Яростно преследуемые со всех сторон, смешавшись с врагом, ее воины бились почти до самых городских ворот. Гвальхмай отбил множество копий, нацеленных на Жанну, действуя в качестве арьергарда.

«Делай дело, и мы их побьем! Повернись! Отбивай! Мы победим!»

Алый с золотом плащ и развевающееся знамя делали ее главной целью атаки. Вдруг Гвальхмай с ужасом увидел, как поднимается мост Компьена. Одновременно опустившаяся решетка спасла город, но не оставила арьергарду никаких шансов на спасение.

Дева сражалась за свою жизнь. Сверкающий меч поднимался и падал, бил шлемы, шеи и поднятые руки.

«Я никогда никого не убью!» – поклялась она и держала эту клятву. Гвальхмай видел, что даже сейчас, в отчаянном положении, она била не лезвием, а плоской стороной клинка. Несмотря на это, ее сильная молодая рука все еще была способна выбить человека из седла. Он видел бегущих лошадей и их всадников, без сознания лежащих на земле.

Он сражался, пытаясь пробиться к ней. Д’Олон был сбит с коня и схвачен в плен, оставшись верным до конца; ее брат Жан без сознания, а Пьер завяз в извивающемся клубке людей. Гвальхмай мечом почти прорубил себе дорогу до нее. Слишком поздно он заметил всадника, размахивающего одним из тех тяжелых свинцовых молотов, которые использовали главным образом воины-монахи, потому что их правила запрещали проливать кровь.

Он вскинул Дюрандаль, чтобы отбить удар. Меч отлетел, как перышко, и огромный вес обрушился на его правый бок. Ребра треснули, раскололись, и Гвальхмай упал.

Угасающим взглядом он увидел, как пикардийский лучник ухватил ее накидку и сдернул Деву с коня. Знамя заполнило небо над ним. На мгновение вся его ткань засияла во славе, его созвездие королевских лилий превратилось в блестящие метеоры, которые мчались на него, ослепляя светом. Край знамени коснулся земли, и шелковое чудо погасло. Это была уже не орифламма, а просто кусок ткани, который махнул его по лицу.

Последним усилием он попытался схватить и удержать его край. Он успел только прижать его к губам, а затем темнота ночи опустилась на него, а знамя и тот, кто нес его с такой гордостью, исчезли с его горизонта.

22

На помощь Деве!

Дофин уж коронован,

Одержаны победы.

Что Голоса велели -

Все ею свершено.

Что ж смолкли барабаны и трубы онемели,

И армии спасительной поступь не слышна?

Чтоб Франция свободной была на самом деле,

Ужели Гефсимания новая нужна? Песни Хуона

В августе того же ужасного года Жиль де Ре, маршал Франции, посетил в Компьене Гвальхмая, комиссованного из армии по болезни. Город все еще был осажден, однако под покровом темноты в него можно было проникнуть.

Он сидел в комнате Гвальхмая и угрюмо смотрел на бывшего сподвижника.

«Я пришел сюда, чтобы убить этого негодяя Флави за то, что он закрыл ворота, но сначала я хотел увидеть вас. Когда командир гарнизона отдал приказ, какие слова он произнес? Вам это показалось предательством?»

Ребра Гвальхмая хорошо срослись, но ему все еще было больно дышать и говорить. Он задавался вопросом, будет ли он снова таким, как раньше. Он ответил медленно и осторожно.

«Я не слышал приказа, милорд маршал. Я был за стенами, рядом с Девой, когда ворота закрылись».

«Вы видели, как ее схватили? Вы были там? Вы были с ней, и вы все еще живы?»

Лицо де Ре побагровело. Его голос клокотал от гнева. Он навис над Гвальхмаем, который беспомощно сидел в кресле. Кулаки маршала сжались, он дрожал от бессильной ярости. Постепенно он заставил себя успокоиться и сел, сжав зубы и тяжело дыша.

Гвальхмай ждал. «Милорд, я тоже ее люблю». По законам рыцарства, теперь, когда Дева оказалась в плену, барон снова стал его сеньором. Де Ре обладал над ним правами высшего и низшего суда и даже в Компьене мог казнить его. Феодализм, хотя и отмирал, еще не умер.

Гвальхмая удивило, что этот человек, печально известный беспощадностью, может умерить темперамент, если захочет.

«Извините, Лэглон. Я знаю, вы ее любите. Простите за опрометчивые слова. Я был слеп от гнева. Если бы вы могли что-то сделать, конечно, вы бы сделали все, что надо. Кстати, глядя на ваши впалые щеки, огромные глаза и узкий длинный клюв… Вы сейчас похожи на орла больше, чем когда-либо. Тот, кто вас так назвал, был прав».

«Это римский нос, милорд, и он может отличить предательство. Здесь предательства не было. Если бы Флави не приказал закрыть ворота, город был бы захвачен, и вся самоотверженность Девы оказалась бы напрасной. Она никогда не согласилась бы на это. Она любит город, она освободила его однажды. Компьен не сдастся сейчас, город помнит ее».

«Вы слышали, что Дева дважды пыталась прийти на помощь Компьену?»

Гвальхмай покачал головой. Он растеряно глядел на маршала. «Но она в плену… Она сбежала?» – его лицо озарилось надеждой.

Де Ре покачал головой. «Ее отвезли в замок Болье, где она сделала первую попытку. Мои шпионы узнали, что ей каким-то образом удалось открыть дверь или, возможно, она не была заперта».

Гвальхмай вздрогнул. Он весь превратился в слух.

«Она выскользнула, и ей удалось запереть охранников в их комнате, но ее схватил привратник. После этого ее держали в более суровом месте, пока не отправили в замок Боревуар. Именно там она услышала об угрозе Филиппа.

Она сказала потом, что, для того чтобы помешать ему выполнить угрозу, она умрет там или умрет по дороге в Компьен, если так и должно быть. Ее вывели на стену подышать. Она вырвалась, протиснулась между зубцами и прыгнула. Боже мой, Лэглон, там было 70 футов!»

«Значит, она мертва. Когда я увидел вас, барон, я понял, что у вас печальные новости».

«Нет, не умерла, но она ужасно ушиблась, бедняжка. Можете представить, охранники не могли поверить собственным глазам. Они поспешили вниз и нашли ее живой, и ни одна кость не была сломана. Она не могла стоять, но она ползла, протащила себя вперед на несколько жалких футов в направлении Компьена. Ее подняли и отнесли обратно. С тех пор она в тюрьме. Прошло три дня, прежде чем она приняла пищу».

Одна мысль беспокоила Гвальхмая. «Милорд маршал, вы не знаете, у Девы все еще есть кольца?»

«Я слышал, их забрали у нее бургундцы, которые оставили себе одно на память. Второе отослали епископу Бове, который ведет переговоры о покупке ее англичанами. Должно быть, король ждет, чтобы увидеть, сколько будет предложено, чтобы предложить больше. Пока он еще не пытался выкупить ее».

Его улыбка была мимолетной и горькой. «Ну, Лэглон, мне пора уходить, скоро рассветет. Я буду молиться за ваше здоровье, и я не трону капитана Флави. Он сделал разумный военный ход, но эта девушка стоит многих городов».

С этими словами он ушел, чтобы в темноте выбраться в безопасное место. Гвальхмай откинулся на подушки. Вытеснив все остальные новости, одна жестокая мысль крутилась в его голове. У Жанны больше не было кольца Мерлина. Он не сомневался, что это оно помогло ей. Оно открыло двери и, вероятно, оно же спасло ее от смерти в ее отчаянном прыжке к свободе. С потерей кольца исчезла и единственная надежда на побег из тюрьмы, оставалась только надежда на выкуп или помощь французской армии.

Осада Компьена была снята в конце октября. Де Ре во главе отряда партизан вместе с войском старого волка Ла Гира атаковал большими силами. Бургундцы потерпели кровавое поражение и бежали, преследуемые страшной бандой Ла Гира. Это была бойня, закончившаяся массовой резней.

Де Ре и Гвальхмай прогуливались по крепостной стене, глядя вниз на реку Уаз. Гвальхмай заметил, что эти месяцы сделали мрачного человека еще более угрюмым.

Был мутный серый день, шел холодный дождь. «Плачь, небо! Вой, ветер!» – де Ре мрачно воззвал к природе. «У меня для вас горькие новости, Лэглон, подходящие к погоде».