С сильными преступниками он вел себя хитрее и представлялся мелким торгашом, что задолжал банку ссуду за аренду рыбацкой шхуны. После знакомства и понимания того, с кем он имеет дело, Клаах-Тар принимал решение. Разойтись с миром или принять в ряды единомышленников-каннибалов?

Как это ни странно, но очень многие присоединились к Клаах-Тару. В Низинном Поясе, у границ с государствами, образовались охотничьи угодья клаахатов. Неудачливые преступники и те, кто пытались обойти Строгасский Разлом через топи – стали пропадать без вести. Когда правители поняли, что они натворили, то перестали высылать нарушителей за границу.

Но ничего не изменилось. Многочисленные клаахаты стали охотиться друг на друга, а перенаселенный Срединный Пояс заполнился бандитами, которых приходилось содержать в тюрьмах за счет королевской казны. Более того, каннибалам каким-то образом нередко удавались вылазки в Срединный Пояс.

Дело усложнялось тем, что в топях стали рождаться люди. И это новое поколение клаахатов отличалось тем, что они не имели «метки» – татуировки на все лицо в виде креста. Вечное Клеймо, которое ставили всем преступникам, отправляемым в Топи, могли снять только обученные маги. Это то и сдерживало возможных беглецов – за границей болот их ждала бы неминуемая гибель без суда от меча первого патруля.

После нескольких реформ пытались ввести смертную казнь, но доля тех, чей приговор оказывался смертельным, была незначительна, а рубить головы за ворованные яблоки было чревато последствиями. Темница все равно была переполнена мелкими преступниками и рыночными воришками.

Казалось бы, что из-за этого всё вот-вот обрушится, но наш Известный Мир Айвал вдруг стал «цивилизованным». Благодаря серийному убийце, красть финики никто больше не хотел. Уж лучше помереть с голоду в экскрементах канализации Нырата, чем на клаахатской кухне, где месяцами от тебя будут отрезать кусочек за кусочком. Говорят, что их кулинарное мастерство впечатляет. Из мигающей пустыми глазами головы с открытым ртом торчит позвоночник. Хребет этот представляет собой подобие виноградного стебля. Плоды – это пульсирующие свисающие органы, которые можно срывать до определенного момента. Когда это тело умрет? Мертво ли оно уже? Если мертво, то, когда эта смерть наступила? Что для него является смертью?

Правда это или нет – мало кто знает. Я считаю, что ни одно существо не в состоянии пережить такое. Но зерно истины в этой истории есть – клаахаты поедают людей, и так как в топях еды крайне мало, то она не должна портиться. Поэтому дикари сильно преуспели в том, чтобы жертва не помирала достаточно долго. Как это ни печально, но именно эти обстоятельства стали инструментом манипуляции сознанием цивилизованного общества – преступности в перенаселённых государствах практически нет. Люди больше не преступники не потому, что осуждают аморальные поступки.

Они не преступники, потому что боятся.

***

– К-какого?.. – Тарек вылупил глаза на окровавленное тело гнума. Он совершенно не обратил внимание на кинжал в своей кровоточащей ноге. – Харн, дружище? Ты…

Я, молниеносным движением страдающих от боли ног, бросился на проснувшегося врага. Если он успеет сориентироваться – мне конец. Я слишком слаб для того, чтобы бороться с огромными клаахатами.

Насколько я помню – он сильный, но медлительный…

Я попытался ударить его ногой в челюсть. Он не смотрел на меня, но успел подставить обе руки для защиты. Похоже, что чувством дезориентации при столь болезненном пробуждении из наркотического сна Тарек не страдал. Он оказался быстрее, чем я думал, а я оказался безмозглым идиотом. Может быть в лесу он лишь изображал неуклюжесть?!

«Дурак! Истукан! Кретин!» – полоскал я себя в отчаянии. «Рыцарь мести чертов! Гнумья муть! Разбирайся теперь с клаахатом!» – выругался я про себя фразами убитого гнума.

Я отскочил в сторону, а окровавленный чужой кровью человек, как ни в чем не бывало поднялся. Бездыханное тело гнума свалилось навзничь. Перед смертью он закатил глаза, поэтому виднелись только желтоватые белки.

– Знал же, что убить тебя надо было… – человек не смотрел в мою сторону. Его глаза были направленны на гнума, и в них мелькнуло подобие тоски. – И почему он тебя так испугался? Может расскажешь, гаденыш? – Тарек резко развернул голову в мою сторону. Глаза его горели злобой.

На кинжал в своей ноге он совершенно не обращал внимания. Кровь медленно стекала по его штанам. Я не ответил человеку, а попытался думать. Голова хотела найти решение проблемы, в которую я, по глупости своей, попал. Убежать, а потом попытаться избавиться? Потеряю очень много времени, а человек уже будет наготове. Притом, он никак не должен уйти отсюда живым. Слишком много я наследил. Из метательного оружия у меня есть только утяжеленное воронье перо, а убить этой игрушкой крепкого и настороженного человека очень сложно.

Была не была. К моему счастью, на клаахате не было никакой защиты, кроме обшитых наплечников. Преодолевая боль во всем теле, я ринулся вперед. Человек попытался ударить, но промахнулся. Попытался еще раз. Опять промах. Все мое страдающее тело было напряжено как струна, глаза следили за каждым движением врага. Шаг в сторону, вперед, шаг назад, перекат. Я попытался выдернуть свой кинжал из ляжки Тарека. Не получилось – он догадался, что мне нужно и ударил здоровой ногой. Я прижался к холодной земле и услышал свист над головой. Тарек попытался схватиться за свой огромный меч, но я, не вставая с холодной земли, кинул в него лежащий рядом камень. Тот удачно попал в локтевой нерв правой руки.

– Р-р-рыы… – зарычал человек и разжал рукоятку меча. – Убью!!!

Он прыгнул. Если бы я не успел перекатиться в сторону, то огромным весом меня вдавили бы в землю ноги громилы. Ногтями я вонзился во влажную траву – между пальцами отчаянно зашевелились дождевые черви. Чёрная грязь полетела в лицо человека и попала в глаза. Он зажмурился и стал плеваться.

Шанс!

Я вернул свой кинжал обратно. Кровь сильнее пошла из его раны. Но, к моему сожалению, недостаточно сильнее. Гнум точно знал, как разбудить своего друга, не слишком при этом навредив ему. «Слишком уж он оказался умным», – мелькнуло подозрение в голове.

– Ы-ы-ы, – человек упал на одно колено прямо передо мной.

– Умри, – холодно прошипел я.

Взмах!

Я целился в горло. На этот раз никакой мести – только забвение.

Как быстро!

Он успел подставить руку. Кинжал насквозь пробил податливую плоть ладони… человека? Пальцы его становились слишком длинными, а суставы между фалангами слишком округлыми. Ногти отваливались с тощих конечностей, а на их месте разрастались… тупые и длинные когти. Ненормально исхудавший кулак клаахата намертво сжал застрявшее в ладони лезвие кинжала. Кровь существа брызнула мне под капюшон, и я отшатнулся. Лицо пылало огнем и болью. Быстрыми движениями я попытался стряхнуть с лица ядовитую субстанцию и спасти хотя бы один глаз. И поплатился за это…

Удар!

Ребра хрустнули и сломались в нескольких местах. К горлу подступили рвота с кровью и вырвались наружу. «И зачем я перед этим съел Шенины бутерброды?», – мелькнула ироническая мысль.

Такое ощущение, что я летел бесконечно долго, а не секундное мгновение. Никогда меня так не били.

Или били?

В глазах мелькнул образ из прошлого:

«Маленькая клетка, в которой сидит очень худой ребенок. Волосы черные, а уши длинные. Он сжался калачиком в углу и плакал. Ему было очень больно. За решеткой на него смотрел высокий мужчина и улыбался».

Болезненный удар о ствол дерева проявил настоящее. Плечо неестественно вывернулось в сторону. Правый глаз ничего не видел. И, судя по боли, не увидит больше никогда. Так страдает только умирающая навсегда плоть.

Если уж и говорить о боли, то сейчас я сам был БОЛЬЮ. Десяток сломанных костей в, и без того уже, обессиленном теле. Щеки и руки горели ядовитым огнем. Ослепшее око умирало в предсмертных мучениях.

Я не стал открывать единственный оставшийся глаз. Я держал его закрытым и не смотрел на существо, что называло себя Тареком.