– Зачем? – спросил Андрей.
– эту фотографию я покажу папе и маме. Они попадают от смеха.
– А ты не думаешь, Катя, что родители тебя спросят, где ты подцепила этого клоуна, и как низко ты опустилась.
– Конечно что-то в этом плане они спросить могу. Но я же скажу, что этот клип мы придумали для смеха.
– Хорошо, Катя, давай клип оставим на потом, а сейчас давай действовать по плану. Но все же скажи, что ты скрываешь. Почему ты подошла ко мне грустная и с мокрыми глазами?
– Да так, мелочь. Потом расскажу. Сейчас у нас дела поважнее, чем женские слезы. Поехали в штаб – подашь рапорт на увольнение.
Через час Андрей и Катя были уже в штабе. Катя осталась в ленинской комнате разглядывать ордена, медаль, грамоты и прочее. Андрей зашел к генералу. Андрей рассчитывал на долгий томительный разговор. Но после короткого разговора о выходных, об отдыхе и иных домашних делах генерал первым начал разговор:
– Что, Андрей, решил на гражданку?
– Да, решил, товарищ генерал, – ответил Андрей.
– Ты все взвесил – за и против?
– Да, взвесил, товарищ генерал.
– Ты помнишь, что тебе остается два года до выслуги?
– Да, помню, товарищ генерал.
– Ты учел, что ты являешься первым кандидатом на звание генерала?
– Да, учел, товарищ генерал.
– И тем не менее решил уйти?
– Да, товарищ генерал, решил.
– А тебе никто не говорил, что ты поступаешь, как клинический идиот?
– Нет, не говорил, товарищ генерал.
– Значит, мне положен приз. Я говорю тебе это первым.
Андрей, мы знаем друг друга с детства. Вместе воевали. Уже около двадцати лет вместе служим. Много раз выручали и даже спасали друг друга. За все эти годы ты не сделал ни одного глупого поступка. Что с тобой случилось? Мне кажется, что ты больной. Зарядил, как попугай: «Товарищ генерал! Товарищ генерал!» Как в дисбате.
– Мы с Катей решили уехать, – сказал Андрей.
– Пусть Катя едет одна.
– Катя не может ехать без телохранителя.
– Так ты что, Андрей, едешь с Катей в качестве ее телохранителя?!
– Да! – ответил Андрей.
– Хорошо! – сказал генерал. – Ты окончательно раскрыл мне глаза. Когда я шел на встречу с тобой, я рассчитывал тебя отговаривать от увольнения и на это имел веские аргументы. Но от того, что я только что услышал, я пришел к выводу, что тебя нужно не отговаривать от увольнения, а уговаривать уволиться из армии. Ты потерял голову, а без головы советский офицер твоего ранга, да еще и при оружии, да еще имеющий подчиненных – очень опасен. Ты либо сам залезешь в какую-нибудь яму, либо затащишь туда подчиненных. Я подпишу твой рапорт, но не потому, что ты меня убедил в необходимости увольнения, а потому, что я и сам вижу, что тебе нужно срочно увольняться. Увольняйся и скорее ложись в больницу. Давай рапорт! И помни! Отдохнешь, подлечишься и возвращайся в любое время. Твое место будет свободным. Специалистов твоего уровня в армии пока что нет.
Генерал нажал на кнопку. Вошел лейтенант.
– Лейтенант! Вот тебе обходной лист Андрея. Быстренько обойди, и сюда.
Через час Андрей уже был свободен, как птица. Осталось время вписаться в гражданское общество и на сборы в дорогу. Для Андрея эта дорога была в никуда.
Об уходе Андрея в центре никто не знал. Поэтому все были удивлены и ошарашены. Ведь с командой он работал долгие годы и об уходе никогда не говорил. Все были разочарованы. Над командой как будто завис траур. Андрей для команды был и начальник центра, и тренер, и отец. Многих он с нуля довел до мастеров спорта по многим видам. С некоторыми ходил на боевое задание. Никогда даже не пытался возвыситься над другими, хотя по званию, должности, мастерству и опыту для всех он был просто недосягаем. Всегда веселый, улыбчивый, простой. Ребята обступили Андрея. Стали сочувствовать «хором», считая, что Андрея выгнали со службы за какую-то провинность. Предлагали взять на поруки или коллективно подать рапорт на увольнение. Что Андрей уволился по собственному желанию, никто не верил.
Тогда Андрей использовал свой последний аргумент. Он позвал Катю, поставил ее впереди себя и сказал: «Есть ли среди вас хоть один или два бойца, которые могли бы взять меня в качестве языка? Так вот, учитесь у нее. Она одна разгромила штаб, нейтрализовала генералов, а меня взяла в качестве языка». Толпа взорвалась от смеха. Катя подтвердила, что она разгромила штаб противника, нейтрализовала генералов, а Андрея взяла в качестве языка и уже грозилась показать кляп, с помощью которого брала Андрея в качестве языка. Но Андрей попросил Катю, чтобы кляп пока что не показывала. После продолжительного смеха ребята поверили и единодушно заявили, что такая девушка могла свободно взять в плен не только Андрея, но весь штаб противника и даже целую армию. Андрею и Кате ребята поверили. Страсти улеглись. Стали обсуждать вопрос о проводах.
Предлагалось несколько вариантов: столовые, рестораны, на природе. Но все дружно сошлись на доме офицеров. На проводы пришли сослуживцы и начальство. Некоторые с женами. Катя обещала прийти с родителями и познакомить их с Андреем. И, наверное, с будущим зятем. Но папа Кати заболел, а мама осталась с ним. К концу вечера Андрей объявил, что на днях он с Катей уезжает, что следующая встреча будет лишь на свадьбе, если, конечно, Катя согласится. Гости, попрощавшись, разошлись. Андрей проводил Катю домой. Договорились один день отдохнуть, потом сборы, и в дорогу. Андрей на такси уехал домой.
Через день Катя позвонила. Сказала, что уже собралась, билеты куплены на завтра, что до Оренбурга поедут в плацкартном вагоне. Андрей намек понял, сказал, что согласен. На следующий день Андрей подъехал к дому Кати пораньше в расчете на то, что познакомится с родителями, поможет собрать вещи, посидеть в дорогу, попрощаться…
Однако, выйдя из такси, Андрей увидел, что Катя с вещами стоит у подъезда одна. Андрей удивился и даже сильно расстроился. Катя сказала, что папа еще болен, провожать не может, проводы – это лишний шум и дополнительное расстройство. Андрей предложил поездку отложить, пока папе не станет лучше. Но Катя сказала, что все согласовано с родителями. Мама и очень хороший врач постоянно находятся возле папы.
– Я с родителями попрощалась дома, а тебя познакомлю с ними как-нибудь в другой раз.
На вокзал приехали к самой отправке поезда. Заняли свои места на верхних полках, чтобы никому не мешать. Долго лежали молча, смотрели друг на друга, улыбаясь. Часто опускали головы, смотрели с полок в окно, махая руками, прощались с мелькающими за окном вагона знакомыми улицами и домами.
– Вот это и есть истинная свобода, – говорит Катя. – Лежишь, никаких забот, никаких хлопот, ни о чем не думаешь, ничего и никого не боишься, знаешь, что рядом человек, могучий и сильный, который никому не даст тебя в обиду. Правда, Андрей?
Андрей весело смотрел на Катю, кивал головой и поддакивал:
– Правда-правда, Катя. Я впервые в жизни чувствую себя беззаботным и счастливым. Я готов сейчас петь и танцевать, но жаль, что здесь негде. И этот душевный праздник сделала для меня ты, Катя».
– Я сейчас жалею только о том, – сказала Катя, – что мы едем только в Оренбург, и эта дорога скоро закончится. А мне хотелось бы, чтобы эта дорога нигде и никогда не заканчивалась, чтобы она была без конца и без края. Ехать всю жизнь, просто так – в никуда. Главное, чтобы был ты, и смотреть на тебя – как сейчас.
Потом Катя стала бормотать что-то нескладное. Андрей понял, что она засыпает. Он лег на спину, заложил руки за голову и стал размышлять.
Размышлять было, о чем. – «Во-первых, очень странное поведение начальства при увольнении. Обычно так просто никто не увольняется. Я рассчитывал на месяц-два, а то и больше. А тут дали добро на увольнение за час. Притом не потребовали никаких серьезных аргументов о необходимости увольнения. Фактически я бросил службу. И вся процедура увольнения свелась просто к товарищескому разговору. В душе даже обидно. Как будто не я сам уволился, а меня выгнали за серьезное нарушение служебной дисциплины или за преступление. Значит, вывод может быть только один: вопрос о моем увольнении был решен еще до подачи рапорта. Но кому и зачем это нужно? Да-да, припоминаю. Еще при первой встрече Катя сказала: «Сегодня подашь рапорт – завтра получишь документы». По поведению Кати не было заметно, что она как-то вхожа в это фактически секретное подразделение армии. Также никто из офицеров не выдал себя знакомым Кати – ни в штабе, ни на вечере во время проводов. На проводы Катя почему-то пришла одна. Сказала, что заболел папа. Но в болезнь папы я тогда не очень-то поверил. Заболел папа – пришла бы с мамой».
