– Цухул, Харал, Тайшар!

Три банхара вмиг ринулись за лошадью и быстро догнали её, поравнявшись с ней. Пастух предсказуемо не взял с собой Санана, которому в охоте явно не хватало решительной жестокости хищника, и Бурула, которому не хватало всего, чтобы быть хорошим охотничьим псом: ловкости, хитрости, скорости, силы. Они остались в помощь молодому пастуху, им предстояло выпасти отару курдючных овец и гурт красных быков. Необходимо было прогнать стада вниз по балке на выпасные пастбища, а затем вернуть их обратно на стоянку. Кроме того, домашний скот нужно было напоить, загнав на водопой у небольшой речки, что была неподалеку. Бурул с Сананом и вдвоем смогут справиться с этой нелегкой задачей. Из пяти братьев-банхаров именно Старый Бурул и Санан были лучшими пастухами.

Не успела пыль от копыт ускакавшего коня и лап бежавших вслед банхаров окончательно осесть на земле, как молодой пастух уже запряг старую хромую кобылу чубарой масти и выгнал из длинного крытого загона гурт красных массивных быков, за которыми шли мычащие коровы и неуклюжие телята. Из овечьего открытого загона, стоявшего рядом с коровьим, молодой пастух вывел отару овец. Громкие и неказистые курдючные овцы вместе с гуртом коров выходили в открытую степь, подгоняемые лаем Бурула и Санана.

В зарослях золотистой, высохшей от летнего зноя травы, припав телом к земле, медленно крадется к своей добыче дикий степной кот. Настоящим подарком для хищника оказалось дрофиное гнездо, в котором изредка попискивали хриплым голоском два недавно вылупившихся, еще не оперившихся птенца. На эти еле уловимые звуки и пришел степной хищник. Уже готовый броситься к гнезду, он надыбился и зашипел, как вдруг вокруг него с ярым остервенением закружила хозяйка гнезда. Дрофа атаковала незваного гостя с отчаянной смелостью, присущей только матери, защищающей своих детей. Надувшись и раскрыв свои широкие крылья с пестрым окрасом, она яростно бросалась в бой. Но изголодавшийся дикий степной кот не собирался отступать – если не сейчас, то когда ещё ему предстоит насытиться. Его зрачки сузились, походя больше на глаза змеи. Он шипел, нападая на дрофу с раскрытыми лапами, пытаясь вонзить в неё свои острые когти. Весь взъерошенный и озлобленный, голодный зверек нападал на крупную птицу, кружившую вокруг него, пытаясь укусить дрофу за шею и исцарапать её грудь.

Развернулась битва – за жизнь кота и за жизнь птенцов, но далеко не эта кровавая схватка сейчас сотрясала степь. Уже четвертый час кряду старый пастух со своими овчарками гнал волка, которого заметил его сын на подступах к стоянке. У отвесного оврага он увидел суетливые попытки молодого хищника прогнать надоедливых пернатых падальщиков: черных грифов, коршунов, сорок и ворон, пытавшихся стащить свой кусок с туши мертвого крупного верблюда, сражённого старостью и болезнями. Поодаль, не рискуя подойти ближе, трусили лисы. Молодой волк бесновался с показной агрессией, кружась вокруг туши и преследуя разлетавшихся птиц. Теперь же преследовали его.

Старый пастух, имеющий богатейший опыт жизни в степи и сопровождаемый тремя хорошо обученными банхарами, был смертным приговором для волка. Человек мог бы выстрелить в хищника из лука, сблизившись с ним после недолгой погони, и его, израненного и напуганного, загрызли бы разъяренные псы. Одного Тайшара бы хватило для этого полуторагодовалого волчонка, не говоря уже о яростном Харале или опытном Цухуле, но старый пастух охотился так, как охотился на волков его отец, а до него – отец его отца. Люди степи относились к этим зверям с уважением и опаской. Честь не позволяла степнякам стрелять в грациозного хищника с безопасного расстояния, но разум не разрешал оставлять его в живых. Поэтому старый пастух будет гнать волка до того момента, пока тот не выдохнется, а выдохнется волк быстро, ведь пастух умышленно дал ему время жадно набить своё брюхо жирной верблюжатиной, понимая, что сытый зверь долго бежать от него не сможет. Хищник, конечно, мог срыгнуть это мясо, и тогда бы шансы в мучительной погоне по степной жаре уравнялись, но старый пастух был мудр, и то умело приближался, не позволяя зверю срыгнуть верблюжатину, которую он жадно пожирал ещё несколько часов назад, то отдалялся, чтобы волк не кинулся на него или овчарок. И вот уже четвертый час, наматывая десятки километров в рваном изнурительном темпе, старый пастух вместе с Цухулом, Харалом и Тайшаром не позволяли ни на секунду остановиться и передохнуть своей жертве, которая еще утром была хищником.

Человек и руководимые им банхары специально гнали волка так, чтобы тот не смог уйти слишком далеко от стоянки. Овчарки подгоняли хищника то слева, то справа, каждый раз заворачивая по кругу. Приученные с рождения пастушьему маневру, они каждый день гнали бесчисленные отары курдючных овец, гурты массивных быков и табуны вольных жеребцов по бескрайним степям. Самым сложным в охоте на волка было держать необходимую выверенную дистанцию. Если зверя отпустить дальше, чем требуется, то умный дикий хищник воспользуется шансом на рывке скрыться от своих преследователей, и приблизиться к ещё не выдохшемуся, пусть и молодому, но волку, было бы глупо. Человек знал, что его банхары – крупные и сильные собаки – значительно медленнее здорового взрослого волка. План старого пастуха заключался в изнеможении хищника непрерывной, но умеренной погоней рысью. Так, чтобы зверь не осознавал таяние собственных сил. Необходимо было измучить его на расстоянии, не вступая с ним в открытый бой, а когда он – обессиленный телом и духом, свалится наземь, напасть на него и оборвать нить его жизни.

Горячее солнце неумолимо выпекало землю, накаляя её до предела. Всякий зверь сейчас мечтал залечь на часок-другой в речную топь, спасаясь от надоедливых насекомых и жаркого зноя. Особенно об этом мечтал уже измотанный бесконечной погоней молодой волк. Он выдыхался из сил, ковыляя уже пьяной рысью подкашивающимися лапами, с широко раскрытой пастью и высунутым языком, с которого пеной стекали слюни уставшего зверя. Пастух, невозмутимо скача на лошади, подстраивался под скорость своей жертвы и замедлял ритм собак своими командами, чтобы одна из них в охотничьем азарте не решила догнать и напасть на уставшего волка, превратив интеллектуальный тактический подход к охоте в грязную бессмысленную возню в пыли. С хищной уверенностью человек продолжал гнать его по выжженной степи. С такой же уверенностью богомол, замерев среди травинок и сжав свои шипастые лапки, поджидает свою жертву, твердо зная, что его томное ожидание обязательно вознаградится успехом.

Вдруг он, бежавший от погони больше четырех часов по раскаленной солнцем степи, остановился и в ту же секунду рухнул от бессилия на землю. Его ноги подкосились, и он из последних сил поднимал ослабленной шеей тяжелую голову, чтобы держать своих преследователей в поле зрения.

Волк был молодой – около полутора лет от роду. Опытный пастух это сразу понял, но не малый рост выдавал возраст волчонка, а рыжеватая шерсть с подпалинами. Издалека его можно было перепутать с большой лисой, если не обращать внимания на тонкий хвост, как будто облезлый из-за летней линьки.

Банхары, завидев лежачего зверя, возбудились, прекратив семенить рысцой, остановились и залились неустанным лаем. Цухул, предостерегая своих младших братьев, скомандовал:

– Не приближайтесь к нему! Он хитрит! Будьте внимательны и выполняйте команды хозяина!

Цухул знал, что так неожиданно волк решил прилечь только для того, чтобы набраться сил для своей финальной атаки. Несмотря на свой возраст, хищнику хватало ума понимать, что от собак он уже не убежит и только чудо сможет спасти его, но, как известно, чудес в суровой степной жизни не бывает, поэтому он готовился дать последний бой своим мучителям.

– Боишься, Цухул?! Боишься этого щенка?! Я сожру его живьем на твоих же глазах! Дайте мне его! Ну, Тайшар! Так и будешь просто лаять!? – пытался раззадорить братьев Харал.