Заметив мой порыв вставить свои «пять копеек», Остин прикрывает мой рот рукой.
– Я хорошо знаком с тактикой Глена в драке, так же, как и был в курсе о его неповоротливости и других слабых местах. Я изначально знал, что мои шансы выиграть велики, иначе бы я не вышел на ринг, – договорив, он наконец освобождает мне рот.
– Ты только напрочь забыл про свои слабые места!
– Я никогда ничего не забываю, Никс, хватит выносить мне мозг. Тебе так тяжело остыть и порадоваться, что всё кончилось благоприятно?
– Я радуюсь, Остин, ещё как радуюсь! Просто знай, если бы ты сегодня там… я бы… я бы умерла с тобой на том же месте, идиот! Как же ты не понимаешь, что ты для меня… ты… ты – моя семья. Если с тобой что-нибудь случится, я не вынесу. Только не ты! Мне вообще больше незачем будет жить, – на грани срыва я с трудом договариваю предложение.
Сердитость Остина мгновенно сменяется грустью и сожалением. Не успеваю и глазом моргнуть, как вновь оказываюсь сжата в его тёплых объятиях.
– Никогда не говори так, Никс, – шепчет он, прижимаясь губами к моему лбу, а рукой начинает поглаживать мне спину.
Он хочет успокоить меня, но своими нежными движениями добивается в точности обратного эффекта. Мой пульс учащается до предела, дыхание перехватывает, а страстная нега любви и желания разливается по венам.
– У тебя вся жизнь ещё впереди, как и у меня. Так что всё! Закрыли эту тему, успокойся. Я постараюсь больше так тебя не пугать.
– Постараешься или обещаешь не пугать? – бормочу я, уткнувшись носом в его куртку. Она так дивно пахнет, что голова начинает кружиться от кайфа.
– Обещаю.
Даже не видя лица Остина, чувствую его обаятельную улыбку и наслаждаюсь редким моментом нашей близости, которой мне так сильно не хватает.
Мы больше не дети. У каждого – свои проблемы и заботы. Времени на встречи, как раньше, нет.
У меня всё до боли однообразно: пятидневные репетиции для шоу-программы в «Атриуме», ночи голых танцев вокруг похотливых мужиков и дом, в котором меня ждёт грязь, неоплаченные счета и пьяное семейство. И так по кругу. Единственной отдушиной среди бесконечных, угнетающих попыток свести концы с концами являются уроки танцев в детдоме, которые я всё ещё продолжаю проводить.
Тем временем у Остина: забота о бабушке, любимая девушка, разработка IT-проекта, окончание университета и усердные поиски новой хорошо оплачиваемой работы, которая позволит ему, наконец, встать на ноги и следовать дальше к поставленным целям.
Ещё в детстве Остин мог часами говорить на непонятном мне языке про компьютерные системы, различные программные фишки, цифровые обмены данных алгоритмов и о многом другом, что связано с информационными технологиями. С непоколебимой уверенностью в голосе он не переставал рассказывать, как изобретёт программное обеспечение нового поколения, откроет своё дело, превратив в крупную корпорацию, начнёт ворочать миллионами и чуть ли не станет правителем мира.
Я слушала и, смеясь, поражалась размахам его детских мечтаний, даже не догадываясь, что он правда верит в их будущее воплощение в реальность.
Да, его мечты всегда были глобальными! И, успев за долгие годы дружбы узнать Остина, как свои пять пальцев, я стопроцентно уверена – рано или поздно он достигнет желаемого, если, конечно, не станет вновь изображать из себя героя и бессмысленно рисковать так, как сделал это сегодня.
– Он был таким здоровым и яростным. Я думала, он тебе все кости переломает, – прочистив горло, тихо произношу я.
Немного отстранившись, Остин со свойственным ему задором смотрит на меня.
– А ты, как я понимаю, всё ещё считаешь меня хилым дрыщём?
– Я не это имела в виду.
Смотрю на него снизу вверх, в который раз отмечая, что от некогда тощего, долговязого мальчишки не осталось и следа.
При моём среднем росте я еле достаю макушкой до его подбородка, а из-за крупного, натренированного тела, добиться которого вечно худощавому Остину стоило неимоверных трудов, я ощущаю себя совсем крошечной девчонкой. Хотя, несомненно, для него я такой и являюсь.
– Никакой ты не дрыщ, просто он напоминал свирепого великана, способного без труда раздавить любого на своём пути.
Ещё одна короткая улыбка касается любимых губ.
Чёрт… обычная улыбка способна довести меня до исступления.
– Не спорю – Глен выглядит устрашающе, но ярость его напускная, лишь для морального запугивания и подавления противника. На самом деле он душка, каких ещё поискать: много лет работает в пекарне, женат, имеет двоих милых детишек, в которых души не чает, а всё своё свободное время посвящает спасению бездомных животных и написанию картин. Кстати, очень даже неплохих. Я в живописи мало что смыслю, но его последний морской пейзаж тронул даже меня. Как увидел – и сразу такое блаженное умиротворение по телу разлилось. Безумное сочетание цветов. Не передать. Глен талант, каких ещё поискать.
Мне кажется, мои глаза готовы выпасть из орбит.
– Ты сейчас серьёзно? – совершенно сбитая с толку, интересуюсь я, прекрасно помня татуированного качка размером со шкаф, со сморщенным, озлобленным лицом, что готов был содрать кожу с каждого, кто перейдёт ему дорогу.
Остин несколько долгих секунд молчит, покусывая губы, а когда смех всё-таки вырывается наружу, произносит:
– Боже, видела бы ты своё лицо! – звонко смеётся. – Я ни черта не знаю о жизни этого бугая! Просто решил снять напряжение, вот и наплёл первое, что в голову пришло.
Пока он продолжает заливаться, я невозмутимо стою, до последнего пытаясь удержать серьёзное выражение лица, но щёки сами начинают дрожать, а губы предательски расплываются в улыбке.
– Дурак ты, Остин! Какой же ты всё-таки дурак, – заразившись от него приступом смеха, я бью кулаком по его плечу.
– А недавно говорила, что я – гений!
– Беру свои слова обратно! Дурак, а ещё врун! Его хоть Глен зовут или ты с самого начала мне зубы заговариваешь всяким бредом?
– Нет, бредом была лишь его история жизни, остальное – чистая правда, – заверяет он, получая в плечо ещё один удар. – Да ладно тебе, Никс, я хотел просто немного отвлечь тебя. Ты сильно перенервничала сегодня. – Ловко перехватив мои замёрзшие руки, он сжимает их между своих ладоней.
– И кто же в этом виноват?
– Прости, но с каких пор тебе одной дозволено трепать мне нервы? – спрашивает он с поддельным возмущением, а я не нахожусь с ответом. Лишь стараюсь не подавать виду, что неумолимо таю от его трепетных прикосновений рук.
Между нами повисает непродолжительное молчание, во время которого я успеваю расслышать непрерывные завывания ветра, отголоски музыки из бара и его мерное дыхание наперебой с ускоренным ритмом моего сердца.
Вспоминаю, как, стоило закончиться поединку, я со всех сил рвалась сквозь ревущую толпу к нему: изрядно побитому, вспотевшему, покрытому следами крови вместе с кусками земли и пыли, зверски усталому, но такому любимому, до боли родному и невозможно красивому.
Мне было крайне необходимо лично убедиться, что он жив и ему ничего не угрожает. Я бежала, одержимая желанием сжать в объятиях, дать ему почувствовать тепло, ласку и переполняющую меня любовь. Бежала, как наивная дура, напрочь забыв о том, что моим желаниям никогда не суждено сбыться.
Добравшись до центра двора, вместо того, чтобы накинуться на него и больше никогда не отпускать, я просто застыла на месте и наблюдала, как чужие тонкие руки уже обнимают его, крепко прижимают к стройному телу, не боясь испачкаться в грязи и крови, а губы хаотично покрывают короткими поцелуями лицо, не пропуская ни одного синяка или раны.
Но моё вконец истерзанное сердце на сей раз разбивалось вовсе не от плачущей от счастья Лары, которая не могла оторваться от него ни на секунду, а от ясной картины его искренних чувств к ней.
До появления Лары Дорбей в жизни Остина было много разных девушек: привлекательных и, на мой скромный взгляд, не очень, блондинок, брюнеток, рыжих, высоких, низких, болтливых непосед и скромных тихонь… Этот список можно продолжать ещё долго, но каждая из них для Остина была коротким эпизодом жизни, не оставляющим за собой ничего, кроме приятных воспоминаний.
