Яри натянул до подмышек штаны для рыбалки: вдруг во время броска он оступится с платформы и бултыхнется на дно колодца в навозную жижу.

С пятью копьями под мышкой Яри устроился на платформе, которую бабушка медленно и с достоинством спустила на лебедке в темную глубину колодца. Потом она выключила мотор трактора и заглянула вниз. Оттуда прогудел вопрос Яри Мякеля:

– Бросаю?

– Давай!

Старушка отошла от колодца на десять метров и зафиксировала свой зоркий взгляд выше отверстия колодца, на стрехе ближайшего хлева. Кульминационную точку дуги, описываемой копьем, было легко отметить по отношению к линии, которая начиналась на уровне бабушкиных глаз и тянулась до стрехи. Результат затем можно было узнать с помощью прикрепленного к крышке колодца измерительного шеста: если к показанию добавить глубину колодца, результат получался точным и совершенно официальным. Толщину каблуков ботинок метателя следовало, конечно, оттуда вычесть.

Из глубины колодца послышался гулкий рев, и из отверстия взвилось копье и описало величественную дугу. Это казалось совершеннейшей мистикой, как будто из ада прилетела грозная бессловесная весть.

Меткий глаз бабули зафиксировал наивысшую точку дуги. Пастор установил измерительную палку на место, и после короткого подсчета выяснилось, что результат составил внушительные 14,40. Это был лучший результат Яри Мякеля за лето; ценность броску добавляло еще и то, что это был первый раз, когда спортсмен бросал из колодца. Раньше он тренировался только в силосной башне и амбаре.

Из колодца взметнулись в воздух еще четыре копья. Два из них пролетели ниже первого, третье упало обратно в колодец (оттуда донеслась сочная ругань). Последним броском Яри улучшил свой результат на 20 сантиметров. Упавшее обратно копье спортсмен не стал бросать снова: согласно его собственным правилам, промах не давал права на дополнительную попытку.

Поднявшись на поверхность земли, Яри Мякеля внимательно изучил результаты и записал их в тетрадь с черной обложкой. Он был явно доволен своими достижениями. Бабушка тоже светилась гордостью за внука.

– Этот Яри всегда бросал что ни попадя. В детстве он как-то запустил в озеро дедушкины часы. Они улетели так далеко, что больше не нашлись, хотя дедушка нырял за ними все лето. Ааретти стал лучшим пловцом Нумменпяя, попал на международный матч по водному поло.

Хозяин Юусо Рекитайвал тоже захотел испытать силы. Он сообщил, что в молодости занимался метанием диска и толканием ядра, но Яри объяснил, что диск в колодце не пометаешь, поскольку там слишком тесно, а толкать ядро слишком опасно.

– Если железное ядро жахнет по голове, то даже крепкий шлем расколется, – сказал он со знанием дела. В амбаре он пробовал метать в высоту и ядро.

Результат хозяина в серии из пяти бросков был довольно хорошим, но даже лучший из них оказался примерно на полтора метра ниже, чем у Яри.

Пастора Хуусконена тоже уговаривали попробовать себя в новом виде спорта. Он вроде бы заинтересовался, но положение накладывало определенные ограничения. Наконец пастор сдался, и теперь в колодец опускали именно его. Хуусконен был плотным мужчиной, поэтому поиск подходящей позиции для броска отнял какое-то время. Метание копья в высоту во многом отличалось от обычных технических видов легкой атлетики: копье полагалось брать правой рукой и держать параллельно правому бедру так, чтобы левой рукой поддерживать направленное вверх острие. Сам бросок делался хлестким движением снизу вверх, вполоборота, осторожно, чтобы не удариться локтями о стену колодца. Опираться о стену левым боком разрешалось. От правой руки копью передавалась поразительная, огромная сила. Пастору удались все броски. Его результат составил 12,70 – великолепное достижение для выступающего за команду стариков.

Черта это состязание увлекло настолько, что он то и дело заглядывал в колодец, подвергая себя опасности получить удар копьем в грудь. В итоге медвежонка закрыли в кабине трактора, откуда он с видом знатока следил за упражнениями в бросках копья в высоту.

Время пролетело незаметно. Наступил вечер, начало темнеть. Бабушка Мякеля пожаловалась, что ей стало труднее отслеживать высоту бросков: с возрастом ночное зрение слабеет. Пастор Хуусконен придумал прикрепить сигнальной лентой к острию копья карманный фонарик, чтобы, когда копья из колодца будут взмывать, результат снова можно было фиксировать. Сама по себе отличная, задумка все же, как оказалось, требовала слишком больших расходов, потому что стекло и лампочка фонарика разбивались, налетая на крышку колодца или дворовые камни. Проблему решили, заменив фонарик бенгальскими огнями, которые метатель зажигал на дне колодца перед броском. Так дом Рекитайвала за один вечер остался без рождественских украшений, зато было здорово смотреть, как в темноте летнего вечера из колодца с шипением поднимались копья, это напоминало запуск фейерверков.

На третьей неделе июня Сантери Рехкойла, фермера, вечно огорчавшего Господа, нашли повесившимся. Он притащился в пустой коровник, привязал веревку к металлической каминной задвижке на кормокухне и провисел там несколько дней, пока его не хватились и не обнаружили, уже мертвого, в петле. К счастью, когда самоубийцу высвободили из последнего узла, его жена Сайми Рехкойла находилась в отлучке. Хозяйка Сайми Рехкойла была верующей и ранимой женщиной, а покойник при жизни был грубым и равнодушным мерзавцем. Сантери умер, едва ему исполнилось 78 лет. Жена была на год его младше. Их дети уже давно жили самостоятельно, и теперь в большом мрачном фермерском доме осталась единственная живая душа – миниатюрная и бледная вдова, для которой весь мир рухнул из-за неестественной смерти мужа.

Как только о смерти стало известно, пастор Оскари Хуусконен поспешил утешить скорбящую вдову и договориться об отпевании и похоронах. Хозяйка Рехкойла встретила его совершенно убитой и заплаканной. Она боялась, что Сантери нельзя хоронить в церковной земле, потому что тот, не сумев дождаться неминуемого конца, сам полез в петлю.

В настоящее время покойников больше не сортируют по типу смерти, объяснил ей Оскари Хуусконен, теперь самоубийцы настолько часто встречаются, что уже не кажутся чем-то странным. Но когда самоубийство происходит рядом с тобой, его, конечно, тяжело перенести.

Пастор посоветовал хозяйке зайти в больницу и поговорить с доктором Сорьоненом. Для облегчения невероятно острой тоски ей могли бы назначить успокоительные средства и лекарства, и, вероятно, имело бы смысл принимать снотворное. Еще, конечно, твердая вера в Бога во время испытаний тоже дает силы справляться с печалью.

На время, пока печаль горчила сильнее всего, пастор нанял для Сайми сиделку, которая помогала с организацией похорон и оказывала скорбящей личную поддержку. Сантери похоронили в конце июля, но шли дни, а вдова была все так же безутешна. Пастор часто ее навещал и вел с ней доверительные душеспасительные беседы.

– Жизнь теперь ужасно пуста, – жаловалась вдова. – Хоть Сантери и был буйным и иногда даже подлым, а все равно все рухнуло, когда он вот так меня покинул. У меня ничего, совсем ничего не осталось. Этот большой дом запущен и уныл, здесь больше не услышишь человеческого голоса, никто меня не позовет, нигде нет жизни. Я чувствую, как будто это я виновата в смерти Сантери. Видно, я не понимала его проблем.

– Человек одинок и растерян перед лицом смерти, – сочувственно произнес пастор Хуусконен. Сам же подумал, что столь великой скорби дед не заслуживает. Пастор хорошо знал Сантери Рехкойла. Это был взбалмошный человек, вечный скандалист, лентяй и агрессивный забулдыга, на пьяную голову часто избивавший жену до синяков. В свое время он варил самогон из зерна, много раз попадал под суд, стряпал внебрачных детей по всему приходу, неоднократно оказывался в тюрьме за вождение в нетрезвом виде и мошенничество. Сколько несчастья принес этот человек, Господи помилуй! Но вдова все ему простила и тонким, обессиленно-разбитым голосом изливала свою боль: