— Мы справимся, Торин. Мы нашли гостинец сверху, который говорит, что о нас думают. А пока о нас думают… помнят… мы не пропадем.
— Ох уж мне эти высшие материи, — сказал узбад. — Ох уж мне эти изысканные сложности. Просто давай не дадим друг другу сдохнуть, и все. И да, реки текут в одну сторону. Балрог пошел в верховья — а мы идем вниз, туда, где горячая подгорная речка выбивается наружу и вливается в Зеркальное озеро.
Путь под землей за звуками воды, текущей на глубине под камнями, потребовал много времени. Пройти лигу по лесу Трандуилу было за игру, да и Торину по галереям гномов в удовольствие. Здесь же острые камни, необходимость почти в полной тьме то карабкаться, то лезть, страхуя друг друга веревками, задерживала и обессиливала гнома и эльфа. Раз или два они теряли реку — шум оказывался неслышим из-за большой толщи камня. Но, наконец, и огненная река, и та река, которую было слышно, но не видно, сделали резкий поворот — и путники увидели оба потока в руслах, пробитых чуть выше и чуть ниже в крепчайшем черном камне самых корней Мглистых гор.
Верхняя река дымилась ядовитыми испарениями, вода в ней казалась черной, воды текли бурно. Ниже на треть полета стрелы в таком же русле текла река сплошного огня. Еще половина лиги — и Торин с Трандуилом дошли до площадки, покрытой окатанной галькой; она образовывала нечто вроде пляжа к воде, мимо которого с глухим устрашающим ревом текла горячая река.
— Что дальше, узбад? — спросил Трандуил, растягиваясь на гальке.
— Пойдем вдоль воды, сколь сможем. Когда не сможем, прыгнем в воду и поплывем.
— Если мы будем в трубе, негде будет дышать. А проплыть столько, сколько мы прошли, мы не сможем, не вдохнув. Это верный способ утонуть, гном.
— Можно вернуться туда, где нашли сверток. Лембаса и воды нам хватит еще на один раз, только на один. Лучше не ждать, пока кончатся силы, а попить и поесть сейчас, и решать. Или уж мы рассчитываем на себя, или уж на тех, кто наверху. Но поверь… я их учил. Фили будет старшим после меня. И так потери огромные. Никого он вниз не пустит, понимая, что это не Эребор… это Казад-дум, бездна Мории, — проговорил Торин.
— Я… забываюсь, — тихо сказал Трандуил. — Река отравляет меня. Мы отдохнем сейчас немного и надо идти. Делать, как ты сказал. Я вроде и могу придумать иное, а не придумывается.
— Ты мне это… не дури, — проговорил Торин. — Воняет, да, но не так уж ядовито. Выберемся. Свяжемся веревкой.
— Нет, Дубощит. Тогда мы пропадем оба. А надо чтобы хоть один да точно выжил.
— О детях своих думай.
— Гора придавила меня, — пробормотал Трандуил. — Я не собираюсь сдаваться. У детей есть Леголас. Ольва. Одни не останутся. Но странно будет, если все закончится так. Я шел… говорить. Не воевать. Это не… дракон. Не Майрон. А обернулось иначе. Отчего вы не сообщили в Лориен, что такая беда?
— Мы сообщали. Слали гонцов и в Эребор, и эльфам. Но просить подмоги могли только у Даина. У него и просили, не прислал, — буркнул Торин. — Оно временами шло хорошо, а временами хуже не придумаешь. И все считали, что нам надо просто покинуть Морию. Все думали, это блажь, как когда-то с Эребором.
— Ну блажь же и оказалась.
— Да, — горько сказал Торин. — Не одни вы, эльфы, думаете о своем Море. И мы, сыны Махала, считаем наши дни, оставшиеся нам в Средиземье. Некоторые вовсе думают, что надо уходить к самым корням гор и перестать выходить наверх. Другие — что лучше идти к людям и жить с ними, сколько выйдет. Вот и пойми, какой путь избрать. Здесь, в Мории, можно было бы затихнуть… жить малым отрядом, добывать и выносить руду мифрила… печей не разжигать, не возрождать. И то смели бы гоблины. И что это за Казад-дум, так, старательская партия. А я иного желал.
— У тебя почти получилось.
Надолго замолчали. Трандуил дышал тяжело, как будто боролся за каждый вздох. Воздух с ядовитыми подгорными испарениями словно наливался ему в грудь свинцом и не давал сил и облегчения.
— У тебя этот твой напиток во фляжке еще есть?
— Есть немного, — сказал Торин и без лишних уточнений протянул флягу эльфу. — Пей уж и выбрасывай ее. Воды не осталось. И на том спасибо, кто-то кинул точной и крепкой рукой. Прямо в бездну. Весь металл снимем, где река уходит в камень. И поплывем.
========== Глава 17. Око ==========
Эйтар сдержал слово и целый день Ветка отдыхала на берегу реки.
Увиденное ночью и блуждания остатков зелья в собственном теле побудили ее уйти за куст плакучей ивы, убедиться, что ее не видно ни от воды, ни от лагеря, и там загорать на солнышке, полностью раздевшись. Тауриэль не нашла в таком времяпровождении никакой радости и сказала только, что так себя ведут змеи и ящерицы, нагреваются солнечным теплом впрок, чтобы потом скрыться в расщелины. Ветка расхохоталась. «Змеей подколодной назвала — и нормально. Люблю эльфиек».
Трандуил.
Когда грезишь с закрытыми ресницами на теплом песке, мало ли что может вспомниться.
Узкие сильные руки, широкие плечи. Сияющие глаза удивительного голубого цвета. Длинные, просто замечательно длинные ноги. Восхитительный запах тела, волос — леса, неизвестных трав и цветов, смолы и меда… и мужчины. Ласкающие, сильные, уверенные движения. Периодические приступы мелочности и занудства. Несносный гордец и позер. Коллекция роскошных халатов, похожих на мантии, и мантий, смахивающих на шикарные халаты. Коллекция драгоценностей. Коллекция хороших вин.
Магия, которая живет на кончиках его пальцев…
Король эльфов. Возможно, последний истинный Владыка.
Ветка чуть было не убедила сама себя отправиться в Лориен, причем побыстрее. Нагнать Трандуила, устроить ему семейную разборку…
Да.
Нет.
Потому что вспоминалось и то, что так сильно резануло Ольву еще дома, когда она только освобождалась от действия цветочных капель.
Эти капли — они холодили.
В первый год после рождения Йул они были с Трандуилом везде. И почти что всегда.
Они реагировали на антураж, на смену одежды, погоды, настроения, вкусную еду, правильную музыку, правильное освещение… словом, любой пустяк, вроде мотылька, припавшего к цветку, мог вызвать приступ страсти подобный тому, который сокрушал когда-то дворец Барда.
Кровать была ненужной условностью — подходили выступы деревьев, камни, ниши, лавочки, оружейные мастерские с наковальнями. Сумеречный дворец не был заселен особенно густо, и все же временами эльфы прыскали от Владыки и его жены напуганными тенями, когда первая пара Средиземья забиралась на сеновал при дворцовых конюшнях или в винный погреб. Он всегда желал и даже на некоторое время сменил привычные одежды на более просторные, чтобы избегать неловкости; она всегда была готова к чему угодно и согласна на все. Беспокойство страсти было восхитительным. Даже когда они просто шли по парку около дворца, встречные придворные эльфы и стража краснели ушами и невольно начинали застенчиво улыбаться. Разок они все же выбрались с детьми в Дейл, когда Трандуилу еще не пришла в голову мысль закупорить Сумеречный лес наглухо, и обе дороги, туда и обратно, Ольва могла бы в деталях вспомнить по куче тайных и приятных убежищ, которые они отыскали для себя в путешествии прямо возле ночных стоянок.
Дальше первый голод был утолен и пошли деликатесы.
Близость стала реже, но глубже и церемоннее, а главное, они спали рядом, вместе, обнявшись, прикасаясь к телу друг друга — Ветка вообще не думала, что такое возможно, и там, тогда, в прошлой жизни, всегда высказвалась за отдельные спальни для супругов, а лучше за визитный брак, а лучше за гостевой, а лучше за свободные отношения. Так думают многие, пока отношений нет.
Но они были, да, две отдельные спальни. Как факт — они существовали, покои Владыки и покои его Повелительницы.
А пользовались Трандуил и Ольва только одной. И одной кроватью. А может, хватило бы и одной половинки одеяла.