Это была не полиция.

Одинцов продолжал шагать слева от дороги – по краю встречной полосы. Когда машина почти догнала его, он приготовился отпрыгнуть ещё дальше в сторону, но громадный тёмный пикап с открытым кузовом проехал мимо, круто развернулся метрах в тридцати впереди и встал наискосок посреди дороги.

Теперь фары лупили в лицо Одинцову. Он прикрыл ладонью глаза, но не остановился, а лишь замедлил шаг, как бы невзначай смещаясь вправо на асфальт. Затея была в том, чтобы по возможности уйти от слепящего прямого света и приблизиться к машине со стороны водителя.

Сквозь пальцы Одинцов видел, как четверо мужчин вышли из пикапа и направились ему навстречу. Шофёр был пятым; он тоже вышел, но остался курить возле машины. Фары светили в спины идущим мексиканцам; Одинцов встал в тень одного из них, чтобы яркий свет не так слепил, и сумел кое-что разглядеть.

У него не было ни возможности, ни желания проверять соображения Родригеса насчёт здешнего наркотрафика и переправки нелегалов через границу, но насчёт нелюбви к чужакам кубинец оказался прав. Полиция в таких случаях предпочитает не вмешиваться в разборки. А разбирались тут, похоже, очень быстро.

Парни шли шеренгой – трое впереди, один чуть сзади, – и все четверо были вооружены. Отстающий прижимал к животу помповый дробовик, правый нёс на плече полуметровый мачете, центральный и левый поигрывали пистолетами. Шофёр наверняка тоже приехал не с пустыми руками, но тупо ждал конца расправы.

«Многовато вас на одного заблудшего туриста», – подумал Одинцов. Оно и понятно: любая шпана – хоть в Мексике, хоть в России, хоть где, – наглеет, когда сбивается в стаю. Оружие добавляет стае подонков ощущения власти над миром.

Самый здоровенный мексиканец, который шёл посередине, дважды выстрелил из пистолета Одинцову под ноги. Пули чиркнули по асфальту чуть в стороне. Второй бандит тоже поднял пистолет и пальнул разок. Требование остановиться выглядело доходчиво.

– Эй-эй-эй, вы чего?! – Одинцов изобразил испуг, замер на месте и продолжал быстро говорить по-русски: – Привет, ребята! Как дела, как настроение? Нормально? У меня тоже порядок. Вы же на колёсах? Может, подбросите? А то пешком топать жуть как неохота…

Бандиты переглянулись – незнакомая речь их озадачила и сбила с боевого настроя. Видимо, шедший в середине здоровяк был старшим. Он махнул стволом пистолета в сторону Одинцова, крикнул что-то по-испански и добавил на английском:

– Сумка!

Парень с мачете припустил вперёд. Одинцов медленно снял рюкзак. Бандит рванул его из рук Одинцова, просунул широкое лезвие под крышку, разрезал стягивающие ремни, перевернул рюкзак и вытряхнул содержимое. По асфальту покатились бутылки с водой.

– Не надо было этого делать, – сказал Одинцов. Второй спутник здоровяка подошёл к нему и наотмашь ударил рукоятью пистолета по лицу…

…вернее, хотел ударить. Рауль Родригес мог не сомневаться: Одинцов хорошо помнил его школу. Он блокировал и резко выкрутил руку с пистолетом, одновременно ударив бандита коленом в печень, и в следующий миг перехватил оружие. Второй рукой он продолжал крепко держать бывшего владельца пистолета за сломанную кисть и рывком поставил его перед собой…

…как раз под выстрел из дробовика. Заряд дроби на близком расстоянии не успевает разлететься в стороны: дробины ещё держатся вместе, как тяжеленный свинцовый кулак. Этот кулак прошил мексиканца навылет и чувствительно толкнул Одинцова в живот. Если бы не бронежилет, ему бы тоже досталось…

…но сейчас он быстро и точно, как в тире, расстрелял из пистолета и главаря-здоровяка, и шофёра – тот напрасно мешкал у машины, особенно если был при оружии. Парень с дробовиком успел осознать, что убил своего же. Он завыл и передёрнул помпу для следующего выстрела…

…которого уже не сделал, потому что грохнулся на асфальт с пулей во лбу, как и остальные. Бандит с мачете прожил на полсекунды дольше. Стоило бы, конечно, заставить его собирать обратно в рюкзак разбросанные бутылки с водой и остальную поклажу, но сейчас Одинцову было не до педагогических упражнений. Вскоре за гангстерами наверняка приедут полицейские, а встречаться с ними хотелось ещё меньше, чем несколько минут назад…

…поэтому бутылки и вещи Одинцов собрал сам. Испорченную дробью и перепачканную в чужой крови рубашку Родригеса он тоже убрал в рюкзак. Ничего не должно было остаться на месте перестрелки: если даже по следу попробуют пустить собак, они не будут знать запаха Одинцова.

Трупы нападавших он погрузил в открытый кузов; вырулил так, чтобы машина встала вдоль оси дороги, включил первую передачу и отпустил сцепление. Пикап медленно покатился в сторону города, а Одинцов выпрыгнул из салона; надел рюкзак, стянутый обрезками ремней, и трусцой двинулся к горам и границе, оставляя дорогу за спиной.

«Здесь нет ни тротуаров, ни отбойников, – думал он, – и кругом заскорузлая пустынная земля». Даже когда машина съедет с асфальта, она остановится не сразу, а только уткнувшись в куст или ограду ранчо. Там её и найдут полицейские; оттуда и начнут искать того, кто расстрелял бандитов. А пока они будут возиться, надо уйти как можно дальше в горы. Дальше и выше, где не станут искать – или станут искать совсем не так энергично, как на равнине.

В кармане зажужжал смартфон. Одинцов перешёл с трусцы на шаг, сделал несколько глубоких вдохов и ответил на звонок Мунина. Историк по привычке забыл поздороваться, зато выпалил с места в карьер:

– Тут у нас вообще такое… Знаете, кто ещё прилетел? Ни за что не догадаетесь. Жюстина!

Для Вейнтрауба всё складывалось как нельзя лучше.

Он хотел позвонить Жюстине де Габриак сразу после того, как Штерн сообщил о звонке Бориса, и утвердился в своём решении после первого телефонного разговора с Евой. Троица зашевелилась! Ева, Одинцов и Мунин снова были в деле. А для работы с этой странной компанией невозможно найти посредника лучше, чем Жюстина.

Весной она ещё в статусе президента Интерпола вызвала Вейнтрауба на тайную встречу в Париж и предложила объединить усилия для поиска Ковчега Завета. Предложила – не скрывая, что с удовольствием упрятала бы старика за решётку: много лет он был неуловимым дельцом на чёрном рынке предметов искусства. И не рядовым дельцом, а легендой!

Конечно, Вейнтрауб ни минуты не сомневался, что Жюстина ведёт двойную игру и вовсе не заинтересована в том, чтобы Ковчег действительно попал к нему в руки. Но тогда они были нужны друг другу и успешно сотрудничали.

Вейнтрауб знал, как Еве и Одинцову с Муниным удалось найти Ковчег, но терялся в догадках: как им удалось договориться с Жюстиной? Как троица сумела подобраться к президенту Интерпола? Как склонила её на свою сторону?

Жюстина – глава международной полиции с безупречным послужным списком, железная леди в генеральских погонах. Жюстина – неутомимая охотница на преступников, которую пытались убить, потому что не могли купить… Почему настолько быстро и легко она переметнулась к тем, кого должна была арестовать?

Такое чудо могло произойти только рядом с Ковчегом Завета – и произошло. Жюстина де Габриак помогла троице передать Ковчег международному сообществу и вдобавок сумела отвести от своих новых друзей подозрение в тяжких преступлениях. Это стало следующим чудом: Одинцов, Мунин и Ева проходили всего лишь свидетелями по уголовным делам о гибели многих охотников за Ковчегом. Правда, спасительница за это поплатилась: её отстранили от должности и отправили в бессрочный отпуск. Официально – только на время расследования, но можно было не сомневаться, что карьера Жюстины закончена. И прошло как раз достаточно времени, чтобы отставной президент это хорошенько прочувствовала.

В своём кабинете старик пользовался архаичным телефонным аппаратом с тяжёлой трубкой на витом проводе. Штерн через коммутатор набрал номер Жюстины в Лионе.

– Пришла моя очередь предлагать вам встречу, мадам де Габриак, – после сухих взаимных приветствий сказал Вейнтрауб. – Надеюсь, вы найдёте в своём расписании немного свободного времени и не откажетесь навестить меня в Майами.