Страсть к рыбалке в нашей семье, судя по всему, передаётся из поколения в поколение по мужской линии. О своём прадеде, правда, я ничего не знаю, и мне кажется, что никто о нём не знал ровным счётом ничего с тех пор, как появился на свет мой дедушка, но мне точно известно, что дедушка увлекался рыбной ловлей с самой юности, когда Днепр ещё не был таким широким, а рыбы в нём было намного больше, чем сейчас. Помню, он рассказывал, что леща весом больше килограмма можно было поймать на удочку прямо у самого берега, и это не было редкостью. Для того чтобы наловить полный садок рыбы, не нужны были мощные карбоновые удилища, тяжелые фидерные кормушки, светящиеся насадки и мешки специальной прикормки (этого всего попросту даже не существовало), а нужен был ореховый прут, кусок лески, поплавок из гусиного пера, грузок из оружейной дроби, крючок (часто самодельный) и ржавая консервная банка дождевых червей. На щуку ходили с бамбуковым спиннингом и блесной из баббита, так же зачастую отлитой в домашних условиях. Никто даже представить себе не мог, что спустя время, рыбаки будут таскать на водоём целые коробки разноцветных силиконовых рыбок, пластиковых воблеров, напоминающих детские игрушки, если бы не тройные крючки, расположенные сразу в нескольких местах, искусственных червей, лягушек, креветок и множества других занимательных вещей. И главное, что, имея такой арсенал приманок, теперь нет никаких гарантий поймать хоть что-нибудь, кроме водорослей.
Отец вытащил первую рыбешку, когда ему было четыре года. Дед смастерил ему удочку из ветки ближайшего кустарника и объяснил, как ей пользоваться. Полагаю, что это был хитрый план, как занять ребенка, чтобы тот не путался под ногами, но, поймав свою первую добычу, почувствовав вибрацию прутика от сопротивляющейся рыбешки, испытав гордость за победу, хоть и над мелкой, но всё же рыбой, мой папа заразился рыбалкой навсегда.
Ему повезло застать те времена, когда для ловли, скажем, окуня достаточно было наживить кусочек двустворчатого речного моллюска, называемого беззубкой, а в магазинах «Охота и рыбалка» ещё не продавались пластиковые рыбки, настолько похожие на живых, что больше хочется отнести их к произведениям искусства, чем к приманке для хищных обитателей рек и озёр. Кстати, они бывают даже ручной работы. И стоят, как десять килограмм свежей, уже пойманной, рыбы. К сожалению, в те времена в магазинах «Охота и рыбалка» не было не только воблеров и виброхвостов, но и всего остального тоже часто не было. Когда мы разбирали папин старый рыболовный хлам на антресоли, я был поражён тем, что среди прочего барахла, там оказались гипсовые формы для отливки блёсен и грузков любых размеров и на любой вкус. Отец показал мне свои поводки и отводы, которые сам скручивал из проволоки, самодельные вертлюги и карабины, даже садок, который однажды он сплёл сам. И сделал он это не из любви к рукоделию, как можно было бы подумать, а потому что иначе раздобыть все эти нужные вещи порой было невозможно.
Когда рыбалкой увлёкся я, ситуация кардинально изменилась. Конечно, она изменилась не из-за того, что именно я увлёкся рыбалкой, а вследствие многих неблагоприятных для рыбной популяции факторов. Снастей на любой вкус в магазинах стало в десятки раз больше, а рыбы в реках во столько же раз меньше. Загрязнение воды производственными отходами, регулирование течения плотинами, не позволяющее рыбе свободно и безопасно нереститься, в конце концов, современные рыболовные технологии и браконьерство – всё это послужило причиной уменьшения рыбных ресурсов, и стимулом для изобретения всё более новых и изощренных способов перехитрить современную добычу.
Свой первый трофей я поймал на устье Десны, где мы всей семьёй жили каждое лето в деревянном домике на бетонных сваях, необходимых там каждому строению, чтобы его не затопило весенним паводком. Мне тогда было пять лет. Отец доверил мне бамбуковую удочку с самой примитивной снастью для ловли живца. Помню, как мне было тяжело управляться поначалу с прутом, и с каким трудом мне давался каждый заброс, поскольку удочка казалась мне невероятно длинной. В сравнении с моим ростом так и было, но, вытащив на берег свою первую верховодку (так в наших краях часто называют уклейку – мелкую рыбку, имеющую продолговатую форму тела, обитающую у поверхности воды, и питающуюся всем, что в неё падает), я стал намного увереннее и смелее. Уже через неделю ежедневной практики ни длина удочки, ни её вес не мешали мне преследовать главную цель – рыбу. Замечая меня, увлеченно следящего за поплавком, проходящие мимо мужики не могли не удивиться, и не отметить, что из меня вырастет настоящий рыбак. Отец смеялся над этими словами, а меня переполняла гордость.
Спустя каких-то десять лет и отец перестал смеяться. Он начал брать меня с собой, когда отправлялся на рыбалку со своими друзьями и обучал всевозможным хитростям этого захватывающего и сложного ремесла. Он не только показывал мне, как правильно нужно вязать всевозможные снасти, как выбирать подходящее место и время суток для ловли той или иной рыбы, но и рассказывал народные приметы, связанные с природными явлениями и их влиянием на клёв. Но самым интересным в этих поездках были ночные рыболовные истории у костра, которыми охотно делились, перебивая друг друга, рыбаки. Я знал, что многие из них, мягко говоря, не совсем правдивые, но это было совершенно не важно. С незапамятных времён у рыбаков вошло в традицию преувеличивать свои достижения. Я слушал и мечтал, что когда-нибудь и мне будет что рассказать и чем похвастаться.
Первым делом я разложил на песке свою лодку и принялся накачивать её баллоны хвойным ароматом с примесью болотных водорослей. Сначала внутреннюю камеру, затем внешнюю. Так же я накачал воздухом надувное дно лодки. Вся процедура заняла у меня около двадцати пяти минут.
Я очень гордился своей лодкой. При общей длине чуть меньше трёх метров она обладала довольно внушительной грузоподъемностью в триста килограмм. Две независимые воздушные камеры обеспечивали безопасность при повреждении одной из них. Надувное дно встречается довольно редко в лодках такого типа. Его преимущество в том, что прослойка воздуха не позволяет быстро остывать днищу, если вода за бортом холодная.
Покончив с надувкой, я протянул по периметру лодки леерный канат, который может пригодиться в случае, если я по какой-то невероятной причине окажусь за бортом, установил две фанерные банки (зачем две – не знаю) и собрал вёсла. Вставив их в уключины, я подтащил лодку к кромке воды, но оставил на суше. Теперь мне было нужно погрузить в неё связку спиннингов, здоровый спортивный рюкзак с рыболовными снастями, ещё один рюкзак с прикормкой и походными инструментами, сумку с продуктами и питьевой водой, а так же насос, который только что был мне так незаменим и пустой пластиковый мешок, в котором я хранил лодку. Справившись с этой задачей, я взглянул на часы: половина третьего.
Несмотря на то, что всё лето в свободные от работы дни я провёл в одиночестве на рыбалке, эта поездка стала вызывать у меня определённое волнение, поскольку на остров до этого момента я всегда отправлялся исключительно со Славиком. Делали мы это один или два раза за сезон на протяжении последних трёх лет. Чаще выезжать на рыбалку вместе у нас не получалось из-за работы Славика. Он ещё в школе начал увлекался информатикой и в результате стал неплохим программистом. Работа не пыльная, зарплата неприлично высокая – можно было бы позавидовать, но для такого свободолюбивого человека, как я, совершенно недопустимым являлся ненормированный рабочий график Славика, который не только регулярно накрывал медным тазом его планы, но и, бывало не раз, портил даже мои. Не исключено, что именно из-за этой работы Славик до сих пор был не женат.
Об острове я узнал от своего тестя. Он не столько увлекался рыбалкой, сколько охотой, однако, не упускал возможности попить водки со старыми друзьями на острове, куда однажды прихватил с собой и меня. Случилось это три года назад, когда мы с Наташей были ещё счастливой молодой семейной парой, мечтающей о куче маленьких детишек и скромном домике на Мальдивах.
