Ну какой такой храм царицы Хатшепсут в Египте мне явили? Это же чушь собачья. Стоит дворец из туфа в пустыне, ни крепостных стен, ни укреплений, только ленивый его не возьмет. А этот дом Минотавра на Крите? Это же просто Диснейленд какой-то. Я даже купил многотомник Соловьева, но освоил полтома, я в своих познаниях обходился не изысканиями и книжками, а кино, я вот «Храброе сердце» сто раз смотрел.

Пиотр меня смутил, какое золото, я точно помнил, когда началась калифорнийская золотая лихорадка, не совсем точно, но приблизительно, почти на сто лет позже, чем он там свои финты при польском дворе винтил. Значит, он все-таки сумасшедший, а я с ним один на один. И здесь нет ни одного гибэдэдэшного пункта. Может, круто нарушить, сплошную пересечь, но они же меня не кинутся догонять, они мне просто потом штраф выставят.

– Отцы-основатели, кажется, так вы зовете Томаса, Бенджамина и Джона, – продолжил он, даже не посмотрев на меня, – задумали перевернуть и встряхнуть Старый Свет, чтобы создать Новый мир. Его жаждали избранные.

– Масоны, – брякнул я глупость.

– Мы звали себя братьями. Меня посвятил в ложу Томас, а я посвятил Симона, – добавил после паузы, – Боливара.

Он точно сумасшедший сторонник теории международного заговора: евреи, масоны, Америка, революции и перевороты. А Эрнесто Че случайно не его личный друг?

– Так может поговорим в шинке, пабе, траттории, таверне, дорфкруге, корчме, кабаке, как это называется здесь, – он брезгливо посмотрел в окно.

– Кабак, кабак, – подхватил я радостно, только как его туда привести. Придорожный магазинчик оказался спасением – водка, кола, трижды гретая курица-гриль и лаваш, еще пачка салфеток, чтобы машину мне этот призрак не заляпал. Но призраки же не едят, значит, это психопат, который каким-то непостижимым образом знает мою новую большую семью до девятого колена. Придурковатый призрак сразу оторвал куриную ножку и ловко открыл водку, цыпленок ему не понравился, а водка пошла отлично. Я тоже отпил глоток, но и после этого он не исчез.

– А зачем ты влез в эту историю? – он не отводил взгляда от меня. Я молчал, потому как и сам не знал, зачем. Я оторвал кусок курицы и лаваша, размышляя, что же ему ответить.

– Ты не боишься посмотреть на звезды и заглянуть в глубины своей души, где пропасть может оказаться заманчивой и губительной? Знаешь ли ты, кого ты найдешь и возьмешь их судьбу как свою, никогда не сможешь избавиться от них до конца, а может и никогда вовсе, передашь эту требу своим потомкам, которым она окажется не по силам, и они проклянут тебя?

– Нет, – вспомнил я Роську, который обещал сделать мне табуретку, и список тех, кого я еще должен навестить. – Я вот еще в Белоруссию собираюсь, куда-то под Лиду, там вроде родовое гнездо, – зачем-то брякнул я это, хотя знал, что никак не смогу вырваться туда. А может, плюнуть на все и рвануть сейчас вместе. Он как-то сник, он не знал той усадьбы, ему ее даровал караль Станислав, это было унизительно и оскорбительно после всего, что он для него сделал, поэтому он так и не добрался до поместья, оно досталось наследникам брата.

– Хоть хорошие места? – спросил он.

– Не знаю, не был пока, но судя по всему – гиблые болота. Смотаюсь, расскажу, – я уже не сомневался, что этот бред не прекратится никогда, потому я смирился. Хотя он мне окончательно надоел, я был зол, я хотел бросить его на обочине, уехать домой, заползти под одеяло, выпить водки и послезавтра не пойти на работу, имею же я право на отдохновенный запой, хотя бы короткий, на пару дней.

Я вспомнил все, что знал о Петре Гроше, в ином написании – Гроссе, это был еще тот негодяй. И почему я должен провести с ним вечер? Чтобы потом оправдываться, где я был, почему я выпил, почему от меня воняет этой сраной курицей, от которой меня уже мутит? Завтра я должен мыть машину, то есть везти ее на мойку. Не слишком я добр к одному полоумному?

Я добрый, я мягкий, я лояльный, я толерантный, хотя это вряд ли, я упертый либерал, это не в том смысле, как говорится, просто я уважаю либеральные ценности. А сейчас они жестко попирались, этот придурок сидел в моей, в моей и только моей машине, жрал руками купленную мною тухлую курицу и вытирал свои грязные руки о мои на самом деле кожаные сидения. Я либерал, но не до такой степени, чтобы каждый бродяга, это слово мне нравилось больше, чем бомж, да и на бомжа он не был похож, пачкал мою машину. И я сказал ему резко:

– Понятно, был занят женитьбами, устройством дел, куда уж там до имения.

Я точно вспомнил все, что читал, мне даже не стоило доставать папку: «Женился на Текле Папроцкой, а потом отдал ее за долги кредитору».

– Затем, – начал я заводиться, – на деньги жены купил усадьбу с двором и садом у ворот Аушрос. Не так ли? Во клево. Мне так не повезло. Не за это какой-то хренов Линовский назвал тебя человеком, недостойным уважения? О, блин, как красиво. А? Или я вру? – я наклонился за папкой, чтобы доказать ему свою правоту, там у меня были справки и документы. И все, провалился, или меня ударили, или ударило, или я просто перепил.

Когда я очнулся, оказалось, я спокойно спал в машине, на бардачке лежала недоеденная курица и пустая бутылка из-под водки, а вот лаваша не было. Светало, в телефоне были неотвеченные звонки жены, в машине воняло табаком, а я не курю уже пятнадцать лет.

Надо завязывать, сказал я сам себе, я всегда так говорю после очередного запоя, и надо признаться, могу держаться полгода, однажды даже семь месяцев не пил, это был мой личный рекорд, но потом взяла тоска, я набрался на встрече выпускников и сорвался.

И сейчас сорвался, встретив этого придурка, я даже не знал, как его назвать. Мне было очень и очень плохо, хотелось добавить, но магазинчик еще не открылся. Пришлось глотнуть теплой колы и отправиться домой, зная, что меня там ждет. Я готов был выслушать пятиминутную истерику, тихо лечь в кровать и прикинуться, что сплю и ничего не слышу, жаль только, накатить было нечего.

Я принял решение дождаться открытия сельпо и уже подготовленным вернуться домой. Позвонил партнеру, сказал, что в понедельник не приду, приболел, надеюсь, дня за три оправиться. Он знал эти мои «простуды», даже не спрашивал о здоровье, только советовал побольше воды пить и активированным углем закусывать. Хорошо, что у меня выдался лишний выходной без шопинга. Я даже был благодарен вчерашнему придурку, он мне даже понравился, забавный мужик, что-то про Джефферсона говорил, только как-то не закончил, а я бы дослушал историю родственников в Америке.

Когда в прекрасном настроении я вернулся в машину с бутылкой джина, который мне радостно продали, несмотря на оставшийся час до официальной торговли алкоголем – бутылка покрылась патиной времени и придорожной пылью, ее давно никто не брал, – на переднем пассажирском месте вновь сидел Пиотр. Его камзол был помят, а кружевные рукава замызганны, впрочем, у меня тоже был несвежий вид. Он с интересом посмотрел на бутылку:

– О, кажется, это бифитер, я видел их Лондоне. Они все еще охраняют дворец?

– Да, черт возьми, – я сорвал пробку и протянул ему, он спокойно отпил.

– Лондонский джин, но я предпочитаю ячменное пиво. Более здоровый напиток. Я вчера вспылил, – он был миролюбив, – ты затронул больную тему, это моя тайна. А ты так бесцеремонно влез со своими обвинениями. Надо бы вызвать тебя на дуэль, но я не уверен, что это стоит делать. Я сторонник цивилизованных методов решения спора. Я сторонник воспитательных бесед и буду доволен принесенными извинениями, даже в приватной обстановке.

Домой сегодня я не доберусь, надо вызвать эвакуатор или заказать услугу трезвого шофера, и, может, Маришка права, надо мне добровольно закодироваться, хотя эта идея вызывала у меня вселенскую тоску. Оставалось лишь выпить в последний раз, как следует, жаль, что у меня кончились наличные, а карточку в этом придорожном магазине не принимали.