— Отпусти! — Я извивалась, но он намного, намного крупнее, и я была бессильна без моих… хм, сил.

— Не отпущу, пока ты не подчинишься.

— Никогда! — закричала я.

— Значит, и я никогда не отпущу тебя, — прорычал он.

Упрямец!

Я зарычала.

Он зарычал.

Я мяукнула.

Он…

Разразился смехом.

Заразительный смех. Я никогда не слышала такого красивого глубокого мужского смеха. Его безудержная радость проникала в меня и гудела в голове, навевая видения единорогов и радуг… естественного вида. Не те, что делала Минки — разноцветными, но со странным запахом. Короче, его смех был чистым… очарованием. Нармер скатился с меня на спину, смеясь с такой силой, что едва мог дышать. Я села и смотрела на него, не в силах сдержать улыбку. Он всё не останавливался, словно не смеялся десятилетиями, и плотина, наконец, прорвалась.

— Знай я, что расслабить тебя можно мяуканьем, сделала бы это ещё неделю назад, — выдала я. — Даже к юбке хвост бы приколола.

Из уголков его тёмных глаз потекли крошечные слезинки. Слава богу, он не нанёс церемониальные стрелки, иначе сейчас были бы у него под глазами разводы.

Нармер смахнул слёзы, сел и лучезарно посмотрел на меня.

— Ты очень своеобразная богиня.

— А ты сумасшедший фараон. И раз уж мы заговорили об этом, почему ты смеялся?

Он почесал свой гладко выбритый подбородок.

— Полагаю, что все дело в абсурдности ситуации. Я всю жизнь провёл на троне, правя народом и веря, что божественная кровь, текущая в моих жилах поведёт меня.

Стоит ли сказать, что в нём нет божественной крови? Многие культуры верили, что их правители потомки богов и поэтому правили, но истина в том, что они обычные люди, которые родились в нужное время в нужной семье.

Не-е-е-е, пусть живёт в своей фантазии.

— Однако, — продолжал он, — ничто не могло подготовить меня к этому… к тебе. — Он протянул руку и провёл пальцем по линии моего подбородка — Такое дикое создание.

Я не могла помешать ему. Как Нармер был лишён смеха, так и я была лишена любви, и сделала бы всё, что угодно, лишь бы снова почувствовать это ощущение целостности. Когда он поцеловал меня, тёмная пустота глубоко в груди наполнилась чем-то чудесным и радостным. Он был светом в этой тёмной, сырой и мрачной пещере, которую я называла своим сердцем. Я хотела большего.

— Поцелуй меня ещё раз, — приказала я.

Его улыбка растаяла и сменилась выражением грубого, плотского голода. Нармер посмотрел мне в глаза, наклонился и слегка прижался губами к моим губам. Затем скользнул языком внутрь и нежно погладил. Его тепло коснулось моего лица, шеи и груди, пробравшись глубоко внутрь. Впервые в жизни шестерёнки на старой девчачьей фабрике начали вращаться, и мои женские частички возбудились.

Я запрыгнула на него и оседлала, целуя с бесстыдным жаром. Потом провела руками по его груди, потворствуя своему желанию поклониться мужскому телу — твёрдому и мягкому одновременно… Кстати, о твёрдости и мягкости…

Его огромный член стал ещё больше и затвердел, прикасаясь к моим уже покалывающим женским частям. Я застонала. Тепло его тела так греховно восхитительно.

Нармер провёл большими руками по моей груди. Я знала, что их размер и форма понравятся; смертные мужчины не могли удержаться, чтобы не пялиться. Обычно я думала, что это глупо, но теперь, зная, что мой человеческий облик взволновал его, была довольна.

Он опустил руки к моему обнажённому животу, крепко сжал талию и начал раскачивать в такт своим бёдрам.

О боги!

Думаю, он разжигает там пожар! Я не могла больше выносить восхитительное трение и оторвалась от его губ, желая увидеть изысканно мужественное лицо. Он тяжело открыл глаза, посмотрел на меня и… закричал во всю глотку! Затем отшвырнул меня, и я скатилась с кровати на холодный каменный пол.

— Какого чёрта?

Я выглянула из-за края кровати и увидела, как Нармер корчится от боли, сжав через ткань свой член. Ой. Я забыла сказать ему об этом.

— К-хм… Нармер. — Я прикоснулась к его плечу, но он просто качался взад и вперёд, мучаясь.

— Нармер?

— А-а-а-а. Что? — простонал он.

— По поводу маленького бушующего огонька на твоём тотемном столбе. Я, э-э-э…

— Ты заплатишь за это, богиня. — Он сел, повернувшись ко мне спиной.

— Что?

Он повернул ко мне свекольно-красное лицо.

— Думаешь, можешь выставить меня дураком?

Ну… Да, я так думала, но это применимо ко всем! Что тут ещё добавить? Но почему он решил, что я сделала это нарочно? Неужели он забыл, что надел на меня дурацкий ошейник? У меня не было сил, но я не могу заглушить то, кто я. Тело продолжало излучать концентрированную энергию. В конце концов, я богиня, сотворённая из чистого света. Тело — всего лишь оболочка, которая позволила мне ходить по миру людей. Но я не человек, а он не божество. Мы несовместимы. На самом деле, длительное воздействие убьёт его. Поджарит, как кусок бекона. Хрустящий король.

От этого никуда не деться; мне суждено навек остаться одной.

Так и лёжа на полу, я отвернулась, подтянула колени к — теперь пустой, тёмной, тяжёлой — груди и заплакала. Да, знаю. Божества не плачут. Но иногда, когда они понимают, что для них нет никакой надежды, такое случается.

— Опять твои фокусы, как погляжу, — протянул он. — Но твоя ложь и женские уловки на меня не подействуют.

— Просто уходи! Уходи! — закричала я. Достаточно того, что я — Богиня подземного мира — плакала!

Я услышала шарканье его ног по полу, когда он обошёл кровать.

— Я приказываю тебе перестать плакать!

— Нет!

Он схватил меня за руку, поднял и стиснул плечи.

— Да. Ты прекратишь попытки манипулировать мной и дашь мне клятву. А ещё перестанешь пытаться выставить меня дураком!

— Ты не понимаешь, да? — отрезала я, пытаясь вырваться из его хватки. — Тебя уже выставили дураком! Я не могу быть твоей королевой. Не могу быть ничьей королевой. Божества и люди несовместимы. Этот маленький «трюк», как ты его назвал, всего лишь химия наших тел.

— Что ещё за «химия»? — спросил он.

Тьфу. Это термин будущего.

— Это значит, что твоё тело подобно дереву, а моё подобно молнии. При соединении они создадут огонь.

Он ослабил хватку.

— Правда?

Я кивнула.

Он потёр лоб и повернулся, чтобы уйти.

— Подожди, ты куда? — спросила я.

— Найти магию, чтобы исправить это. — Он исчез в дверном проёме.

Я опустила голову и принялась массировать виски.

— Что ты делаешь, Симил? Он скоро умрёт, а ты играешь в фэнтези-перепихон! Со смертным.

Я громко вздохнула. Не потому, что была разочарована в себе, а потому, что не существовало такой магии, чтобы исправить это, и впервые в жизни я действительно хотела то, чего не могла иметь: человека. Человека, который вот-вот умрёт и, скорее всего, окажется одной из тех упрямых, брыкающихся и воющих задниц, которых мне пришлось тащить на другую сторону за уши.

Эта ситуация вопиюще трагична.

— Я, должно быть, основательно спятила.

Держа наготове любимый кинжал, Нармер ворвался в спальню жреца, напугав старика и трёх обнажённых женщин, которые, по-видимому, делали ему массаж перед сном. Отвратительно. Как они могут касаться его? Нармер подавил рвотный позыв.

— Вон отсюда! — прорычал Нармер на женщин, которые схватили свои платья и убежали.

Жрец слез с кровати и прислонился спиной к стене.

— Успокойся, мой повелитель. Уверен, что это просто какое-то недоразумение.

— Ты меня обманул! И я не твой повелитель! Ты недостоин быть даже самым ничтожным моим подданным. Я твой палач! — Нармер приставил длинный нож к горлу мужчины.

Жрец вцепился в руку Нармера.

— Вижу, ты расстроен, — прохрипел жрец.

— Богиня не может спать со мной. Она говорит, что мы физически несовместимы — огонь и дерево. — Нармер прижал жреца спиной к стене. — Клянусь богами, ты всё исправишь!