потревожили, а также тем, что принимают его во временном лагере без должных удобств. Все же выслушал историю про Торина и Трандуила, заметил, что один на один с балрогом никто не сладит, и отправился отдыхать.

Торин и его небольшой отряд торопили лошадей, чтобы скорее выехать на перевал, на тайную дорогу к Ривенделлу. Торин был молчалив. На привалах он рассматривал свои крепкие руки, гляделся в отшлифованный доспех — и ему все казалось, что глаза, ногти, зубы, все приобрело отблеск серебра.

— Дядя, — спросил его Кили. — Ты боишься, что умрешь? Что сам сделаешься балрогом? Что смущает тебя?

— Смерти я не боюсь давно, иначе не вышел бы никуда из Эребора. Балрогом… — Торин усмехнулся. — Балрогом делает не мифрил. Балрогом каждый делает себя сам. Так что нет.

— Встречи с Ольвой?

— Я думаю, — неспешно выговорил Торин Дубощит, — что долгие годы потратил на скитания. Затем удача улыбнулась мне… нам, народу Дурина. А я профукал эту удачу, своими руками подарил ее Даину. Я думаю, что если это все закончится как-то благополучно, я отправлюсь в Эребор и сделаю все, чтобы вернуть власть.

— Я буду с тобой, дядя. Только надо отыскать Тауриэль, как-то не верится мне, что она сидит в Дейле, — грустно сказала Кили. — Такая была хорошая затея с Полуденным приютом.