Ветка, удавив смешок-вздох, ушла в шалаш и долго не могла уснуть, так и эдак дорисовывая увиденную картинку.
***
Одним днем решить, что делать, не получилось.
Пришли обозы. С ними, узнав о великой беде, приехал Келеборн.
Держали совет с Иргилем, Даэмаром, Иллуиром. Оруженосцы и ближайшая свита Трандуила считали, что надо идти вниз, в бездну Мории, и искать своего Владыку.
Кили и Фили оба одновременно доказывали, что идти нельзя, и глубина слишком большая. Идти долго — и кто знает, куда именно получится спуститься. И тут же утверждали, что бросать королей никак нельзя…
Балин тем временем, пораженный теперь своей телесной немощью, вместе с Халдиром и несколькими гномами (и одной неутешно рыдающей гномкой) связали десять или двенадцать тючков с нехитрыми припасами, от которых в бездне может зависеть жизнь. Затем эта компания прошла Ворота и потратила полдня на то, чтобы сбросить спасательные свертки в разных местах — там, где нашли меч, и с моста, ведушего из первого зала Мории вглубь Казад-дума, и там, где, как казалось сверху, легче всего таким подношением достичь дна. Мощная рука Халдира отбрасывала свертки подальше от всевозможных уступов и неровностей, где они легко могли зацепиться.
— Торин будет искать помощь, — говорил Балин. — Если узбад жив, он знает, что гном для гнома всегда сделает такое, особенно если некогда или невозможно спуститься и отыскать…
— Это жестоко, кстати говоря, — прокомментировал Халдир. — Вода и пища могут отсрочить, но не предотворатить смерть. И тогда это лишь затянет агонию.
— А многим гномам этот обычай спас жизнь. Мне, например, — примирительно выговорил Балин. — Беднее мы от десятка кирок и мотков веревки не стали, а вот там, в Бездне… иногда спасаешься с голым задом, ничего не сумев прихватить.
Эльфы, оруженосцы Трандуила, также попробовали спуститься вниз на одну или две галереи — и убедились, что дело это непростое. Спуск занял почти весь день, факелов не хватило; тьма поглощала скальные выступы и балконы, по которым надо было идти. Эльфы теряли в глубине ориентацию, дыхание, силы. Спасатели вернулись, как раньше вернулся первый поисковый отряд.
Тем временем гномы начали роптать. Появились недовольные, которые считали, что Торину следовало бы давно завершить свой поход — и тогда столько их братьев не полегло бы во тьме, под ударами огненного бича. Мифрил позволял вернуться в Эребор с почестями и быть принятыми с уважением.
Кили услышал о разрушении Полуденного приюта. Где была Тауриэль, в Лориене не знали. Знали, что она просила убежища в Дейле… и вроде как там и осталась.
Фили услышал о том, что Гора запечатана, а Даин Железностоп провозгласил себя королем Эребора. О том, что его жена и дети, наследники рода Торина, также бежали и скрылись у Барда. А также о том, что Пустошь, дремавшая десять лет, снова опасна варгами и орками…
Сердца принцев разрывались. И только Балин негромко говорил, что надо уходить и делать те дела, которые по силам, а короли — что поделать, отныне предоставлены собственной судьбе.
Сомнения и сборы ватаги длились и длились. Честь с любовью к Торину с одной стороны и здравый смысл с любовью к своим оставленным близким с другой — вели бой не на жизнь, а на смерть. Гномы после чьей-то пламенной речи то собирались в Морию, то отказывались от экспедиции — и бросалась паковать обоз, чтобы уйти к Эребору. А это даже по лету был длинный и не такой простой путь. С телегами, двигаясь шагом, с учетом переправы через Андуин, и даже если можно будет воспользоваться дорогой Мен-и-Наугрим — к осени бы дошли… до дождей и тем более морозов.
Гномам привычно было переселяться огромными отрядами, кланами или родами. Нынче все оставшиеся в живых после попытки оживить Морию считали себя единым новым народом, народом Мазарбул.
Были и такие, которые говорили, что Мория не единая твердыня Мглистых гор. Что можно пройти от Лориена к северу и поискать хорошую пещеру, с которой начать построение новых чертогов — обосновался же Торин в ранние годы своих скитаний в Синих горах, так отчего же не начать все снова? И зачем идти на поводу у Даина, искать с ним общий язык, если можно просто сделаться новым городом наугрим без такой радости, как Балрог под полом?..
По давним преданиям, в Мглистых горах была всего одна волшебная жила мифрила. Но любые горы по-своему богаты, так можно же и поразведать, прежде, чем уходить; чего сразу бросаться в Эребор.
Но Кили и Фили были непреклонны и желали как можно скорее дойти до Дейла. Зрела распря, причем не только между гномами, но и в их душах и сердцах, а страшнее такой распри мало что можно придумать.
И завершилась она, когда Галадриэль пришла на совет старших из оставшихся наугрим…
— Я не могу лгать вам. Я не слышу более фэа Владыки. Гора поглотила его окончательно, либо же нечто более могучее скрывает его дух от меня. Не слышу я и мятежных мыслей Торина. Не стоит рисковать теми, кто остался, и слать их во Тьму наугад, тем более, что и старейший и мудрейший из вас с самого начала говорил, что это бессмысленно. Слишком велики подземные чертоги Балрога… слишком глубоко во тьму сгинули короли.
========== Глава 16. Огненная река ==========
Торин все же немного растерялся. Он аккуратно повернулся на спину, стараясь не столкнуть эльфа; потряс Владыку за плечи — тот не отозвался.
— Н-да, — сказал узбад. — Вот и возможность бросить его тут и спокойно подняться наверх.
Вместо того, чтобы начать исполнять сказаное, Торин пошевелил починенной половинкой — ягодица работала. Однако до того, как они с Трандуилом упали сюда, в бездну, гном долго бился и изрядно устал. Он убедился, что Владыка дышит, хотя и слабо; подтянул короля эльфов себе на грудь, обнял, чтобы тот не скатывался в камни. Ему тут было привычно — чувствовать пульс горы, запахи пород вокруг, неслышный шепот камней; сухие острые булыжники и тьмы не пугали узбада, более того — он понял, где они и что с ними. И хотя это было наихудшее положение во всем Средиземье, он не собирался тут гибнуть, а собирался пробиваться к свету и жизни вместе с одним из сильнейших эльфийских витязей этого мира.
«Наша сила лишь в единстве».
Сильнейший витязь пах лесом и медом, цветами и неведомыми травами. Его шелковые волосы волной лежали на плече Торина Дубощита, щека прижималась к широкой груди узбада, а сам гном обнимал узкую, достойную эллет талию, ощущая под пальцами жгуты мышц, пробегавшие по бокам от таза наверх, мышцы фехтовальщика и танцора.
— Феечка ты моя, — мирно сказал Торин и честно уснул, не теряя время попусту. Последней мыслью было — надеюсь, и эльф выспится и взбодрится, Махал его подери. Снулый Трандуил будет скорее обузой, нежели подмогой.
Время под горой идет не так, как в мире подлунном. Здесь теряется ощущение пространства, направления, самой жизни. Торин восстановил силы, определился с местонахождением, но даже он не смог бы сказать, сколько они провели тут времени. И да, надо было выбираться из каменной гробницы.
Выспавшись, узбад принялся будить и эльфийского короля.
— Ау! Подъем! Пора вставать!
Нет. Тьма не отзывалась никак. Камень на шлеме окончательно погас.
Торин нащупал лицо Трандуила, коснулся огрубевшими пальцами губ — сухие, потрескавшиеся.
— Ну ладно.
Пошарил вокруг одной рукой, отыскал свою портупею. В кармашках нашел горняцкую лампадку, вытащил. Ударил металлом о камень — запалил огонек.
Трандуил выглядел мертвым, но дышал. Половина лица проступила страшным ожогом.
— Да, плохо тебе тут. Мы-то слеплены как раз для таких подземелий, Владыка.
Вытащил крошечную фляжку. Подумал.
Это был крепчайший самогон на мумие — слезах гор. Как считали наугрим, зен-зарар, огненное пойло, намного круче мирувора — который, впрочем, мало кто из гномов пробовал.
Торин для начала совсем чуть капнул себе, смочить язык. И от души влил зелье в рот Трандуилу, прижав его горло, чтобы точно проглотил.