Я продержалась даже дольше рассчитанных полутора часов. Под конец, когда пустота внутри стала разрастаться слишком быстро, я собрала остатки сил и, последним, мощным воздушным потоком, отогнала тучку вбок, дабы она не обрушилась нам на голову. Случись такое — погребение нам бы уже не понадобилось.

Усталость навалилась сразу и резко, все тело болело, как после земляных работ из цикла «копать отсюда и пока солнце не сядет». В нескольких книгах из маминой библиотеки, говорилось, что опытный маг при управлении энергиями, использует только сознание, оставаясь расслабленным и неподвижным. Увы, увы. При всем желании опытной меня не назвал бы даже самый закоренелый оптимист. А посему, направляя поток, я задавала его направление жестами, и сейчас пальцы, руки и плечи ныли от напряжения.

Опустошенность накатывала как прилив, каждая следующая волна все сильней и мощней. Надо было бы выглянуть из повозки, убедиться, что все в порядке, только вот желания шевелиться не было вообще. Помучавшись сомнениями пару минут и решив, что толку от меня сейчас в любом случае нет, я поудобнее устроилась между тюками с товаром и рухнула в сон.

В какой-то момент, сладостное небытие порвалось как паутина под натиском веника, и я обнаружила себя в довольно странном состоянии, когда владеющее тобой сонное оцепенение еще не хочет уходить, но уже не может остаться. Полюбовавшись на сбившиеся в запутанный клубок мысли, я потянула за одну из ниточек.

«Что происходит? Где я?»

А еще секунду спустя, проснувшаяся память завопила: «Мы добрались?!»

Свет, сквозь закрытые веки не пробивался, а тело не изнывало от жары: на Пыльном тракте это означало одно — «ухоронка». Спустя несколько мгновений, остальные органы чувств стали подтверждать этот радостный вывод. Нос учуял запах набившей оскомину походной похлебки, до ушей долетал храп лошадей, тихие разговоры, стук посуды и шипящее шуршание точильного камня о лезвие (скорее всего кто-то из наемников) — звуки привала, ставшие такими привычными и желанными за прошедшие дни.

Осознание миновавшей угрозы, накатило волной облегчения. Даже сосущая пустота на месте привычного тепла силы, уже не вызывала ощущения тоски и безысходности — так, небольшой дискомфорт. Спина слегка ныла, но не от пережитого напряжения, а скорее от неудобной позы, в которой я спала. Одним словом — жизнь снова окрашивалась в радужные тона!

«Эх, Ринка, когда-нибудь твой неистребимый оптимизм подложит тебе свинью!»

Поживем — увидим…

Однако что-то было не так… Крохотная искра беспокойства, некой неправильности, мельтешила на самом краешке сознания, мешая снова погрузиться в ласковые объятья сна. Так маленькая хлебная крошка в хрустящей, свежезастланной постели, заставляет раздраженно ворочаться с боку на бок.

Несколько минут напряженного прислушивания к своим чувствам и окружению, наконец-то выявили не дававшую покоя странность.

Голос! Женский голос!

Помимо меня, в караване была еще одна женщина — Лоска. Она входила в отряд наемников, нанятых Уриадом для охраны каравана. Рост этой дамы на добрых полторы головы обгонял мой собственный, а уж размахом плеч, она могла посостязаться с самыми крепкими ребятами своего отряда. Но все же наиболее выдающейся частью ее фигуры был, конечно, бюст. Причем «выдающейся» не только в переносном смысле. Он с самого начала путешествия приковывал к себе внимание практически всех особей мужского пола, за исключением наемников: те или уже насмотрелись, или же на собственном опыте изведали, чем подобный интерес может закончиться. Впрочем, некоторые особо рьяные ценители женских прелестей тоже успели это узнать, и теперь щеголяли фингалами разной степени фиолетовости. Изрядных размеров грудь порождала соответствующий голос — грудной, низкий и рокочущий, как весенний гром.

Так вот, доносившийся до меня голосок никоим образом не мог принадлежать Лоске! Он был нежнее, тоньше и тише. Значительно тише, ибо даже шепот нашей наемницы заставлял лошадей нервно дергать ушами и диковато озираться, а уж от ее окрика у бедных животных и вовсе ноги подгибались.

Любопытство, как известно добром не кончается, вот только бороться с ним — это подвиг достойный звания Великого, а уж люди подчинившие его себе и вовсе по моему разумению Святые. Во мне же святости и на мелкую монетку не наскребешь, да и на Великие подвиги как-то не тянет, а посему, перевернувшись на живот и тихонечко подползя к борту повозки, я высунула свой «длинный» нос наружу.

В десятке шагов от моей неугомонной особы, наш уважаемый караванщик с совершенно растерянным видом, пытался отодрать от своей накидки, вцепившиеся в него руки молодой женщины. Открывшейся мне картине, лучше всего подходило название: «Не бросай меня любимый, подумай о наших детях!». Если верить отчаянию, крупными буквами прописанному на заплаканном лице незнакомки, детей от господина Уриада у нее было не меньше дюжины, причем добрая половина из них — грудного возраста.

В конец заинтригованная зрелищем, я сползла с повозки, и, более-менее утвердившись на слегка подрагивающих ногах, устремилась в сторону «сладкой парочки».

— … это все что у меня есть, но поверьте, в Лаандоле, я смогу возместить вам все расходы… В тройном…, даже десятикратном размере.

Голос женщины (хотя нет, скорее девушки) дрожал от слез и отчаяния, становясь все тише и тише.

— Это, конечно, очень щедрое предложение госпожа, только вот, путь мой лежит в Турик, что на западе, а Лаандол, совсем даже в другой стороне. Так что, вы уж не обессудьте.

Судя по неуверенности в голосе, самообладание нашего караванщика было изрядно подмыто потоками женских слез. К тому моменту, как я добралась до места, ему все же удалось отцепил от своей одежды почти все тоненькие пальчики девицы, и сейчас его взгляд осматривал окрестности в поисках путей побега.

При виде меня, Уриад встрепенулся. В глазах вспыхнула искра надежды на скорое спасение.

— Рина, деточка, тебе что-то нужно?

Голос достопочтимого хозяина источал сладость варенья, а сам он, будто любящий и заботливый отец, готов был без промедления ринуться исполнять любой мой каприз.

«Ага, как бы ни так! Пока все не выясню, он у меня отсюда не смоется».

Хотя…, искушение покапризничать тоже было.

— О нет, я просто разминаю ноги. Проходила мимо, смотрю — новое лицо в наших рядах. Дай, думаю, познакомлюсь. Вы же представите нас господин Уриад?

Взгляд караванщика сверкнул на меня обидой, еще разок затравленно обежал вокруг и обреченно угас.

— А-а-а… Э-э-э…

Та-а-ак, похоже, наш гений торговли в кой-то веки не удосужился выяснить имя потенциального клиента… Растерялся? И что же его так из колеи-то выбило? (Никогда не помешает знать, на какую мозоль наступать в случае чего.)

«Что ж, пойдем другим путем!»

Я пристально уставилась на зареванную барышню. Девушка подняла на меня опухшие, но все еще красивые, небесно-голубые глаза. В них, как несколько мгновений назад у Уриада, горел огонек надежды, но такой слабый, что было ясно — до его кончины осталось недолго.

— Ли… Лина… Лина Виран из Тивиросы, королевства Фанаир.

— Рина Дэрион. Деревушка Лайс на восточной границе Гарлиона. А что, если не секрет, вы здесь делаете, Лина? Домой возвращаетесь или путешествуете?

— Домой.

Девушка всхлипнула и смахнула рукой слезу. При этом, она неосторожно выпустила накидку караванщика, чем тот не преминул воспользоваться: отскочил на пару шагов назад и, пробормотав что-то о срочных делах, скрылся.

Вот гадство, этому проныре все же удалось улизнуть! Ну ничего, девица-то никуда не делась. Ею и займемся!

— А не подскажите ли вы мне, госпожа Виран, с каких это пор девушки благородных кровей путешествуют в одиночку?

Бледные щеки девушки приобрели слегка розоватый оттенок, а в глазах промелькнула тень замешательства.

— Б-благородная? Что вы, ори Дэрион, я всего лишь дочь купца, к тому же не самого богатого (Ори — вежливое обращение к незамужней девушке, употребляется при общении в среде представителей благородных семейств Внутренних королевств).