Когда монголы последовали за ними, защитники в туннелях зажгли пропитанные нефтью факелы и снова изгнали нападавших жаром, парами серы и канонадой потрескавшегося и рассыпающегося камня. Ярость пламени обрушилась на стены туннеля; камень стен стал обрушиваться целыми пластами и завалил верхние стволы раскаленными фрагментами.

Хотя бойня продолжалась, и атаки шли безостановочно, к ночи обе стороны согласились на временный перерыв.

Высоты теперь были в руках монголов, и проход вглубь страны был открыт, но его нельзя было использовать без серьезных потерь, пока замок все еще контролировал вход в него. Берег, развороченный и опустошенный, был занят врагом, чья сила, постоянно пополняемая с кораблей, казалась неиссякающей и подавляющей.

С точки зрения защитников, ситуация была мрачной, но не безнадежной. Первый вал был сначала потерян, но после потопа его захватили и восстановили ущерб. Ров исчез, но нового моста монголы еще не построили, а новое русло руки стало еще одним барьером для врага.

Время от времени катапульты бросали камни, которые падали среди палаток на берегу, но монголы не отвечали, хотя на берегу еще осталось нескольких катапульт. Защитники не столько надеялись случайно попасть во что-то важное в темноте, сколько показать, что неустрашимый замок Шори по-прежнему готов продолжать борьбу.

На исходе ночи послышался стук молотков. При свете дня они снова увидели батарею катапульт и обнаружили еще одну угрозу. В темноте широкую, толстую, крепко сбитую мортирную лодку подтянули к берегу, насколько позволяла осадка. Черное жерло мортиры нацелили на зубчатые стены, и дымящийся пальник показал, что пушка готова к стрельбе.

Механики стояли у своих катапульт, пехота была построена точно выровненными рядами позади офицеров, заполняя весь берег, а с барж на берег спускали лошадей, чтобы двинуть кавалерию вглубь страны, как только будет проложен путь.

Против этого войска гарнизон замка Шори, насчитывал менее 400 человек, считая мужчин, женщин, детей и грудных младенцев. А обученных солдат, как лучников, так и самураев – в пять раз меньше! Но все посты были заняты и готовы к бою, и над замком гордо развевался флаг дома Хидаяма с пионом. Дух еще был высок, а исход битвы все еще был под вопросом.

В тот момент, когда все, казалось, затаили дыхание, высокий богато одетый человек вышел из рядов монголов и приветствовал замок.

«Я говорю от имени могущественного Хуан-ди Кублая. Повсюду наши победоносные войска идут на короля Нихона. Ваша ситуация безнадежна. Вы окружены. Никто не придет вам на помощь. Только здесь идет сражение, и вы умрете через несколько часов, если не сдадитесь. Я адмирал флота и я могу предоставить вам безопасность. Подчинитесь хану и спасите свои жизни. Я даю вам четверть часа на раздумья, не больше. Атака будет до полного уничтожения!»

Он повернулся на каблуках, чтобы вернуться к своим людям, но ответ барона Куроки был мгновенным.

«Я вызываю вас, адмирал, на личный бой. Если я выиграю, ваша армия отступит, а флот уйдет искать другой берег. Если я проиграю, замок сдастся при условии, что будут спасены все жизни, кроме моей. Я отдаю свою жизнь в ваши руки».

Гвальхмай был в ужасе. «Даймё, это безумная мысль! Нельзя доверять монголам до такой степени. Если вы выйдете из этих стен, вы покойник!»

Митами, согласная с ним, обхватила отца руками. Он осторожно отодвинул ее в сторону и обнял за талию.

Адмирал раздумывал недолго. «Чтобы избежать ненужного кровопролития, я согласен. Давайте встретимся на вашей стороне рва».

Он повернулся к ближайшему помощнику, сказал несколько слов и взял у него меч.

Затем он подошел к краю рва в окружении группы телохранителей. Они перешли ров по торопливо брошенной доске и встали в ожидании у ворот в крепостном валу.

Ворота открылись, из них вышел барон Куроки, также окруженный группой самураев. Адмирал Чепе встретил его обезоруживающей улыбкой. Его меч был в ножнах, а в руке он держал свиток.

«Храбрый сэр, может быть, нам нет нужды сражаться. Условия, предлагаемые Ханом, чрезвычайно великодушны. Я умоляю вас прочитать их и больше не рисковать жизнью ваших людей. Ваша личная храбрость не подлежит сомнению. Должна ли гордость одного человека приносить горе многим? Ваша отвага хорошо проявилась во вчерашней битве. Настало время подумать и извлечь выгоду из вашей мудрости и великодушия хана».

Говоря мягким музыкальным голосом, который мог бы выманить птицу с ветки, он протянул свиток. Барон Куроки сделал шаг навстречу. Его меч также был в ножнах. Когда он протянул руку, адмирал вздрогнул, словно от боли, и посмотрел вниз. Он был обут в мягкие тонкие туфли.

Видимо, он стоял на остром камешке. Он сделал шаг назад, а затем еще один, все еще глядя вниз, высматривая более гладкое место, чтобы поставить ноги.

Все еще протягивая руку к свитку, барон последовал за ним, сделав два шага. Мгновенно монгольские стражники, сомкнулись за его спиной, выхватывая клинки и отбрасывая в сторону сбитых с толку телохранителей барона. В то время как одни монголы занялись самураями, другие разрубили барона на части.

«О-а-о-онг!» Из горла умирающего барона вырвался звонкий крик опасности. «Измена! Измена! Бейте, братья! Убей! Убей!»

Адмирал нырнул в ров. Через то место, где он стоял, полетели монгольские стрелы. Они без разбора сражали всех, кто еще стоял и бился перед полуоткрытыми воротами, но безуспешно. Прежде чем следующая группа атакующих бросилась в ров и смогла взобраться по его скользкой мшистой стене, ворота снова захлопнулись. Грянул ответный залп защитников.

С зубчатых стен вниз полетели камни; вверх понеслись взрывчатые бомбы, которые разрывали красные черепичные крыши, оставляя огонь, пыль и клубы дыма.

Пошли вперед штурмовые отряды с переносными мостами и лестницами; засвистели и загудели стрелы; битва возобновилась.

Взгляните в последний раз на замок Шори! Его очертания как бы выгравированы в скале. Крыш нет, снесены амбразуры и зубцы крепостных стен; сами стены превратились в бесформенные кучи щебня. Но судно с мортирой, стоящее вне досягаемости в бухте Хага, продолжает не спеша бомбардировать замок, превращая крепкую каменную кладку в руины.

Нет больше катапульт, которые могли бы дать ответный залп с зубчатых стен, однако время от времени из-под обломков поднимается голова в шлеме, и стрела летит вниз на берег.

Все еще небезопасно идти через перевал, хотя прошло уже три дня после убийства барона Куроки.

Посмотрите на эти крепостные валы, которые так хорошо защищают люди чести! Двойные ворота во внешних двух валах исчезли; одни ворота в третьей стене оторваны пороховым зарядом рано утром в этот последний день; последние ворота висят на одной петле в конце десятифутового туннеля, но за ним ждут защитники.

Здесь сидят или стоят оставшиеся самураи. Они смазывают волосы маслом, моются, точат свои пятифутовые мечи. Их сейчас не 100, и даже не 50, их осталось всего 18, и среди них нет ни одного не раненного. Позади них несколько рыбаков с топорами и копьями, которые они бросят, прежде чем закрыть ворота, и 6 лучников. Все вместе они до сих пор удерживали ворота и, возможно, сделают это еще раз.

Если после этой мрачной схватки кто-нибудь выживет, он отдаст свою жизнь в извилистых коридорах внутренней части здания, потому что над ним все еще развевается флаг с пионом, и каждый из них теперь называет себя Хидаяма.

У всех на лбу белые повязки. Даже женщины и дети поклялись носить их до самой смерти. Когда последний коридор будет захвачен, а лестницы будут приставлены к последней, самой высокой комнате в скале, они будут ждать, пока эти лестницы не заполнятся ненавистными монголами. Тогда оставшиеся в живых женщины будут швырять своих детей, чтобы сбить воинов со ступеней, а в конце спрыгнут на них сами, используя собственное тело как последнее орудие.

Уже сейчас из оружия мало что осталось: стрелы почти все израсходованы, пики сломаны, мечи зазубрены. Однако в глубине замка Шори есть красивая тихая комната, нетронутая огнем или дымом, и здесь, как будто перед ними простирается вечность, элегантно одетая пара вступает в брак.