А, может, он его не замечает?

Эта мысль неожиданно пришла мне в голову и заставила сердце биться чаще.

Может этот человек быть моим шансом на возвращение?..

— Твоё дыханье сбилось, красна-девица, — отмечает дракон, — да, понимаю — моё тело и моя внешность не могут оставить равнодушным никого. Потерпи немного, и ты познаешь всё моё величие!

Тяжко вздыхаю, потирая лоб. Вот, прям, жду-не-дождусь!

Блин… как бы мне так аккуратно спросить его о том монахе?..

— Тебя беспокоит что-то? — укладывая меня на ложе, спрашивает дракон.

— Да, есть один момент, — протягиваю, формулируя про себя этот важный вопрос, — ты… ТЫ КУДА ПОЛЕЗ?!?!

— Зачем так кричишь? — потирая ухо, жалуется дракон, но при этом с мехов никуда не уходит; напротив — поудобней располагается, — Это моя постель. Я ж не предъявляю претензий за то, что ты всё ещё здесь!

Нет, ну, это резонно, конечно, но…

— Хорошо, но ты ведь можешь лечь подальше от меня! — помечаю расстояние между нами, — Места здесь на всех островитян хватит, так что нечего жаться ко мне!

— Я всё думаю: когда же твоя игра закончится? — протягивает дракон, подперев подбородок ладонью и наблюдая за мной, как за диковинным зверьком, — Ты так убедительна в своём образе, что у меня ощущение, будто я присутствую на выступлении бродячих артистов!

— О, у меня схожие ощущения! — заверяю его.

— Но как ты можешь быть сведущей в этом искусстве? Твоё поколение выросло на острове, — замечает дракон, задумчиво глядя на меня.

— Я незаконнорожденная дочь, которую всю жизнь прятали в чулане, — вру и не краснею, — я почти не видела свету белого и росла на книжках о жизни за пределами острова.

— О, ты читать умеешь? — удивляется дракон.

А у меня дергается глаз.

Интересно, чего ещё я не должна уметь в этом странном мире?

— Давно хотела спросить: крылья тебе спать не мешают? — криво перевожу тему, приподнимаясь на локтях и заглядывая ему за спину, — Кстати, куда они делись?..

— Втянулись обратно, — пожимает плечом дракон.

— У тебя там… какой-то подкожный мешочек для хранения пары десятков костей есть? — рассматриваю гладкую спину и откровенно недоумеваю.

— Они появляются лишь тогда, когда я испытываю негативные эмоции, — делится дракон, очень странно глядя на меня и мою исследовательскую работу.

— В смысле… материализуются из воздуха? — спрашиваю озадаченно, вспоминая явление теней за его плечами, предшествовавших появлению крыльев, — А полностью в дракона ты оборачиваться умеешь?.. Или только крылышки отращиваешь?

— Умею, — отводя взгляд в сторону, отвечает дракон, — Раз в год оборачиваюсь.

— А я смогу это увидеть? — мои глаза загораются, — Ну, правда! Перед смертью я просто обязана увидеть это превращение!!!

— Увидишь, — негромко отвечает дракон, почему-то нахмурившись.

О, а когда он не говорит глупости высокопарным голосом, он — вполне ничего!

— Здорово! — искренне улыбаюсь, а сама любопытствую — какой окажется картина? Способен ли этот процесс поразить меня? Или я уже такой крепкий орешек, что меня ничто не проймёт? Сижу же я сейчас на мехах рядом с драконом — и не удивляюсь! — А можешь ещё раз крылышки отрастить? Я в тот раз не успела рассмотреть!

— Ты погладь по спинке — они и появятся, — дракон молниеносно переворачивается на живот, предоставляя спину для моих манипуляций.

— Они ж, только когда ты злишься, появляются! — недоуменно замечаю.

Дракон рядом со мной, не спеша, разворачивается обратно на спину, закладывает руку под голову и смотрит на меня пронзительным взглядом.

— Внимательная, — протягивает он, а взгляд его в буквальном смысле мне под кожу пробирается.

— Чего это ты? — отодвигаюсь от него, удивленно хмуря брови.

— Спи, красна девица. Если не хочешь прямо сейчас познать всё блаженство земное, — советует дракон совершенно серьёзно, и я почему-то внимаю его словам.

Спать — так, спать. Кто ж спорит-то? Мы ещё пожить хотим. Хотя бы денька два. Пока ножки мои заживают.

А там и о побеге можно будет думать…

Просыпаюсь от невыносимой жары. Вот, в самом прямом смысле слова!

Боже… только не это… это ведь не то, о чём я сейчас подумала?.. Почему я должна проходить через этот штамп?! Заявляю официально: я отказываюсь!

Выползаю червём из-под драконьих ног-рук, и водичкой стекаю с ложа на пол; мягко ступая, бесшумно пробираюсь вперёд. При этом всеми доступными способами уговариваю живот меня не выдавать: глажу его, пытаясь успокоить, воображаю поедание хорошо прожаренного цыплёнка, глотая слюни, делаю дыхательную гимнастику…

Есть хочу до смерти.

Но не голод поднял меня с постели и не жар от драконьего тела…

Всё, о чём я могла и могу думать — это о монахе на вершине каменной пирамиды рядом с выходом из пещеры. Мне необходимо убедиться, что он — не мой мираж, и что он вполне осязаем. А посему — тихонько иду вперёд, стараясь не издавать ни звука.

Мне нужно это время без драконьего присутствия в моей жизни…

Когда выбираюсь наружу, с удивлением обнаруживаю, что уже утро. Я не ела двадцать четыре часа! Нет! Больше!!! Я не ела двадцать четыре часа плюс ночь в конюшне! Попить удалось вчера: в «отсеке для умывания и всяких прочих нужд» с потолка течёт чистая питьевая вода. Она, правда, холодная, зараза, но для бодрящего утреннего душа — самое то. Я вчера изрядно её наглоталась… Интересно, это из-за неё в моём горле сейчас так першит?..

Встряхиваю головой, отгоняя лишние мысли. Надо сосредоточиться на деле. Монах и впрямь сидит на горке из камней в позе лотоса — словно он и не слезал оттуда. Подкрадываюсь к нему и начинаю заползать на валуны. Когда до монашьего одеяния остаётся рукой подать, мой живот решает сообщить всему миру, насколько он голоден.

Голова монаха поворачивается в мою сторону, веки поднимаются, и на меня смотрят самые невероятные в мире глаза. Если есть в природе цвет «кристально-серый», то этот цвет по праву принадлежит глазам этого монаха…

— Простите, — схватившись за живот, выдавливаю из себя.

— Ты голодная, — сообщает мне это изваяние с высоты своей позиции.

— Да я в курсе, — сообщаю ему в ответ, — за этот звук простите. Я совсем не хотела, чтобы вы его услышали…

— Ты бы в любом случае прервала меня, — отвечает монах, затем как-то ловко поднимается и в два движения спрыгивает со своего постамента.

Экий он… лихач! Медленно спускаюсь, аккуратно выбирая путь. Когда, наконец, касаюсь ногами земли, облегченно выдыхаю. Поднимаю взгляд на монаха: тот стоит ровно и смотрит на меня своими странными глазами без какого-либо выражения; на его одежде — ни одной лишней складочки и ни одной пылинки, а, учитывая фасон наряда, это практически чудо. Ведь он сидел в позе лотоса на камнях на протяжении нескольких часов!

К слову, об одежде — уж очень она напоминает мне одеяние буддийских монахов…

— Вы — буддист? — спрашиваю у молодого человека.

— Я не знаю, что такое буддист, — отвечает тот.

Это было ожидаемо. Но…

— Вы читали мантры, — замечаю.

— Я шептал свои просьбы небу, — спокойно поправляет меня монах.

— Всю ночь напролёт? — поднимаю бровь. Сама не понимаю, в чём хочу уличить его.

— У меня много просьб к небу, — отвечает монах.

— А… м… на небе их кто-то должен услышать? — закидываю пробный камень.

— Кто-то должен, — соглашается монах невозмутимо.

— По-вашему, там кто-то обитает? — бросаю уже целый булыжник «намекающий».

Надо же понять, какое у местных вероисповедание!

— Если здесь, внизу, есть жизнь, то и там, наверху, она тоже должна быть, — взглянув на небо, отвечает монах; а затем добавляет также спокойно, — но вообще нашим миром правят Повелитель Света и Повелитель Тьмы. Так что кто-то из них точно должен услышать мои просьбы.

— Только из-за того, что вы произносили их на протяжении многих часов, сидя на камнях в неудобной позе? — уточняю, любопытства ради.