– Тусь, кто тебя ударить хотел?

– Главное – ты помнишь, что я тебя видом своим опозорила, но не помнишь, как твой спарринг-партнер хотел меня в стену припечатать? Мило, Вик. Очень. А главное, как полезно. Отличная отмазка на все случаи жизни. «Простите, я была пьяная и не помню, как кого-то грохнула», «Извините, но я упустила момент, когда грабила банк». Ты зачем вообще драться полезла? Думаешь, болван Корнеев стоит этого?

– Стерва приклеилась к нему.

– И поэтому ты возомнила себя великим парикмахером и решила девчонку без волос оставить? Мне стоит тебя бояться?

– Нет, конечно. Ты же не собираешься на моего Данечку покушаться.

С нервным смешком я размешиваю чай в стакане.

– В этом можешь не сомневаться. Бабники, самоуверенные засранцы и придурки, у которых вместо мозга – изюм, совершенно не в моем вкусе.

Как сказала-то. Надо будет где-нибудь записать.

– Я рада. И прости, но я повторюсь, ты меня вчера опозорила пижамой своей дурацкой. У нее не воротник, а взлетная полоса.

Да нормальная у меня пижама. Нормальная. Мне ее бабушка подарила на Новый год. Несколько лет назад. Ну и пусть, что в цветочек и в моде была лет пять назад. Мне удобно. А Вике она всегда не нравилась – ей пеньюары кружевные подавай. Чтобы все нужное подчеркивали, а ненужное скрывали, впрочем, последнее к Звягиной не относилось: ей маскировать было нечего. Даже странно, что Корнеев на нее внимания не обращает. Вика в его вкусе. Она даже волосы специально обрезала, потому что где-то услышала, что он длинноволосых не любит. Глупая. Я бы никогда такого ради парня не сделала.

– Вот можешь прямо сейчас садиться на эту взлетную полосу и лететь к Степашкиной. Она тебя ничем не опозорит.

– Людка – дура. С ней только и можно, что в клуб сходить. А ты у меня самая лучшая, заботливая.

Я лишилась дара речи. Это меня сейчас похвалили или мышью серой назвали? Вика поняла, что ляпнула, не подумав, моментально ко мне подскочила и протянула пачку вафель.

– После пар домой вернемся, и я полы помою. И ванную освобожу. Договорились?

– Нет.

Хотя, похоже, совесть у Звягиной все-таки проснулась. Ни разу я не слышала от нее слов «помою пол». Удивительно. Вероятно, алкоголь еще не весь выветрился.

Хоть меня и разбудили раньше обычного, но на пару мы все равно опоздали. Уже в дверях я вспомнила, что оставила телефон на тумбочке. Идти в обуви не хотелось, поэтому я попросила Вику его принести. Она как раз вину свою вроде бы чувствовать начала, а такое, вообще, редко случается, вернее – никогда, вот я и использовала это на полную катушку.

– Тусь, тебе тут мама звонила.

– Что за привычка копаться в чужих телефонах? Может, мне там любовь всей жизни пишет, а ты свой нос суешь?

– Ага. Фиговая у тебя любовь, раз песню Лепса скидывает. Наталья, а вы мне не рассказывали, что у вас кто-то появился. Он старик, да? Конечно. Какой нормальный парень может слушать такую фигню?

– Давай уже, – неожиданно для себя повышаю голос.

– Ты бы его хоть записала. Кстати, номер какой-то знакомый. Черт. Это уже белочка. Кофе мне и срочно. Трезветь надо.

Никогда я еще так не радовалась чужому похмелью.

Страшно подумать о последствиях, если бы Вика узнала номер отправителя. Ага. Страшно. Она как-то собиралась на девчонку с пятого курса зеленку вылить. Всего лишь за то, что она одевается круче и имела наглость, проходя мимо Корнеева, поздороваться. Что же она для меня придумает, если узнает, кто мне песни шлет? У нее мозг от переизбытка идей закипит. Жесть какая-то.

Ну, о чем я только думаю?

– Тусь, отвлеки меня, а?

Что?

Я всю дорогу до института слушаю причитания человека, у которого голова «трещит по швам». Не знаю, каково это, но по внешнему виду Виктории кажется, такие ощущения сложно назвать приятными.

– Если на руки встану, поможет?

– Вот что ты ерничаешь? Ты хоть представляешь, как мне плохо? И, как назло, ларька никакого поблизости нет, воды купить.

– Даже и представлять не хочется. Но ты терпи, в следующий раз думать будешь, прежде чем в себя градус заливать.

Вика лишь фыркнула и, как маленький обиженный ребенок, показала язык.

Господи.

Ну, взрослый человек.

Время поджимает, до пары остается двадцать минут, за которые нам еще нужно до института дойти, на третий этаж подняться, где у нас философия будет проходить, и тетрадки разложить. А Звягина еле ногами передвигает, как кобылка раненая. Мне бы ускориться, но ведь не бросишь больного, который полы обещал в квартире помыть. Теперь следить за ней придется, чтобы не свалила куда-нибудь. Вика может. Ей спуска дай, покажи слабину, и все. Она убежит, как молоко из кастрюли, оставив вместо себя бардак, который мне одной разгребать придется.

Конечно, дело не только в уборке. После утреннего смс от Корнеева как-то не хочется с ним столкнуться. Как показала практика, у меня рядом с ним язык чесаться начинает. Говорю все, что думаю, хотя должна молчать в тряпочку. Серьезно, вот зачем сорвалась на него? Человеку плевать на мое мнение.

Еще Вику дурочкой называю.

Сама не лучше.

– Туська, шевели копытами своими. Вон Даня едет.

Вот черт.

– Быстрее, я должна с ним поздороваться.

Лучше бы она так на лекции бегала или в магазин за луком, когда я ее прошу.

– Иди. Группа поддержки останется здесь и будет мысленно кричать: «Вперед, медведи».

Звук шин привлекает мое внимание, и я вижу, как Корнеев выходит из машины.

Эту тачку я знаю.

Сначала мне ее папа показал. Мы на логане в магазин поехали, а там на парковке это чудо инженерии красовалось. Папа, как кот, облизывался, любуясь на шикарную коробку с колесами. Говорил, что, как только на пенсию уйдет, ограбит инкассаторскую машину и купит себе эту тигрицу с буквой «L» на руле. И плевать, что небо в клеточку видеть потом будет. За такие слова он, конечно, от мамы подзатыльник получил, но я успела рассмотреть и запомнить предмет, из-за которого папа помолодел лет так на пятнадцать.

А потом Вика начала трещать про новую игрушку Корнеева.

Так что я даже рядом с такой машиной не стояла, но знала о ней все. Вплоть до расхода топлива и количества лошадок под капотом.

– Шведова, шустрее. Сейчас Суханов, как обычно, из-под земли выскочит и утащит моего малыша.

Она серьезно?

Малыш?

Фу, какое извращение.

– Лети, Карлсон, спасай своего малыша от Фрекен Бок и ее плюшек.

Я помахала Вике ручкой, а сама ускорила шаг, чтобы не опоздать. Только вот проблема: мажор Корнеев припарковался на тротуаре так, что незамеченной проскользнуть мимо никак не получится.

Черт.

А если он вздумает что-то ляпнуть при Звягиной?

Может, пересидеть где-нибудь?

Пропустить одно занятие – это же не преступление. Так Вика несколько раз в неделю говорит. Вот я и проверю ее слова. Должна же я знать, можно ли доверять человеку, с которым под одной крышей живу.

Так, стоп!

Буду я еще от Корнеева прятаться. Где это видано?

Плевать.

Носик кверху, грудь вперед, плечи расправлены. Я жираф, который никого под ногами не видит. Я мужественная слониха, которая не боится всяких там мышей.

Вперед, Туся. Только вперед.

– Ну, что? Может, прокатишь меня сегодня после пар? – с каждым шагом я все отчетливее слышу голос Звягиной, которая с присущим ей обаянием пытается подластиться к своему кумиру.

– Это вряд ли.

– Ну, Да-а-ня. Тебе сложно, что ли? Я никогда в жизни еще не сидела в таких машинах. Исполни мою мечту.

Говорит Вика, а стыдно мне. Прямо чувствую, как краснеют уши.

Не смотря по сторонам, я поравнялась с парочкой и попыталась их обойти.

– Пижамка в цветочек тоже покататься хочет? Подруга твоя?

Ну, е-мое.

Про пижаму-то зачем вспоминать?

Ума совсем нет?

Смотрю на Вику, чтобы увидеть ее реакцию, но та так поглощена объектом страсти, что, кажется, пропустила его слова мимо ушей.