Тогда Ветка придумывала безумные ночные наряды, которые, краснея, шили ей придворные эльфийки. Требовала алого, белого, черного, кожаного, перьев и бус. Косые взгляды дев и их перешептывания в зачет не шли — Ольве хотелось шалить и она не отказывала себе в этом. Платье для фламенко в конечном итоге было разорвано на такие маленькие тряпочки, что все же ушло в камин, но один лоскут в память об особенном вечере — когда Дане исполнился годик по человеческим, два по эльфийским меркам — Ветка оставила в своей шкатулке.

Сейчас Ветка уже точно понимала, когда близость начала гаснуть… и вовсе сошла на нет. Они спали рядом, шептали друг другу слова нежности, но после того, как в спальне поселился кувшин с легким вкусным вином, свидания происходили после праздников… после каких-то тревожащих душу событий… десять раз в год… пять… три… а потом и вовсе сошли на нет. Года, наверное, три или четыре уже. Не было отказа, но не было и желания. Была радость ежедневных встреч, но не было остроты, кидающей двоих друг к другу. Они друг у друга были… и все.

И это мучило Ветку невыносимо. Основательная такая заноза во всех ее счастливых семейных воспоминаниях.

Трандуил начал давать ей эту дрянь, потому что перестал ее хотеть?

Она была для него… слишком активной, похотливой?

Надо начинать ощущать стыд за те наряды и за свою несдержанность?

Как часто вообще эллет прилично желать близости, даже если она не эллет?

Тауриэль вон вроде вполне освоилась с Эйтаром… и, видимо, успешно перекрывает негативные впечатления. И годичных пауз не делает.

Отчего-то происходящее между Тауриэль и Эйтаром несколько нервировало Ветку и вызывало чувство, что она что-то прощелкала. Недосмотрела. Упускает.

Допустим, Мэглина она не прощелкала. Как минимум одна бабочка в ее животе всегда пролетала, даже если он просто играл с ее ребенком или делал ей внушение за грамматику или манеры. Она видела и ощущала мужскую красоту, умела ей радоваться, реагировала на нее остро, что старалась не показывать Трандуилу, но это очень украшало ее жизнь. Ведь вокруг теперь было столько красоты! Голод из прежней жизни по таким красивым людям… ладно, высшим существам, не отпускал — и Ветка не видела никаких причин, чтобы себе в этом отказывать…

А такого замечательного Эйтара не заметила. Смотрела на него, и не смогла рассмотреть.

Ветка негромко захихикала, вспомнив свой приступ нежности к Эстелю и Радагасту. Видимо, так выходили накопленные за годы невольного лекарственного воздержания телесные желания.

Ну, с этим мы сладим. Хотя это было бы даже забавно, напасть на школьника под влиянием отравы. Интересно, сдюжил бы молодой нуменорец?..

Да, последствиями приема зелья ее накрывало — благо, температура уже не поднималась или пока не поднималась. Но с этим можно было жить. Это можно было контролировать. И даже получать кое-какое удовольствие от игривых мыслишек.

Ветка перевернулась на живот.

Прошелестели легкие шаги, ниже пояса легло полотно, накрывая бедра.

— Ужин скоро будет готов, Повелительница.

Ветка искоса глянула на узорные носки сапог Эйтара. Ей не надо было представлять, как он подошел — так, чтобы тоже «видеть, не видя», не вглядываться, не оскорбить взором. Ну, да голых дев ему сейчас будет достаточно.

«Эйтар, сбегай, Эйтар, сделай, Эйтар, ой, я забыла, забила, разбила; Эйтар, а где Владыка»…

И так десять лет. Да он уже родной ей.

При этом по дворцовому статусу вроде как тайли, Эллениль и Мэглин, и Эйтар — равны.

И все дежурные вопросы к нему, но только тогда, когда рядом нет никого другого — «А мне это идет?», «А что прилично туда надеть?», «А кто будет?», «А как к ним обращаться?»

Ну и видел ее во всех видах, да. И так как обязан был постоянно находиться на «расстоянии голоса», то и слышал много чего. Понятно, что в итоге воззвал к Трандуилу и удрал на Дол Гулдур биться с орками, все приятнее, чем с такой дурой в хозяйках.

Был ли он женат? Были ли у него дети? Какие потери в бесконечной жизни эльфа нес? Как и почему избрал для себя такую жизнь — при дворце? Как относится к необходимости пасти иноземную Повелительницу? Вроде бы он ровесник Леголаса и признает Мэглина и Даэмара за старших…

— Эйтар, — спросила Ветка, приподнимаясь и закрывая руками грудь, — а какую еду ты любишь?

Спросили — отвечает.

— Ягоды, пироги, в дороге лембас. Люблю кашу с сушеными ягодами и орехами.

— Углеводный какой! А какой у тебя самый любимый праздник?

— Весеннее равноденствие.

И не скажешь, что скрытный жук.

А если спросить про Тауриэль? По идее, у нее, как у Повелительницы Пущи, есть такое право.

— Иди, я ополоснусь и скоро буду у костра.

«Готова ли я ехать домой? Готова ли я разговаривать с Трандуилом?»

Получалось, что нет.

И не потому, что не могла спросить.

А потому, что не была готова услышать ответ.

«И ведь мы часто не спрашиваем… потому что не хотим определенности, которая уже не оставит никакой надежды, и предпочитаем блуждать во тьме или тумане, но не зажигать светильника».

***

Ветка, завернувшись в плащ, проскочила до шалаша, оделась. Пришла ужинать.

— Мой телохранитель дал мне сутки на раздумья. Он считает, что мы с ним должны вернуться в Сумеречье. Но я все же принимаю решение двигаться дальше, — спокойно и эдаким «окончательным» тоном, заимствованным у мужа, сказала Ольва. — Я поеду на Гесте, Эйтар и Тауриэль на белом. Эстель?

— Крошка не отстанет.

— Как нам переправиться с лошадьми и вещами? Переплывут ли они такую широкую реку?

— Это сложная задача, Повелительница, — проговорил Эйтар, соглашаясь, как и обещал, с ее решением. — Скажу в последний раз. По моему мнению, направляться надо в Пущу или на крайний случай в Лориен, куда поехал Трандуил. Я чувствую недоброе и твои сны, точнее, бессонница, говорят о том же самом. Все вопросы задать, все, что неясно — прояснить. Но если это невозможно, тогда нам надо подняться чуть выше. Тут река кажется уже, но это стремнина. Нас снесет очень сильно, а я бы хотел рассчитать место, куда мы приплывем, чтобы выбираться поудобнее. Лучше всего было бы переправляться на Летнебродье, но это еще переход. Плюс… лето только началось, бродов как таковых может и не быть, но там широкое и неопасное место.

— Пойдем до Летнебродья, — сказала Ветка и затихла, погрузившись с открытыми глазами в грезы.

Два стареньких гнома, перешагнувших последний рубеж.

И они с Нюктой.

— Все спрашивали, — невпопад выговорила Повелительница Сумеречья, — как я прошла тот путь. Как выдержала тот год. Самое главное было не думать, просто делать. Понять, что надо делать, это секунда, но если начать это жевать в голове, короткая задача становится длинной, простая — сложной, будущее — неопределенным, страхи берут верх, а силы кончаются от одних мыслей.

Возле костра зависла тишина.

— Ой, — отморозилась Ветка. — Забудьте! Это я так. Вольно, ужинайте. Я нечаянно. Аплодисментов не надо, комментариев тоже. Я проходила Летнебродье, правда, зимой. Завтра на рассвете идем к бродам, дальше по ситуации.

— Хорошо, — осторожно выговорил Эйтар. — Тогда я рано подниму всех — надо снимать лагерь, чтобы ограничиться всего одним переходом.

Вечер прошел прекрасно. Компания дурачилась. Эльфы знали десятки игр, позволяющих прекрасно скоротать досуг, тихих и подвижных, и четверка путников, еще пару дней назад переживших схватку с орками и ужасы пленения Тауриэль, бегали и смеялись, как дети. Когда напускная серьезность скатилась с Эстеля, точно речная вода, все его двадцать истинных человеческих лет предстали во всей красе. Эйтар и Тауриэль выглядели влюбленными и юными, сама Ветка временно выкинула из головы всевозможные ужасы и дала себе слово назавтра все обдумать — где, что, как могло быть неладно, не с Трандуилом же. С ним — нет, конечно. Мужа Ольва искренне считала полубогом. А дети в Сумеречном дворце, под надзором Мэглина и Эллениль. Что может случиться? Где? С кем?